В горах Памира - Яценко В. С.. Страница 8

Озеро имеет очень своеобразные очертания: оно состоит из двух резко выраженных частей. Западную, более длинную (до 33 км), отделяют от восточной части большой остров, который тянется в меридиональном направлении почти посредине озера, и еще более обширный полуостров, который выдается с юга навстречу острову. Между берегами и островом остаются лишь небольшие рукава воды. Но разделение озера на две части не исчерпывается только его конфигурацией: западный, больший бассейн заполняет глубокую, до 236 м, котловину; восточная часть озера значительно мельче – ее глубина достигает лишь 20 м.

Исследования показали, что восточная часть занимаемой ныне озером котловины была когда-то заполнена ледниковыми отложениями. После исчезновения ледников котловина озера продолжала заполняться наносами. Различаются между собой и берега озера: с запада они обрывисты, а с востока пологи и песчаны. На восточных берегах озера неглубоко под поверхностью почвы расположены большие толщи льда. Происхождение этого подпочвенного льда до настоящего времени точно не установлено.

Уровень озера в течение года не остается постоянным: всего выше он в период наиболее сильного таяния снегов в горах и подпочвенного льда у озера. Вода озера несколько солоновата и для питья непригодна.

Гидрометеорологическая станция систематически ведет наблюдения за состоянием озера и питающих его рек.

Вечереет. Становится холодно. Я надеваю на себя теплую одежду. Проехав Каракульскую котловину, машина постепенно набирает высоту. Открывается вид на вершины Музкольского хребта. Кажется, что натужный рев мотора продолжается бесконечно долго, а подъем все не кончается. 4000… 4300… 4500… 4600 м над уровнем моря, машина все поднимается. Наконец, мы на перевале Ак-байтал, через который советские люди проложили автомобильную дорогу на огромной высоте. Высочайшая вершина Альп – Монблан находится почти на одном уровне с этим перевалом. Ак-байтал – наиболее высокий «автомобильный» перевал.

Линия шоссе на южной стороне перевала теряется в вечерней тьме. Резкий свет фар прорезает темноту. Мне предстоит ночью сойти с автомашины и оказаться одному в пустынной и абсолютно незнакомой местности. Моим спутникам по автомашине еще надо проехать более 300 км.

Когда я расставался в Оше с товарищами, мне было известно, что слезать с машины надо на 395-м километре тракта. Вправо от дороги должны быть видны постройки Памирской биологической станции. Днем этого ориентира, вероятно, было бы достаточно, но каково будет ночью?

В 11 часов ночи машина останавливается, и шофер-узбек кричит из кабины:

«Эй! Кому надо 395-й километр, вылезай!»

Из-за гула мотора и завывания ветра его голос плохо слышен, но я понимаю, что это касается меня. Я вижу в ярком свете фар по правой стороне дороги одинокий столб, на котором обозначено: «395». На левой стороне тоже столб с указательной стрелкой на восток. На стрелке надпись: «На Ранг-куль».

Едва я слез с машины, как она исчезла в темноте. Теперь я один. Ночь, какие обычно бывают на юге в июле месяце, – темная, в двух шагах ничего нельзя различить. На черном небосводе сверкают миллионы мерцающих звезд. Справа от дороги должна быть биологическая станция. Внимательно вглядевшись в абсолютную темноту, удалось различить огонек. Это, вероятно, и есть биостанция. Кажется – совсем близко, но мне хорошо известно, как обманчивы кажущиеся расстояния ночью. Взвалив на себя тяжелый рюкзак, я иду на огонек. Темнота скрывает неровности почвы и камни, ежеминутно спотыкаюсь и поэтому продвигаюсь очень медленно.

