Охота на гусара - Белянин Андрей Олегович. Страница 29

– Курьера задержали в лесу, как вы и говорили.

– Ну вот и всё, господин Масленников. На заре письмецо, в котором вы сообщаете генералу Эверсу, что держите в плену самого Дениса Давыдова, будет передано куда следует. Ранним утром предстанете вы суду народному. Скрывать зло под маской добродетели, прикрываясь честным именем партизана, – большой грех. Предавать Отечество своё, грабить своих же крестьян, злоумышлять противу слуг государевых – грех ещё более великий! Однако же не мне вас судить, я – лицо пристрастное, а посему завтра же…

– Вы победили, – на мгновение опустив взгляд, прошипел законченный негодяй. – Но уж коли меня ждёт каторга, так и ты, проклятый гусар, отправляйся в ад!

Лицо его дёрнулось, палец нажал на курок, грохнул выстрел, и… меня с ног до головы обсыпало цветистым конфетти! А ведь казаки вырезали эти кружочки всем полком…

– А-а-а! Смерть тебе, насмешник! – не своим голосом взвыл хозяин дома и выстрелил вдругорядь. Хлопнул порох, и… из дула пистолета показался шомпол с белым платочком и надписью на нём: «Сам дурак!» Оба трюка я бессовестно стибрил, мне говорили, что так развлекаются актёры Каннского карнавала, но и здесь, в России, эффект превзошёл все ожидания.

Гусары расхохотались, а загнанный в угол помещик вдруг испустил протяжный вой и бросился на меня с голыми руками. Однако же, прежде чем ухоженные пальцы его дотянулись до шеи моей, кинжал Чеченского завис у его горла.

– Давай зарэжу! – радостно предложил ротмистр, умно соединяя два из известных ему восьми русских слов.

– Вязать предателя! – после секундного размышления решил я. – Весь дом сверху донизу перерыть, награбленное грузить в телеги и в Юхнов, пусть там разбираются.

– А разве законным владельцам не будем ничего возвращать? – уточнил честнейшей души Макаров. Остальные, глянув на поручика, покрутили пальцем у виска, но я счёл долгом поддержать боевого друга:

– Там ведь, небось, всякого добра полно, французы, отступая, много чего на дорогах бросили. Вывали всё подряд крестьянам пяти деревень – представляешь, какая давка будет? А ну как две бабы одну сковородку не поделят… Да тут боевые действия вспыхнут похлеще Бородина!

Признав справедливость слов моих, поручик включился в обыск, а позже, проломив плечом пару фальшивых стен, вошёл во вкус и обнаружил нам два схрона. В результате этой ночью из барского подворья было тайно вывезено шесть телег, гружённых самыми разнообразными вещами. В принципе, могли бы взять и больше, но не хотели отнимать у крестьян возможность пошарить тут самостоятельно, дабы хоть как-то компенсировать утерянное.

Отобрали враги любимую корову – вот тебе аж три батистовые занавесочки в избу! Забрали бедную овечку – получи стул с мягким сиденьем и причудливо гнутыми ножками! Увели последнюю курицу, ветеранку труда, несушку-хохлушку, – вот тебе растение редкое иноземное на подоконник, кактус называется! Главное ведь не равноценность, а справедливость, чтоб по совести всё было, как у людей…

Ранним утром, в промозглую холодрыгу, неулыбчивое северное солнце осветило место показательной экзекуции. Жители всей округи прибежали по морозцу любоваться на справедливый суд Дениса Давыдова. Нарядились как на праздник! Вот ведь война вроде, а ведь находят бабы, чем брови вычернить да щёки подрумянить, – видать, не всю печную сажу французы вывезли, а кое-кто и свёклу припрятать успел… Лица у всех счастливые, глаза горят, балалайки, сопелки всякие – веселись, народ, суд идёт! Для начала казаки поставили пленённого злодея на телегу, чтоб всем видно было, и спросили:

– Православные, знаете ли вы этого человека?

– Знаем! Масленников он, барин местный! – дружно откликнулась толпа.

– А теперь? – Мы в четыре руки переодели помещика в чёрное, приклеили бороду и фальшивые усы. – Теперь кто перед вами?!

– Чёрный дьявол! – столь же дружно опознали люди русские.

Кое-где уже разливали, бабы притоптывали под расхристанную балалайку (надо кончать с этим фарсом побыстрее, а то ведь разбредутся, чего доброго).

