Охота на гусара - Белянин Андрей Олегович. Страница 17

Я говорил, что позади стоял бык? Здоровенный такой бычара, отмахивающий хвостом мух и демонстративно не замечающий моих проблем? Так вот, теперь он уже не мог их игнорировать, ибо черенок вил как по маслу влетел скотине в самую… ну, туда, где он и застрял. Бык замер, как бронзовая статуя, вытаращив глаза, прижав уши, не смея даже мяукнуть от шока. Наседавшие на меня бородачи впали в ничтожество, побледнев с небритых рож и пятясь к воротам. Всё ещё не осознавая ужас происходящего, я вновь взялся за вилы обеими руками, упёрся ногами в ляжку быка и, поднатужась, вырвал черен. Раздалось мрачное чмоканье, и рогатое чудище облегчённо выдохнуло…

– Что, не нравится? – шутливо прикрикнул я, унимая прыгающие колени. – Вот ведь небось с коровами-то не церемонишься, а как самому…

Тут его и взорвало! Не надо мне было этого говорить, животные, они же всё-всё понимают… Страшные рога качнулись в мою сторону, могучий зверь развернулся во мгновение ока и… Так я не бегал никогда! Моя кобыла удавилась бы от зависти…

Оказывается, на короткой дистанции человек может развивать та-а-аку-ю скорость… естественно, при наличии стимулирующего объекта сзади. Так что я легко обогнал глупое животное саженей на десять, потом за спиной моей раздался ужасающей силы рёв, и широкая, как стол, морда одним махом подбросила меня к вечереющему небу. Я увидел бескрайние леса, широкие поля, извилистые реки, Монино и Андреяны, своих тоскующих гусар и французских фуражиров, горящую Москву и русскую армию, занимающую позиции при Тарутине. Вот только-только успел подумать, что метод «воздушной разведки» наверняка будет востребован в сражениях будущего, как полетел вниз, плюхнувшись всем телом на обширную спину быка!

Гневная скотина нутром поняла, кто на ней сидит, и, пустив пар, яростно вскинула задом. Ан нет! Опытнейший наездник Ахтырского полка не только с лёгкостью одолел сие испытание, но и отважно вонзил чудовищу шпоры под бока! Окончательно взбеленившийся бугай разгромил весь двор, прыгая на месте козлом, но для скидывания всадника не имел ни малейшей практики. Я же, хохоча, как психованный бог войны, направил его в ту самую избу, откуда бежал. Единый миг, и дубовые двери разлетелись в щепки! Подобно грозящим демонам преисподней ворвались мы внутрь, и картина, представшая взору моему, была отчаянно красива!

Красиво – лежал распластанный на полу полковник Гётальс. Красиво – стояли удерживающие его мужики и бабы, красиво – вздымал кривой нож кривой на один глаз (уже!) злодейский старец.

Круглое лицо моё полыхнуло от праведного негодования.

– Не сметь оскоплять француза! Хорошенькое же у него останется впечатление о нашей родине… Ладно бы руку или ногу потерял на войне, женщины любят раненых героев, но… как его любить в ЭТОМ случае?! В смысле за что… каким образом… тьфу, запутался! В общем, я хотел сказать – пошли во-о-о-н, холопы!

Видимо, речь моя произвела впечатление на окружающих, и все, кроме старца, послушливо отвалили. Гусар на быке – зрелище не для слабонервных! Тем паче что этот буйвол впал в ступор лишь от смены обстановки, для очередного приступа буйства ему не хватало ничтожной искорки…

– Сатанаил во плоти! – тонюсенько взвыл старик, беспардонно тыча в меня пальцем. – Зрите, чада мое, Зверь Апокалипсиса изрыгнут огнём геенны пред очи ваши!

Мы с быком недоумённо переглянулись – а о ком, собственно, речь?

– Не попустите злу! Ибо речеши святы отцы – бойтесь владыки Аписа! Рога его – смерть, дыхание – смрад, копыта – твердь, а кровь – яд опаляющий…

На нас так уставились, что мне даже стало как-то не по себе. Положение спас драгунский полковник: Гётальс наконец встал, застегнул клапан панталон и без всякого пиетета врезал сапогом прямо меж ног главного кастрата. Зря, какой смысл туда бить, если… Но чудо! Старец охнул, басом обозвал француза «сволочью!» и рухнул на колени, держась обеими руками за причинное место.

– Да ведь он не скопец! Он – вор, шарлатан и мошенник!