Отчетливо слышался нарастающий шум. Я прислушался. Где-то совсем близко протекает речка. Совсем неожиданно вода оказалась рядом. Сняв ботинки, я перешел вброд холодную, как лед, речку и пошел дальше. Вскоре шум речки затих позади, я продолжал итти вперед, но огонек, казалось, находился все так же далеко. Даю о себе знать пронзительным свистом. В ответ доносится собачий лай. Я живо представил себе спущенных с цепей местных собак – больших псов с густой шерстью и огромными головами, на которых торчат обрезанные уши. «Знакомство» с ними один на один, особенно темной ночью, вещь довольно рискованная. Поэтому я решил остановиться и переждать до утра.

Одевшись потеплее, я забрался в имевшуюся у меня штурмовую палатку и расположился на ночлег. Уснуть сразу не могу. Гляжу на едва различимые очертания окружающих гор, на звезды.

Можно легко представить мое удивление, когда утром я увидел, что остановился на ночлег всего лишь в 300 м от биостанции. Когда я подошел к зданию станции, навстречу мне выбежали два небольших щенка. Они начали ласкаться ко мне, как к старому знакомому. Это и были ночные «волкодавы», которых я испугался. Своих товарищей я застал еще спящими. Они были удивлены, увидев меня в такой ранний час.

Снова мы все вместе. Теперь уже ничто не мешает приступить к работе по-настоящему.

В следующее утро началась деятельная подготовка к выезду в горы. Через час наша стоянка приняла хаотический вид. Все содержимое ящиков (наконец-то они на Памире!) было извлечено наружу. Провиант и снаряжение сортировались по принципу очередности пользования ими. Для проведения первого этапа работы не требовалось всего снаряжения. Часть своего запаса продуктов мы оставляли на биостанции.

Состав нашей экспедиции пополнился здесь двумя работниками биостанции. Олег Заленский и Владимир Костенко – физиологи растений, они уже не первый сезон проводят научные работы на Памире. Оба они молоды и любят свою специальность. Сейчас они вместе с нами готовятся к выходу. Всю стеклянную аппаратуру, которую придется нести на себе, они так бережно и осторожно упаковывают, что кажется, все эти бюретки, колбы и другие сосуды сделаны из материала во много крат более хрупкого, чем стекло. Даже прочные бутыли – аспираторы для углекислотных анализов были обернуты в несколько слоев войлока.

На биологической станции. Подготовка к выезду

Олег Заленский [13] – добродушный и веселый человек. Он быстро стал необходимым членом нашего небольшого коллектива. Этот страстный фотограф, не расстающийся со своим ФЭД'ом, отлично знает пустынную флору Каракумов, где он работал несколько лет, и уже имеет ряд научных трудов.

Владимир Костенко [14] – очень скромный, вдумчивый человек, исключительно работоспособен. Костенко менее общителен, чем Заленский, но, если попросишь его рассказать о растениях, он простыми словами сумеет заставить слушателя буквально чувствовать каждое дыхание стебелька, борющегося за свою жизнь в условиях суровой природы Памира.

Исключая Лернер и Губского, все мы по своей специальности очень далеки от изучения жизни растений. Однако Костенко мог внушить любовь к этой отрасли науки в течение одной беседы.

«Если бы грызуны и другие вредители могли услышать убеждения Владимира, они, конечно, отказались бы от своих преступлений», – подшучивал над ним Заленский.

Пока мы перебираем грузы, начальник экспедиции Блещунов ведет переговоры с Тагаем – рабочим биостанции. Тагай еще довольно молодой киргиз – ему 29 лет. Вскоре соглашение состоялось, несмотря на то, что Тагай относился с некоторой опаской к перспективе работы на большой высоте, среди снега и льда. Через полчаса он занимал две должности: носильщика и повара экспедиции.

Сегодня с утра мы все готовы к выезду; багаж и личные рюкзаки лежат в ожидании автомашины, которая должна притти из Хорога. Вынужденное безделье в экспедиции всегда очень томительно, но к нам на помощь пришел Костенко. В лаборатории биостанции, куда он пригласил нас, мы знакомились с различными образцами растительности Памира. Как-то незаметно, само собою, началась беседа о Восточном Памире, о работе биостанции, о задачах, стоящих перед научной частью нашей экспедиции.