Станция Араминта - Вэнс Джек Холбрук. Страница 139

— Непременно.

От телефона медленно отошел Бодвин Вук.

— «Карессимус» вылетел более часа назад. Намур был на борту. Каким-то образом он сумел ускользнуть от моих людей. Сейчас Айзель Лаверти разыскивает их.

— Когда Намур прибудет в Соумджиану… что станется с деньгами Флореста?

— Они в полной безопасности. Во-первых, они еще находятся под арестом в связи с твоим иском, который еще не отозван. Во-вторых, такие дела делают очень тщательно. Завещание будет проверено, подняты соответствующие записи, потребуется свидетельство о смерти Флореста. Этот процесс может занять от месяца до трех. А тем временем последнее завещание будет востребовано здесь, для чего потребуется гораздо меньше времени. Собственность Флореста в полной безопасности.

— Теперь мы знаем, почему Флорест настаивал на том, чтобы написать свою информацию.

— Почему?

— Ты готов к шоку?

— К этому я всегда готов.

— Как ты думаешь, почему Титус Помпо так старательно скрывает свое лицо и старается остаться в неизвестности?

— Меня всегда это удивляло.

Глауен объяснил ему сложившееся положение вещей.

Наконец, Бодвин Вук обрел дар речи.

— Это, возможно, было главной причиной такого поспешного отъезда Намура. На данный момент он продемонстрировал, что является, по крайней мере, пассивным соучастником в делах Огмо Энтерпрайсис и экскурсиях на остров Турбен, и теперь ему не уйти от сурового наказания. Ему грозит минимум двадцать лет работ на мысе Джоурнал. Больше мы его на станции Араминта не увидим. А сейчас, извини меня пожалуйста, мне надо подготовиться к предстоящей казни Флореста.

— По крайней мере, когда в камеру Флореста поступит газ, он будет пить хорошее вино.

— Есть более страшные способы смерти. Ты получил свою информацию?

— Мне не позволено смотреть ее до захода солнца.

— Теперь это уже не играет роли. Намур выскочил из капкана.

— И все же, я уважаю последнюю волю Флореста. В противном случае, у меня останется неприятный осадок.

— Глауен, ты или чересчур сентиментален, или чересчур доверчив, и может то и другое вместе взятое… Но, если подумать, то может быть именно в этом и заключается понятие «честь».

— В этом отношении, я ничего не могу сказать.

Глауен развернулся и вышел из тюрьмы.

Глауен медленно брел вдоль проспекта Венсей. Солнечные лучи пробивались сквозь кроны деревьев, растущих вдоль берега реки и отбрасывали на дорогу длинные розовые тени. Глауен оглянулся через плечо. Сирена висела над западными холмами. До заката оставался еще час.

Глауен остановился, чтобы заглянуть в «Старое дерево». Вечерний воздух был наполнен негромкими голосами и приглушенным смехом, что никак не соответствовало нынешнему настроению Глауена. В дальнем углу сидел Кеди, уставившись невидящими глазами в пространство.

У Глауена не было никакого желания встречаться с Кеди и он побрел дальше по проспекту Венсей, направляясь к Дому Вуков, потом он свернул на Вторую улицу и вышел к Дому Ведеров, а затем и к Дому Клаттуков. Глауен остановился и посмотрел на знакомый фасад. Завтра надо будет заглянуть сюда и убедиться, что работа делается как положено, без каких-либо импровизаций, упрощений и халтуры, так как Спанчетта, определенно, предпримет такие попытки.

Его мысли обратились к Спанчетте. Насколько она была вовлечена в махинации Симонетты? Как много, на самом дел, она знала? Она, естественно, с благородным видом будет все отрицать. На данный момент Глауен решил об этом не задумываться. Он опять взглянул на Сирену. Оранжевый шар еще так и не коснулся вершины холмов. Юноша потрогал конверт, лежащий у него в кармане куртки и продолжил свой путь по проспекту Венсей. Прошел мимо Лицея, который сейчас был тих и спокоен, взглянул на другой берег реки, где по проекту Флореста будет построен «Новый Орфей». Счет Флореста в банке Мирсеи вобрал в себя и суммы Огмо Энтерпрайсис, и Глауен, вспомнив об этом, громко рассмеялся. Новость о последнем изменении завещания Флореста вызовет в Йипи-Тауне переполох.

