Мучения Минти Мэлоун - Вульф Изабель. Страница 17

Глубоко дыша, я прошла через редакцию новостей, мимо отдела продаж и направилась прямиком в офис программы «События». Здесь царил хаос. Как обычно, уборщики не появились. Столы были завалены книгами и бумагами, мусор вываливался из корзин. Магнитофонная лента червяком свернулась на полу, из опрокинутой чашки на ковер капал чай. В одном углу принтер выплевывал листки со сценарием, которые никто не давал себе труда собирать. Где же все? Я была в недоумении. Что происходит? Лишь когда из соседней комнаты для переговоров донесся знакомый пронзительный визг, я поняла, что совещание началось раньше обычного. Приоткрыв дверь, я протиснулась внутрь. Чудесно. Они были слишком заняты спором, и никто меня не заметил.

– Девьмо! – взвизгнула Мелинда, наша звезда эфира, и я в который раз поразилась, как девушке с таким дефектом речи удалось стать профессиональной радиоведущей.

На самом деле существовало простое объяснение: во-первых, ее дядя – владелец нашей радиостанции, и, во-вторых, ее дядя – владелец нашей радиостанции. Сэр Перси Миттен, король колготок. Большой человек в трикотажном бизнесе. Знающие люди говорят, будто его колготки, что называется, denier cri [40]. Но два года назад он продал компанию «Красотка Пенни» – как вы понимаете, далеко не за пару пенни, – и решил купить радио «Лондон». Тогда многие магнаты надумали заняться средствами массовой информации, стало модным иметь собственную радиостанцию. Прошли те времена, когда коммерческие радиокомпании боролись за выживание, едва сводя концы с концами. Теперь никто уже над ними не смеялся. Более того, радиостанция превратилась в модный аксессуар, без которого было не обойтись ни одному успешному промышленнику, присмотревшему себе кресло в палате лордов. И вот, в один прекрасный день, мы пришли на работу и узнали, что нас собрались перекупить. Владельцы продали нас группе компаний «Миттен», как продают подержанный автомобиль. Никто ничего не подозревал до последней минуты. Даже Джек. Нас поставили перед фактом. Джека проинформировали утром, когда он шел на работу – позвонили по мобильному. На какое-то время все в редакции пришло вразброд. Мы не знали, чего ожидать. То и дело раздавались пугающие словечки вроде «рационализация» и «сокращение бюджета». Сотрудники старше тридцати пяти страшились увольнения. Боба Харпера, «голос радио „Лондон»», вызвали на ковер и выкинули вон, после чего – на следующий же день – возникла Мелинда, на «порше» и в облаке духов «Пуазон».

«Пвивет, вебята! – дружелюбно прокартавила она. – Я новая вадиоведущая».

Если не считать появления Мелинды, жизнь на радиостанции не особенно изменилась. Конечно, в «Телегиде» печатали всякие сплетни, и ходили мрачные разговоры, что Джека уволят. Поговаривали, что он утратил прежнее могущество и должен упасть грудью на собственный меч. К тому же ему исполнилось сорок – опасный возраст в бизнесе, где работают только молодые. Однако он устоял, чему я была очень рада. Именно Джеку я обязана тем, что вышла в эфир. Я ничего не знала о работе на радио (раньше я преподавала), но вдруг «заболела» радиожурналистикой и стала осаждать Джека. Написала ему и получила отказ. Написала снова, с тем же успехом. Тогда я отправилась в офис радио «Лондон», полагаясь на своего ангела-хранителя, и через ассистентку Джека, Монику, попыталась добиться встречи. Моника ответила, что Джек слишком занят. Я вернулась на следующий день, и на этот раз он уступил. Моника проводила меня в его кабинет. Джек сидел, уставившись в экран компьютера. Ему было под сорок, и он показался мне чертовски привлекательным.

– Послушайте, я и рад бы пойти навстречу, – начал он, – но у меня нет вакансий. В любом случае, я нанимаю только людей со специальным образованием.

– Но я готова учиться, – не сдавалась я.

– Нет, – твердо ответил он. – У нас нет денег, чтобы обучать вас.

– И сколько же это стоит?

– Не в этом дело. – Джек уже пришел в раздражение. – Вы даже никогда не работали журналистом. – Действительно. Я совершенно не подходила на роль радиожурналиста. – Если я принимаю кого-то на работу, – объяснял он, – мне приходится обосновывать свой выбор перед дирекцией компании. И боюсь, моего бюджета не хватит, чтобы натаскивать начинающих. – Он протянул мое резюме. – Мне очень жаль. Восхищен вашей настойчивостью, но боюсь, ничем не могу помочь.

