Домой возврата нет - Вулф Томас. Страница 23
Несколько минут миссис Флад хранила задумчивое молчание. Но когда похоронная процессия медленно двинулась по улицам Либия-хилла, она стала бросать быстрые взгляды то в правое, то в левое окно и вскоре, без всяких предисловий, принялась рассказывать своим спутникам историю каждого дома и владения, мимо которого они проезжали. Это было однообразно, до одурения подробно и утомительно. Она болтала без передышки, коротко, беспорядочно взмахивая рукой, и если изредка на миг смолкала, то лишь затем, чтобы важно покивать в знак одобрения собственным речам.
— Понимаете, да? — говорила она и убежденно кивала сама себе, нимало не заботясь, слушают ее или нет, благо сидят какие-то истуканы на ролях слушателей. — Понимаете, что они тут задумали учинить, да? Ну, как же, Фред Барнс, Рой Симс и Мак Джадсон, вся эта шатия — ну, как же! Да-да! Постойте-ка! — воскликнула она, сосредоточенно хмуря брови. — Я же про это читала, так? Это ж было в газете… ну да, ну да… неделю назад или, может, две… про то, как они надумали снести весь этот квартал, а на месте старых домов построить роскошный гараж, в наших краях такого еще не бывало! Понимаете, громаднейший гараж, целый квартал займет, а над ним шикарный домина, восемь этажей, и второй этаж тоже отведут под машины и станут сдавать помещения докторам под прием больных… да-да, как же, а на самом верху, на крыше, даже разобьют сад и устроят большой ресторан. Им все это влетит в полмиллиона долларов, да еще с хвостиком, каждый квадратный фут обойдется в две тысячи! — восклицала она. — Тьфу, пропасть! Это ж цены для Главной улицы… За такие деньги можно в самом центре землю отхватить. Сказала бы я им, что к чему, да куда там… — она легонько, презрительно качает головой, — нет, дудки! Им только здесь землю подавай, ничего другого не хотят. Ну и потеряют все до последней рубашки, их счастье, если сами целы останутся!
Джордж и Маргарет не отозвались ни словом, но Делия Флад словно этого и не заметила и, когда процессия, проехав по мосту, свернула на Престон-авеню, продолжала гнуть свое:
— Поглядите-ка вон на тот дом и участок при нем. Два года назад я за него заплатила двадцать пять тысяч, а сейчас ему цена все пятьдесят и ни пенни меньше. Да-да, и уж я эту цену возьму. Тьфу, пропасть! Нет, вы слушайте! — Она энергично замотала головой. — Меня-то им не облапошить! Я сразу поняла, что у него на уме. Да! Мак Джадсон ко мне приходил, так? Хотел со мной сторговаться, так? Ну как же, еще в начале апреля. — Она нетерпеливо отмахнулась, будто это должно быть известно всем и каждому. — И вся шайка с ним заодно, он за них и действует, ясно, как дважды два. «Вот что я вам скажу, — говорит. — Мы, говорит, знаем, вы женщина деловая, проницательная, мы вас высоко ставим, войдите с нами в компанию, вот, мол, я вам отдам три отличных участка на Сосновой дороге в Риджвуде, а вы мне — этот дом и участок на Престон-авеню. Вам, говорит, в это дело ни цента вкладывать не надо. Это, говорит, честный обмен, так на так, просто мы не хотим, чтоб вы остались в стороне». А я ему: «Что ж, говорю, очень мило с вашей стороны, Мак, спасибо за любезность. Хотите, говорю, получить этот дом и мой участок на Престон-авеню — отчего ж, извольте. Цена моя, говорю, вам известна — пятьдесят тысяч». И так напрямик и спрашиваю — а ваши, мол, риджвудские участки почем? А он мне: «Да как, мол, сказать. Я, мол, в точности не знаю, сколько они сейчас стоят. Цены на землю все время растут». А я гляжу ему прямо в глаза и говорю: «Так вот, говорю, Мак, я-то знаю цену этим участкам, они сейчас не стоят и того, что вы за них заплатили. Город растет не в ту сторону. И ежели хотите получить этот дом и участок, говорю, выкладывайте наличные и получайте. А меняться я не стану». Так я сказала, и, понятно, на том дело и кончилось. Больше он про это не заговаривал. Да-да, я сразу поняла, что у него на уме.