Проспект Венсей вывел его на Прибрежную дорогу. Глауен пересек дорогу и пошел вдоль берега. Сегодня прибой был довольно сильным, шторм в открытом море породил высокие волны, которые одна за другой накатывались на берег, и с грохотом рассыпались в пену.

Глауен остановился там, где полоса шипящих пузырьков почти касалась его ног. Конверт оттягивал его карман. Юноша достал его, внимательно рассмотрел с обоих сторон и еще раз прочитал инструкцию. Конверт был высокого качества, из плотного глянцевого пергамента, подкрашенного бежевой и серой краской, такой, в которых обычно хранят официальные документы. Хотел ли Флорест этим подчеркнуть важность лежащего внутри документа? Вряд ли, подумал Глауен. Скоре всего, Флорест просто играл очередную роль в своей последней драме. А, может быть, это был просто единственный конверт, который попался ему под руку.

«Если внутри лежат действительно ценные факты, то ждать не имеет смысла» — решил Глауен. Но тут же прогнал из головы эти мысли, положил конверт обратно во внутренний карман куртки и аккуратно застегнул клапан. Он снова взглянул на Сирену, которая теперь уже почти врезалась в холмы. На краю дороги стоял человек и наблюдал за ним. Глауен, глядя против солнца, прищурился и его сердце сильно забилось. Эту угрюмую фигуру, он не мог спутать ни с какой другой. Это был Кеди, который очевидно, следовал за ним от самого «Старого дерева».

Кеди спустился по обочине дороги и, не на секунду не спуская с Глауена глаз, зашагал по песку. Сегодня он был во всем черном: черные бриджи, невысокие черные сапоги, черная рубашка с длинными рукавами и широкополая черная шляпа. Его розовое лицо было неподвижным, голубые фарфоровые глаза — пустыми, как у большой дохлой рыбы.

Глауен посмотрел по сторонам. Никого поблизости не было. Они с Кеди были одни.

Глауен прикинул свои шансы. Самое разумное было бы уйти или, если возникнет такая необходимость, убежать. От конфронтации с Кеди он ничего не выигрывал, но многое мог потерять. Глауен пошел вдоль берега, Кеди изменил направление движения так, чтобы отрезать Глауену пути к отступлению, тем самым выдавая свои намерения. А намерения эти явно были зловещими.

Кеди приближался ровным шагом. Глауен медленно отступил, туда где почва была тверже. Кеди сделал рывок, чтобы отсечь ему пути отступления. Казалось, что Кеди улыбается.

Глауен остановился. За его спиной огромные волны с грохотом обрушивались на берег, оставляя за собой пенный след. Глауен часто играл между волнорезами и поэтому прибоя не боялся. Однако, Кеди был плохим пловцом. Вскоре он должен бы устать от этой игры и удалиться, получив хоть какое-то удовольствие от того, что загнал Глауена в полосу прибоя.

Как завороженный Глауен наблюдал за подергиванием мышц на щеках у Кеди. Определенно, Кеди должен бы развернуться и уйти, вместо того, чтобы приближаться к опасной глубокой воде.

Кеди и впрямь остановился и уставился на море. Его челюсть опустилась, а улыбка покинула лицо. Набежавшая пена намочила ноги Глауена. Кеди опасливо отступил. Пена откатилась назад, оставив за собой полоску влажного песка, которую Кеди посчитал непреодолимой. Но лишь на несколько секунд. Вдруг, забыв об осторожности, Кеди бросился вперед, выстави руки, чтобы схватить Глауена и вытащить его туда, где с ним можно было бы легко разделаться.

Глауен отскочил назад и остановился, наблюдая, как пена омывает голени Кеди. Кеди с отвращением сморщился, но тем не мене, продолжал прыжками пробираться вперед, надеясь, что в конце концов загонит Глауена туда, откуда тот уже не рискнет отступать дальше. Глауену надо бы было теперь вступить в переговоры с Кеди или попросить передышки. На самом деле это было бы забавно!

Но Глауен пока не собирался просить пощады. Кеди метнулся вперед, но Глауен продолжал отступать шаг за шагом, теперь пена омывала его бедра. Неужели Кеди так никогда и не остановится?