– Как же так... Я хочу стать радиожурналистом, – не унималась я, будто мое желание чего-то значило. – Уверена, у меня получится.

– У вас нет опыта, – устало отозвался он. – Поэтому вынужден вам отказать.

Но выставить меня было не так-то просто. Я упрямо пыталась переубедить его. Сейчас я сама поражаюсь своей наглости. В конце концов, он чуть на меня не наорал. Продемонстрировал гималайскую гору резюме. Заставил прослушать ролики трех ведущих репортеров. Предложил попытать счастья в «Биб», занявшись приготовлением кофе. Но я прилипла, как скотч:

– Я буду работать бесплатно.

– Так же нельзя, – простонал он. Перегнулся через огромный стол, заваленный бумагами, сложил руки, как для молитвы, и заговорил шепотом: – Вы не умеете редактировать новостную ленту, в жизни не брали интервью, не представляете, как сделать репортаж, и не отличите микрофон от бейсбольной биты. Мне нужны компетентные, талантливые сотрудники с опытом работы. Минти, боюсь, больше мне сказать нечего.

– О'кей. Знаю, у меня нет опыта, но я очень хочу работать и моментально всему научусь, только дайте мне шанс. Понимаете, я прочитала книгу о радиопередачах и уже многое знаю.

– Книгу? – он оживился. – Впечатляет. Ладно, – произнес Джек, сверля меня взглядом. – Что такое «уши»?

– Наушники.

– Что значит «дублировать»?

– Копировать.

– Очистить?

– Убрать помехи.

– Звуки дикой природы?

– М-м-м... Помехи на заднем плане: птичье пение, шум мотора.

– Почти угадала. Подрыв?

– Микрофонный треск.

– О'кей. Дорожки? – Он крутился на кресле и набирал что-то на клавиатуре компьютера.

– Отредактированные вставки из интервью, – отрапортовала я.

– Обрезок? – Он повернулся к принтеру, который заработал с пронзительным писком.

– Сокращенная рекламная пауза перед прямым включением.

Честно говоря, эта экзаменовка меня уже доконала, а Джек что-то печатал на компьютере.

– Что значит «д.в.с.»?

– Дюймов в секунду.

– Молодец. Что такое «наложенная запись»?– Теперь он опять что-то распечатывал.

– Понятия не имею. – Мне уже все обрыдло.

– Одно и то же интервью, записанное в двух разных местах и сведенное воедино позже. – Он просматривал напечатанное. – Что такое «очередь»?

– Не знаю. – Я решила, что с меня довольно, и встала.

– Музыка или речь, которая следует за предыдущим отрывком эфира без связки и объяснения. – Он сложил распечатанный листок пополам. – Что такое «Лирек»?

– Не знаю, и знать не хочу! – взорвалась я. – Мне все равно.

– Портативный катушечный магнитофон, очень старая модель, но все еще используется для О-Би. Что такое О-Би?

– Тампоны? – предположила я и подняла с пола сумку. – Это все скучные технические термины. Мне не обязательно их знать. Я хочу делать репортажи, а не работать звукорежиссером. Извините, что отняла у вас время. Попытаю счастья где-нибудь еще.

Только я схватилась за дверную ручку, как Джек протянул мне свернутый листок бумаги. Я взяла его и развернула.

– Так-так, – сказал Джек. Он стоял за столом и буравил меня взглядом своих темно-карих глаз. – Это сообщение о марше протеста защитников природы в Ламбетё. Там планируют построить гипермаркет и проложить новый отрезок шоссе, поэтому зеленые подняли шум.

– Знаю! – загорелась я. – Потому что моя ма... – Я прикусила язык. Нет, маму лучше в это не вмешивать. – Читала в газете, – соврала я.

Джек заложил руки за голову и откинулся в кресле:

– Хочу, чтобы вы туда съездили и собрали информацию. Грохот бульдозеров, выступления протестующих – не больше шести – в качестве дополнения к интервью, которое мы выпускаем в эфир завтра. Моя ассистентка, Моника, найдет вам магнитофон. – Он опять уткнулся в экран компьютера. – Держите провод покрепче, чтобы не трещал, и помните: нельзя подносить микрофон ко рту ближе, чем на расстояние вытянутой руки. Когда вернетесь, я попрошу одного из выпускающих, чтобы помог вам смонтировать репортаж. – Он серьезно посмотрел на меня. – Ничего страшного, если у вас возникнут маленькие проблемы. Но если завалите репортаж, никогда больше не попадайтесь мне на глаза.