– Виновен ли он?

– Виновен, батюшка! – крикнули крестьяне, даже не особо оборачиваясь в нашу сторону.

– Так, всё, мне тоже долго засиживаться не резон – Родина ждёт! – махнул рукой я, подзывая казаков. – Глас народа – глас божий! Влепить ему двести нагаек и с прочими пленниками – в Юхнов.

Безобразно верещащего изменника при всех разложили на лавке, и казаки под «господи, благослови!» в два счёта отвесили положенную порцию. После чего милосердно усадили голой задницей в сугроб, народ у нас отходчивый…

– Все довольны?

Кто-то дерзновенно вякнул, что-де надо бы ещё похищенное по деревням возвратить: скотину, скарб всякий, вот уж они и списочек заранее подготовили… Я собственноручно поймал нахала за бороду, дал в рыло и, дабы разом прекратить всевозможные претензии, объявил:

– Что бог дал, то бог взял! Ништо, добро новое наживёте. Всем сейчас тяжело, година такая, нервы, проблемы, война – не ярмарка… Довольствуйтесь тем, что обидчик ваш прилюдно наказан так, как никогда не наказывали помещиков. А теперь… – Я сел на коня, привстал на стременах и грозно потряс плетью. – Мы уходим в леса, а вы тут… не шалить! Увижу чего такого – накажу примерно!

– Не изволь беспокоиться, ничего такого не увидишь, – ласково пообещали запуганные крестьяне и долго махали платочками нам вслед. А может, и не очень долго махали… Но то, что дым от усадьбы Масленникова было видно издалека, это точно!

Это я о себе написал, стихотворение вообще-то получилось неоконченным, но пусть… Главное, что великий час пробуждения армии российской – пробил! Значительные части наших войск разными путями двигались к Смоленску, где незаметно, а где и явно подталкивая Наполеона пойти по старой дороге. Тот конечно же был не дурак идти по новой – там и сытнее, и колеи не такие разбитые, – но сие было не в интересах светлейшего.

Армия Кутузова шла к Николо-Погорелову, отряд Орлова-Денисова через Колпитку и Волочок, граф Ожаровский от Балтутино в Вердебяки. Места эти пугали меня уже одними названиями, посему решено было тихохонько обойти Гаврюково и, минуя Славково, отдохнуть в Богородицком.

Честно говоря, просто надоело спать в лесу, душе хотелось разнообразия, а телу – банальных удобств навроде тёплого туалета. И не смотрите на меня косо! Несколько месяцев в сыром (хвойном!!!) лесу, где каждая бумажка на вес золота, – о-го-го как начинаешь ценить уютные блага цивилизации. И не представляете, сколько недописанных стихов у меня мои же товарищи под шумок перетаскали – трёхтомник издать можно было!

Ночью просыпался два раза – опять снился Конфуций. Приставучий, ровно патока с муравьями, всё время трындычит, поучает на темы законности и уважения к государю. Не иначе как читал мою дерзновенную басню… Ну так я за неё уже и огрёб гостинцев полной шапкой, сколько же можно перевоспитывать?! Сам Александр Первый давно плюнул и забыл, а эта мудрила китаёзская всё нудит и нудит, никаких нервов не хватает…

Из-за него в результате и пришлось поднимать всю партию ни свет ни заря в четыре утра, менять место дислокации. Ехали невыспавшиеся, злые, на столь же злых и невыспавшихся лошадях, переругиваясь на ходу и догрызая последние сухари, – мы очень надеялись, что хоть кто-нибудь из французов соблаговолит попасться нам под горячую руку. Милее всего было бы встретить большущий продовольственный обоз с ма-а-ленькой и плохо вооружённой охраной, а главное – иметь в запасе пару часов свободного времени, чтобы всё это немедленно съесть! Ну, кроме охраны, разумеется…

Однако в тот день при Соловьёвской переправе меня нагнал арьергард разобиженного графа Орлова-Денисова. Пришлось натянуть малахай на уши и, делая предельно глуповатое лицо, идти к нему с рапортом. Приняли ласково, хотя выпить и закусить «за победу русского оружия!» не предложили. Неприятственность, видимо, крылась в том, что он – генерал-адъютант, а я – простой подполковник; у него – пять тысяч солдат, у меня – неполных семь сотен; но тем не менее права у обоих совершенно равные!