Костры амбиций - Вулф Том. Страница 91

— Прямо не знаю, — отвечает Салливан и сводит брови к переносице, словно решая самый ответственный и мучительный вопрос в своей жизни.

— Ты думаешь, изнасилование пойдет ежедневными отчетами?

— Не знаю. Должно быть.

Ежедневные отчеты. Крамер понимает, почему ему так неприятен Салливан и его шикарные одежки. Проработав судебным репортером четырнадцать лет, Салливан получает теперь 51 тысячу долларов в год, потолок на гражданской службе, — на 14,5 тысяч больше Крамера — но это только фундамент его благосостояния. Сверх жалованья судебные репортеры продают постранично свои стенограммы по 4,5 доллара за страницу. «Ежедневные отчеты» означают, что каждый защитник в деле и каждый прокурор да плюс еще судья заказывают у него по экземпляру стенографического протокола за день, а это — срочная работа, за которую берут и по 6 долларов, и больше. В случаях, когда обвиняемых несколько — а в делах об изнасиловании это не редкость, — получается за страницу долларов 14— 15. Рассказывают, что в прошлом году на процессе об убийстве, по которому проходила шайка торговцев наркотиками — албанцев, Салливан на двоих еще с одним репортером за две с половиной недели работы выручили 30 тысяч. Для них заработать 75 тысяч в год — просто плёвое дело, а это — на 10 тысяч больше, чем получает судья, и в два раза превосходит жалованье Крамера. И это судебный репортер! Автомат за стенографической машинкой! Человек, не имеющий права в суде рта раскрыть, разве только обратиться к судье с просьбой, чтобы то или иное лицо повторило сказанное слово или предложение. А с другой стороны — он, Ларри Крамер, выпускник Колумбийского университета, помощник окружного прокурора, и он должен ломать голову: хватит ли у него денег пригласить девушку в ресторан в Ист-Сайде?

— Эй, Крамер. — Секретарь ЭЙзенберг опять протягивает ему телефонную трубку.

— Да, Берни.

— Я уладил с Эйзенбергом, Ларри. Он поставит братьев Терцио последними в расписании. А ты подойди сейчас сюда. Надо, блин, что-то сделать с этим делом Лэмба, чтоб ему.

— Янки строят свои муниципальные дома так, что лифт останавливается через этаж, — рассказывает Фэллоу. — И в них пахнет мочой. В лифтах, я имею в виду. Как только войдешь, тебя сразу обдает резким запахом человеческой мочи.

— Почему через этаж? — недоумевает сэр Джеральд Стейнер, жадно внимающий рассказу о жизни «на дне». Рядом стоит его главный редактор Брайен Хайридж, он тоже весь внимание. В углу кабинки на пластиковой вешалке по-прежнему висит старый плащ Фэллоу все с той же флягой водки в прорезном кармане. Но сегодня перебарывать утреннее похмелье ему помогают горячий и благосклонный интерес высоких слушателей.

— Наверно, для экономии средств на строительство, — отвечает Фэллоу. — Или чтобы бедняки не забывали, что живут из милости. Чьи квартиры на этаже с лифтом, им, конечно, ничего, но остальным приходится нажимать кнопку на этаж выше и потом спускаться по лестнице пешком. А это в башнях Бронкса небезопасное занятие. Мать этого парня, миссис Лэмб, рассказала мне, что при вселении она недосчиталась половины своей мебели. — На губах у Фэллоу при этом играет кривая усмешка, которая означает, что история, конечно, грустная, но нельзя не признать, что и забавная в то же время. — Она подняла мебель на лифте этажом выше, и оттуда они перетаскивали ее вниз на руках, и всякий раз по возвращении обнаруживалось, что какого-то предмета не хватает. У них там правило такое. Когда на этаж без лифта вселяются новые жильцы, старые норовят стащить у них с площадки что успеют!

Грязный Мыш и Хайридж изо всех сил стараются не рассмеяться, ведь в конце концов речь идет о несчастных бедняках.

Грязный Мыш присел на край его стола, это означает, что он сменил пока что гнев на милость. Душа Фэллоу взыграла. Он видит перед собой уже не Грязного Мыша, но сэра Джеральда Стейнера, просвещенного барона британского издательского бизнеса, по чьему личному приглашению он, Питер Фэллоу, прибыл в Новый Свет.

— Если спускаться там по лестнице, можно вообще жизнью поплатиться, — продолжает он рассказ. — Миссис Лэмб и мне сказала, чтобы я не вздумал ни в коем случае идти вниз пешком.

— Почему? — с придыханием спрашивает Стейнер.

— Для муниципальных домов лестницы — это своего рода темные переулки. Квартиры строятся одна над одной в таких больших башнях, а башни расставлены как попало на участках, которые считаются вроде бы парками. Конечно, на земле не осталось ни травинки, но все равно там нет ни улиц, ни переулков, ни дворов, ни пивных, а просто голая пустошь от дома до дома. Нет укромных мест, чтобы предаваться греху. Вот местные жители и приспособили для этих целей лестничные площадки. Что только там не делается, на лестничных площадках!

Сэр Джеральд Стейнер и главный редактор смотрят на Фэллоу такими расширенными глазами, что он не выдерживает искушения. Мозг его затопляет всплеск поэтической вольности.

— Должен признаться, что я все-таки не стерпел. Решил проделать в обратном направлении путь, которым прошла миссис Лэмб с сыном, когда вселялась в башню микрорайона имени Эдгара Аллана По.

На самом-то деле, услышав предостережение, Фэллоу тогда не отважился и нос высунуть на лестницу. Но теперь в его возбужденном мозгу, клубясь, всплывают вполне наглядные лживые картины: бестрепетно шагая вниз по ступеням, он столкнулся со всеми видами порока — тут и прелюбодеяние, и курение крэка, и уколы героина, и бросание костей, и игра в очко, и снова прелюбодеяние.

Стейнер и Хайридж слушают разинув рты и выпучив глаза.

— Вы не шутите? — спрашивает Хайридж. — И как они себя вели при виде вас?

— Да никак. Продолжали заниматься своим делом. В эдаком кайфе что им прохожий газетчик?

— Настоящий Хогарт, — говорит Стейнер. — «Спиртной переулок». Только вертикальный.

Фэллоу и Хайридж дружно и восхищенно смеются этому остроумному сравнению.

— «Вертикальный Спиртной переулок», — повторяет Хайридж.

— А знаете, Джерри, неплохой заголовок для двухчастного репортажа. О жизни в муниципальных трущобах.