Лунная Моль. Страница 3

Предыдущий консул Объединенных Планет на Сирене был убит в Зундаре. Нося маску Трактирного Головореза, он пристал к девушке, носившей ленту избранницы на Празднике Равноденствия. За такую бестактность он был тут же зарублен Красным Демиургом, Солнечным Эльфом и Волшебным Шершнем. Эдвер Тиссел, свежеиспеченный выпускник Дипломатического Института, был провозглашен его преемником и получил три дня на подготовку к новой роли. Будучи человеком спокойным, иногда даже чрезмерно осторожным, он воспринял это назначение как вызов. С помощью субцеребрального метода он овладел сиренским языком, найдя его не слишком сложным, а потом в Журнале Всеобщей Антропологии прочел следующее:

«Жителей побережья Титаника характеризует крайний индивидуализм, что, возможно, является следствием воздействия окружения, не побуждающего к групповой деятельности. Язык, отражая этот факт, выражает настроение единицы, ее эмоциональное отношение к создавшейся ситуации, в то время как фактическая информация имеет в нем подчиненное, второстепенное значение. К тому же на этом языке поют всегда под аккомпанемент небольшого музыкального инструмента. В результате необычайно трудно получить какую-либо информацию от жителя Фана и запрещенного города Зундара. Они угостят пришельца элегантными ариями и продемонстрируют удивительно виртуозную игру на одном из многочисленных музыкальных инструментов. В этом удивительном мире чужак, если не хочет, чтобы к нему относились с презрением, должен научиться изъясняться согласно местным обычаям».

Тиссел записал в блокноте: «ДОСТАТЬ НЕБОЛЬШОЙ МУЗЫКАЛЬНЫЙ ИНСТРУМЕНТ ВМЕСТЕ С ИНСТРУКЦИЯМИ, КАК ИМ ПОЛЬЗОВАТЬСЯ». Потом продолжил чтение.

«На Сирене везде и в любое время года существует изобилие, если не избыток, продуктов, а климат мягок. Располагая запасами энергии, свойственной расе, и большим количеством свободного времени, жители планеты занимаются усложнением собственной жизни. Усложняется все: специализированное ремесло, примером которого является резная облицовка, украшающая джонки; запутанная символика, наиболее полно выраженная в масках, которые носят все сиренцы; необычайно трудный, наполовину музыкальный язык, удивительным образом передающий тонкие оттенки настроений и чувств; и прежде всего фантастическая сложность межчеловеческих отношений. Престиж, лицо, репутация, слава — все это содержится в сиренском слове „стракх“. Каждый человек имеет свой определенный „стракх“, решающий, сможет ли он, когда ему понадобится джонка, приобрести плавающий дворец, украшенный драгоценными камнями, алебастровыми фонарями, голубым фаянсом и резьбой по дереву, или же получит просто шалаш на плоту. На Сирене нет всеобщем обменного средства; единственная валюта — это „стракх“…

Тиссел потер подбородок и читал дальше.

«Маски носят постоянно, в соответствии с местной философией, утверждающей, что человек не должен пользоваться физиономией, навязанной ему факторами, находящимися вне его контроля, а должен иметь свободу выбора портрета, наиболее гармонирующего с его „стракхом“. В цивилизованных районах Сирены — то есть на побережье Титаника — человек никогда не показывает лица, это его величайшая тайна.

Ничего удивительного, что в этой ситуации на Сирене неизвестен азарт, поскольку получение превосходства с помощью чего-то, кроме «стракха», было бы смертельным ударом, нанесенным самолюбию сиренца. В языке Сирены нет эквивалента слову «несчастье».

Тиссел записал еще: «ДОСТАТЬ МАСКУ. МУЗЕЙ? СОЮЗ АКТЕРОВ?»

Он дочитал статью до конца, поспешил закончить приготовления и на следующий день сел на борт «Роберта Астрогварда», чтобы проделать первый этап путешествия на Сирену.

Планетолет приземлился в сиренском космопорте — одинокий топазовый диск на фоне черно-зелено-пурпурных склонов холмов. Корабль коснулся земли, и Эдвер Тиссел вышел. Навстречу ему вышел Эстебан Ролвер, здешний агент Галактических Линий. Ролвер поднял руку и отступил на шаг.

— Твоя маска! — хрипло воскликнул он. — Где твоя маска?

Тиссел несмело поднял ее.

— Я не уверен…

— Надень ее, — ответил Ролвер, поворачиваясь к нему спиной. Сам он носил конструкцию из матовых зеленых чешуек и покрытого голубым лаком дерева. На щеках оттопыривались черные жабры, а под подбородком висела миниатюрная копия скорострельного орудия, покрашенная в черно-белую клетку. Все в целом производило впечатление личности ироничной и изворотливой.

Тиссел поправил маску на лице, не зная, то ли сострить по поводу возникшей ситуации, то ли хранить сдержанность, приличествующую его должности.

— Ты уже в маске? — спросил через плечо Ролвер.

Тиссел ответил утвердительно, и Ролвер повернулся. Маска скрывала выражение его лица, но рука невольно пробежала по клавиатуре, привязанной к бедру. Мелодия выражала шок и замешательство.

— Ты не можешь носить эту маску! — пропел Ролвер. — И кстати, откуда… где ты ее взял?

— Это копия с маски, принадлежащей Полиполитанскому Музею, — сдержанно ответил Тиссел. — Уверен, что она подлинная.

Ролвер кивнул, из-за чего выражение его маски стало еще более ироничным.

— Она слишком подлинная. Это вариант типа, известного как Укротитель Морского Дракона, который носят по случаю важных церемоний особы, пользующиеся исключительным уважением; князья — герои, мастера-ремесленники, великие музыканты.

— Я просто не знал…

Ролвер махнул рукой, дескать, понимаю.

— Ты научишься этому в свое время. Обрати внимание на мою маску. Сегодня я ношу Свободную Птицу. Особы не слишком уважаемые — вроде тебя, меня или любого другого пришельца с чужой планеты — носят подобные маски.

— Странно, — заметил Тиссел, когда они шли через посадочное поле к бетонному блокгаузу. — Я думал, что человек может носить такую маску, которая ему нравится.

— Разумеется, — ответил Ролвер. — Носи любую маску, какую хочешь — если можешь это обосновать. Возьмем, к примеру, Свободную Птицу. Я ношу ее, чтобы показать, что не позволяю себе слишком многого. У меня нет претензий на мудрость, воинственность, непостоянство, музыкальный талант, мужество или любое из прочих сиренских достоинств.