Костры амбиций - Вулф Том. Страница 126

Будто тонкий ценитель искусства цветочной аранжировки, он принялся разглядывать плетеное творение Гека Тигга. Потом изобразил на лице ухмылку, будто забавляется собственными мыслями. Потом отпил вина и устремил взгляд на второй стол, будто переглядываясь там с кем-то… Улыбнулся… Что-то беззвучно пробормотал, обращаясь к бликам на стене. Отпил еще вина. Снова полюбовался плетеным боком корзины. Пересчитал обнаженные позвонки миссис Ротроут. И от души обрадовался, когда за плечом у него возник один из официантов, приезжающих работать в Нью-Йорк из-под Нового Орлеана, и снова наполнил ему стакан.

В качестве главного блюда внесли на огромных фарфоровых подносах нарезанный ломтями розовый ростбиф в завитках жареного лука, моркови, картофеля. Простая, здоровая американская еда. Простые, здоровые американские главные блюда между экзотическими прологами и эпилогами, сейчас comme il faut <В моде (франц.)>, ведь парадность вышла из моды. Когда официант начинает протягивать над плечами гостей огромные подносы, чтобы все брали, что захотят, это служит своего рода сигналом для смены разговорного партнера. Смертельно больной — строго entre nous — английский поэт лорд Баффинг обращается к перепудренной мадам Корналья. А Мария — к Шерману. Она улыбается и заглядывает ему в глаза. Слишком близко! Что, если Джуди как раз сейчас на них посмотрит? Он изображает на лице каменную светскую улыбку.

— Ф-фу! — Мария облегченно переводит дыхание, указывая глазами на лорда Баффинга.

Шерман не хочет говорить про лорда Баффинга. Он хочет рассказать про посещение двух детективов. Но лучше не сразу, а то, может быть, Джуди смотрит.

— Да, как же, как же! — говорит он, по-светски скалясь во весь рот. — Вы же недолюбливаете англичан.

— Не в том дело, — отвечает Мария. — Он вроде и неплохой мужик. Но я почти ничего не могла понять. Такой акцент, умора!

Шерман, со светским оскалом:

— О чем же он рассуждал?

— О смысле жизни. Нет, правда-правда.

Со светским оскалом:

— И в чем же этот смысл состоит, он случайно не сообщил?

— Именно что сообщил. В размножении.

Все также скалясь:

— В размножении?

— Ага. Он сказал, у него семьдесят лет ушло на то, чтобы постичь, что единственный смысл жизни — это размножение. Природа, говорит, озабочена только одним: размножением ради размножения.

Не переставая скалиться:

— В его устах это звучит довольно пикантно. Он ведь голубой.

— Да ну? Кто сказал?

— Вот эта. — Шерман кивает на миссис Ротроут. — Кстати, кто она? Вы знакомы?

— Да. Салли Ролроут. Агент по продаже недвижимости.

— Недвижимости? — не забывая про светский оскал, повторил Шерман. Надо же! Кто это приглашает в гости агентов по продаже недвижимости?

Мария, словно прочитав его мысли, сказала:

— Ты отстал от жизни, Шерман. Сейчас агенты по недвижимости — это самый шик. Она повсюду бывает вон с тем красномордым бочонком. Лорд Гугт его имя, — она кивком указала на второй стол.

— Тот жирный? Говорит с английским акцентом?

— Ну да.

— А кто он?

— Банкир какой-то.

Шерман снова спохватился насчет оскала:

— Мне надо тебе кое-что сказать, Мария, но… пожалуйста, отнесись спокойно. Моя жена сидит за тем столом лицом к нам. Так что сохраняй сдержанность.

— Ах, что вы говорите, мистер Мак-Кой, мой голубчик?

Держа на лице, словно маску, все ту же застывшую светскую улыбку, Шерман поведал ей вкратце о своем объяснении с двумя полицейскими.

Как он и опасался, Мария, забыв о приличии, нахмурилась и покачала головой.

— Ну, и черта ли ты не дал им осмотреть машину, Шерман? Ты же говорил, она в порядке!

Изо всех сил растягивая губы:

— Эй! Поосторожнее, пожалуйста, моя жена, может быть, смотрит. Меня беспокоила не машина. Я не хотел, чтобы они расспрашивали дежурного. Мог оказаться как раз тот же, что и тогда, когда я ставил машину.

— Господи, Шерман! И ты же еще мне говоришь, чтобы я вела себя спокойно! А сам бог знает что накрутил. Ты уверен, что ничего им не ляпнул?

Со светским оскалом:

— О да, вполне.

— Да перестань ты, ради Христа, скалиться как идиот. Ты вполне имеешь право вести с соседкой за столом серьезный разговор, даже если твоя жена и смотрит. Я вообще не понимаю, какого черта ты согласился разговаривать с полицейскими.

— Мне тогда показалось, что так будет лучше.

— Говорила я, что ты для таких вещей не годишься.

Снова любезно растянув губы, Шерман бросил взгляд на Джуди. Она тоже старательно сияла светской улыбкой, нацеленной на краснокожего барона Хохсвальда. Шерман, не переставая скалиться, обернулся к Марии.

— Я же просила, — сказала она.

Он согнал ухмылку с губ.

— Когда мы можем поговорить? Когда я смогу тебя увидеть?

— Позвони завтра вечером.

— Хорошо. Завтра вечером. А пока я хочу у тебя спросить, ты не слышала, чтобы кто-нибудь обсуждал ту публикацию в «Сити лайт»? Сегодня, здесь?

Мария весело рассмеялась. И очень хорошо. Если Джуди смотрит, то подумает, что они ведут остроумный светский разговор.

— Ты шутишь? — отозвалась Мария. — Эти люди если что и читают в «Сити лайт», то только вот ее колонку. — И указала глазами на свою визави, крупную женщину «интересного возраста» со взбитой шапкой светлых волос и такими густыми и длинными накладными ресницами, что едва поднимала веки.

— Кто это? — со светским оскалом.

— «Тень».

У Шермана екнуло сердце.

— Ты серьезно? Пригласить на званый обед журналистку из «Светской хроники»?

— А чего? За милую душу. Только ты не беспокойся. Ты ее не интересуешь. И уличные происшествия в Бронксе ее тоже не интересуют. Вот если бы я застрелила Артура, это бы ее заинтересовало. И я бы не прочь доставить ей такое удовольствие.

Мария принялась ругать своего супруга. Он злобный и ревнивый. Превращает ее жизнь в ад. Обзывает ее шлюхой. Лицо ее все больше искажалось ненавистью. Шерман встревожился: может быть, Джуди как раз смотрит! Надо бы снова изобразить на лице жизнерадостную улыбку, но как тут будешь улыбаться, когда она так жалуется?

— Представляешь, ходит по дому и зовет меня шлюхой: «Ты, шлюха! Шлюха!» — прямо при слугах. Думаешь, приятно? Еще раз он меня обзовет, я тогда трахну его по башке чем-нибудь тяжелым, вот ей-богу.