Приближаясь к кладбищу, вереница машин миновала перекресток — немощеная дорога вела меж полей вверх, к редким сиротливым соснам. Там, где эта дорога вливалась в шоссе, по обе стороны ее стояли два столба из тесаного гранита — ими отметили как бы вход в прекрасный, еще не построенный город, что величаво поднимется здесь на холмах, волнами откатившихся от реки к зеленым чащам. Но пока о грядущем великолепии свидетельствовали одни лишь эти пышные врата да вбитый среди поля шест и на нем доска с надписью.
— А? Что такое? — испуганно вскрикнула миссис Флад. — Что там написано?
Все вытянули шеи, пытаясь на ходу разобрать надпись, и Джордж прочитал вслух:
«Риверкрест.
В честь всех жителей здешнего края и во славу нового и лучшего города, который они здесь воздвигнут».
Миссис Флад выслушала это с явным удовольствием. Она медленно наклонила голову в знак совершенного согласия.
— Ага! — сказала она. — Так оно и будет.
Маргарет подтолкнула Джорджа локтем в бок и наклонилась к самому его уху.
— «В честь»! — презрительно прошептала она и продолжала жеманным тоном светской дамочки. — Не правда ли, как мило? В честь того, что вас возьмут за горло и обдерут как липку.
По дороге, огибающей кладбище, процессия медленно втянулась в ворота и наконец остановилась близ округлой вершины холма, пониже места упокоения Джойнеров. В одном углу этого участка росло огромное рожковое дерево, и под его сенью издавна хоронили всех Джойнеров. Тут стоял семейный памятник — тяжелая квадратная глыба чугунно-серого, до блеска отполированного гранита, на лоснящейся глади его выступали буквы: «Джойнер». По обе стороны этой главной надписи — имена и даты рождения и смерти старика Лафайета и его жены; а вокруг серой гранитной глыбы на пологом склоне рядами располагались могилы детей Лафайета. На каждой — памятник поменьше и на нем, под именем и датами, вырезан прописью какой-нибудь трогательный стишок.
С краю этого семейного кладбища мрачно зияла свежевырытая яма, рядом осыпалась комьями горка желтой глины. Выше, на склоне холма, ждали расставленные рядами складные стулья. К ним и направлялись теперь все, кто вылезал из машин.
Марк, Мэг и все прочие Джойнеры заняли передние ряды, Джордж с Маргарет и миссис Флад, которая по-прежнему не отставала от них, сели в последнем ряду. Все остальные — друзья, дальние родственники и просто знакомые — стали кучками позади.
Напротив кладбища густо зеленели, примерно мили на две, поросшие лесом холмы и лощины, они спускались к извилистой речке, а как раз напротив, на другом берегу, располагался самый центр города, деловая его часть. Отчетливо видны были шпили и дома — и старые постройки, и великолепные новые здания: гостиницы, учреждения и конторы, гаражи, церкви, а среди знакомых очертаний, дерзко сверкая, вздымались леса и бетонные стены новых строений. Это было великолепное зрелище.
Провожающие занимали свои места и ждали, пока несущие гроб одолеют с этой ношею последний медленный и тяжелый подъем на вершину холма, а тем временем миссис Флад, сложив руки на коленях, пристально рассматривала город. Потом принялась задумчиво качать головой, сожалеюще и неодобрительно поджала губы и сказала словно бы про себя:
— Гм, гм, гм! Плохо дело, плохо, плохо дело!
— Что такое, миссис Флад? — перегнувшись к ней, шепотом спросила Маргарет. — Что плохо?
— Да вот, что такое место выбрали под кладбище, — с сожалением сказала та. Она говорила таким театральным шепотом, что все вокруг слышали каждое слово. — Только вчера я говорила Фрэнку Кэндлеру — надо же, два самолучших участка, где бы городу строиться, а их взяли и отдали черномазым да покойникам! Вот ведь что сделали! А я всегда говорила — два лучших участка под застройку, с самым отличным видом, это Черный поселок и Верхнее кладбище. Я им сто лет назад могла это растолковать, да они бы сами могли понять, если б видели хоть немного подальше собственного носа: когда-нибудь наш город станет расти, и эта земля подскочит в цене. Ну, скажите на милость! Когда присматривали участок на кладбище, почему, скажите на милость, не выбрали хоть Бакстон-хилл? И вид там отличный, и земле не та цена. А тут, — все громче шептала она, — тут же самое что ни на есть подходящее место для застройки! Для жилья лучше не придумаешь. А насчет черномазых — я всегда говорила, им же будет лучше, если их переселить в низину, что возле станции. Теперь-то, конечно, поздно, ничего не поделаешь, а только тут крепко ошиблись! — докончила она все тем же шепотом и покачала головой. — Я-то всегда это знала!