Держу пари, это сразу поняли и остальные. Не дожидаясь, пока народ поймёт, как следует поступить с тем, кто хитро толкнул всех на «усекновение греховной плоти», я подал руку товарищу по несчастью и дал быку шпоры. Исполинский зверь ещё раз жалобно взревел, но, послушливо развернувшись, бодро вынес нас из горницы.

Серьёзного сопротивления во дворе также встречено не было. Пыльными мешками никто не кидался, под ноги не лез и из-за угла не обзывался. Мы почти в полном шпагате подпрыгивали на спине благородного животного, а он в обиде неизвестно на кого носился кругами, пока наконец не вышиб лбом ворота.

– Я ваш должник, месье Давидофф! – сердечно произнёс француз, неуклюже пытаясь поцеловать меня в шею. Видимо, у них в Нормандии так принято выражать глубокую благодарность.

– Нам ещё как-то надо умудриться покинуть нашего спасителя, – напомнил я, делая вид, будто бы ничего не заметил. – Постарайтесь зацепиться за какую-нибудь ветку в лесу и влезть повыше.

Он понятливо кивнул, а буквально через минуту ласточкой взмыл вверх, исчезнув в сосновых лапах. Мне удалось повторить сей подвиг не скоро, однако же фортуна всегда улыбается тем, кто храбр! Горячий бык ускакал по тропе, так и не поняв, куда делись с его спины эти странные двуногие существа и кого теперь за это следует убить… Не нас, и слава богу!

Остаточные события того злополучного дня были скорее смешны, чем серьёзны. Не прошло и получаса, как я был захвачен в плен тем самым французским батальоном, у которого мы умыкнули командира. А меньше часа спустя неприятель нос к носу столкнулся с гусарами моей партии, предводительствуемой всё тем же Гётальсом.

Встреча товарищей по несчастью была ознаменована искренними объятиями и обильными слезами. А услыша вкратце повесть нашу, дружно разрыдались и оба отряда. Сдвоенной бригадой мы взяли и разгромили зловещий хутор. Всё было предано огню, хотя людей мы там уже не застали, но вера (и их, и наша!) требовала оставить от места сего золу и пепел! Захваченный скот, зерно, фураж и прочую военную добычу делили честно, при свидетелях и без дураков. Мы вернули своих лошадей и прочее имущество. Храповицкий получил-таки свою саблю и носился с ней счастливый, как ребёнок… Подлого старца нигде не нашли, хотя я бы на месте обманутых крестьян оскопил злодея на месте. Ну да убеждён, что бабы своего не упустят и припомнят всякое, по-всякому и за всех…

Простились в ночь. Расставаясь, Гётальс сунул мне за пазуху листок бумаги с перечислением всех борделей, где его можно будет найти после войны. А я потом долго думал, сколь переменчива бывает судьба, делая из прошлых врагов – нынешних друзей, надеясь обязательно увидеть вновь этого славного французского парня. Которому, кстати сказать, мы вернули его спаниеля. Но не тетерева!!!

Дальнейшие действия наши были полны как побед, так и поражений. Мы били француза, он, в свою очередь, тоже в долгу не оставался. Война, даже столь куртуазная, как эта, отнюдь не была приятным времяпровождением. Но стоит ли показывать неблагодарным потомкам шитые золотом доблести имена безвестных наших Аяксов и Ахиллов – ведь всё равно не оценят, мерзавцы… Что им до многочисленных подвигов, к примеру, отважного майора Храповицкого, чьи героические приключения были порой куда как опаснее и веселее моих?

Вот, помнится, послал я его… зачем – не помню, за что – тоже. И пошёл он по приказу на Сёмлево, а дабы не быть узнанным, повелел гусарам нацепить на пики флюгера, поставив казаков скрываться за их спинами. Таким образом, они, как им казалось, выглядели издалека польской кавалерией, состоящей, к слову, почти из одних улан. Для пущего сходства донцы время от времени орали: «Холера ясна!» и «Пся крев!», а гусары старательно мяли кивера для придания им квадратной формы.

Должен признать, рейд их был достаточно успешен – крупные силы неприятеля, столкнувшись с маскарадом сиим, падали в гогот, видя в том русскую пародию на «гражданский брак» Наполеона с красавицей-полячкой Марией Валевской… А герои наши, встретив в Сёмлеве подходящий транспорт, приблизились к врагу на пистолетный выстрел, потом из этого же пистолета выстрелили и, приклонив пики, взяли противника на ура! Прикрытие сбежало, а нам достался целый обоз одежды и обуви на весь 1-й Вестфальский гусарский полк. Носками прозапасились все! Поручик Тилинг представил накладную на семнадцать тысяч франков в Варшаве, я сунул её в ташку – будем в Польше, отоваримся.