Клетка для мятежника - Якоби Кейт. Страница 16

А может быть, Узам... Что возникло первым — Узы или любовь? И выжило бы одно без другого?

Эндрю был мягким, искренне и глубоко привязанным к своим близким. Этот свой дар он не стыдился показывать окружающим. Часто его мысли были настолько понятны, что Дженн почти могла читать их, как раскрытую книгу. Он не обладал способностью Роберта скрывать свои чувства, не показывать, о чем думает, и это иногда тревожило Дженн: ведь Эндрю приходилось вести двойную жизнь, с ней и при дворе.

И еще Дженн тревожило влияние, которое мог оказать на него Кенрик, хотя она и не замечала, чтобы зло, исходящее от короля, хоть сколько-то прилипло к ее сыну. Может быть, случится чудо, и доброе влияние Эндрю исправит Кенрика...

Дженн снова улыбнулась и посмотрела на Эндрю. Он уже был выше ее и быстро набирался сил. Скоро он станет мужчиной, и такие спокойные моменты, как сейчас, останутся в прошлом.

Дженн осторожно наклонилась и коснулась щеки сына поцелуем. Потом она поднялась на ноги и бесшумно прошла между деревьями к реке. Ее коснулся поток холодного воздуха, тянущего снизу, из речного каньона. Дженн постояла на месте, глядя вниз, но ничего не в силах различить в темноте. Повернувшись, она заметила Финлея, который неподалеку сидел на камне, склонив голову так, будто читал.

Дженн двинулась в его сторону, предоставив Финлею достаточно времени, чтобы заметить ее приближение. Когда она оказалась рядом, Финлей поднял глаза и кивнул в сторону лагеря.

— Как там Хелен?

— Все еще спит. Ей повезло: она отделалась всего несколькими ушибами.

— Да, очень повезло. Если бы с ней что-то случилось, я... — Взгляд Финлея опустился на книгу, лежавшую у него на коленях.

— С ней все в порядке, Финлей. Она теперь ходит следом за Эндрю — с того момента, когда мы остановились на привал. — Дженн опустилась на валун подальше от края каньона.

Насколько Эндрю был похож на отца, настолько и окружающие вели себя в отношении него так же, как в отношении Роберта... Иногда это ужасно пугало Дженн.

— А как Эндрю?

— Спит. Чувствует он себя довольно неловко, как мне кажется.

— Ну, — Финлей глубоко втянул воздух и посмотрел на противоположную сторону ущелья, — недаром же он сын Роберта.

Дженн позволила себе слегка улыбнуться.

— Разве у тебя возникали в этом сомнения?

Финлей ничего не ответил. Помолчав некоторое время, он проворчал:

— Они — двоюродные брат и сестра.

— Да, — выдохнула Дженн, соглашаясь с тем, чего они никогда не обсуждали вслух. — Но оба они пока очень молоды. Мы... мы ведь не знаем, возникнет ли когда-нибудь такая проблема.

Финлей только хмыкнул.

— И что нам делать, если возникнет? Ты хоть тогда ему скажешь? Расскажешь, что я ему дядя, а не просто старый ворчун, ругающий его за промахи?

Несмотря на мрачный тон Финлея, Дженн не смогла сдержать улыбки.

— Не очень-то ты меня ободряешь.

Словно отмахнувшись от чего-то, Финлей тоже улыбнулся.

— Ты прочла последнее письмо Патрика?

— Вчера прочла.

— И что?

— Ну, похоже на то, что он и в самом деле скоро будет дома. Трудно поверить, что он отсутствовал так долго.

— Он слишком увлекся приключениями и забыл, зачем вообще был послан в Алузию. — Финлей откинулся, опираясь на руки. — Хорошо будет снова с ним увидеться. Я по нему скучал, а эти его намеки в письмах просто сводили меня с ума. Я понимаю: он должен был соблюдать осторожность, но все равно...

— Ты все жалеешь, что не отправился туда вместо него? Сначала Финлей ничего не ответил. Потом покачал головой и протянул:

— Нет...

Нет. Финлей мечтал трудиться бок о бок с Робертом, освободить Люсару из темницы, в которую ее заперли Кенрик и Нэш.

— Я и правда хотел бы в один прекрасный день побывать в Алузии и Будланди, — пожал плечами Финлей. — Там столько следов нашей истории, скрытой от нас столетиями. Патрик, похоже, получил настоящее удовольствие — то одно приключение, то другое...

— Не сказала бы, что сражаться с пиратами — такое уж удовольствие.

— Или пробыть год рабом в соляной копи, — добавил Финлей, невольно рассмеявшись, — хотя никакие его деяния ничуть меня не удивляют. Я только надеюсь, что он доберется до нас целым и невредимым. Не возникло ли у тебя чувства, что он на самом деле нашел что-то важное, относящееся к пророчеству?

— Да, — кивнула Дженн. В нескольких последних письмах было столько намеков, что становилось ясно: Патрик жаждет поделиться какими-то интересными новостями, но не может доверить драгоценное известие гонцу. Дженн всем сердцем молила богов, чтобы это оказалось правдой и чтобы Патрик сумел оправдать надежду на то, что пророчество, столь многих доведшее по отчаяния и безнадежности, оказалось ложным.

Дженн поднялась на ноги и зевнула.

— Ты сегодня первым несешь дозор?

— Да, как всегда.

— Что ж, еще три дня — и мы будем дома.

— Если считать, что не начнется снегопад. Я боюсь даже поверить в наше везение.

— Я тоже. Ладно, доброй ночи.

— Доброй ночи.

Дженн повернулась и сделала несколько шагов, когда голос Финлея заставил ее помедлить:

— Мальчик сегодня хорошо справился. Он не так... боится риска, как ты.

Дженн, ничего не ответив, двинулась к лагерю. Она не могла сказать Финлею, что пугает ее не столько риск, сколько готовность Эндрю рисковать.

Тело Эндрю болело, и ехать верхом ему было трудно, но Дженн опасалась снегопада и целый день не объявляла привала. Так Эндрю и ехал в молчании позади всех, иногда морщась, когда какое-нибудь движение коня заставляло несчастные мускулы напомнить о себе, — а случалось это каждые три секунды. Лес остался далеко позади, и теперь тропа вела по горам. Искривленные деревца цеплялись корнями за камни, борясь за жизнь в этой суровой местности. Вдалеке горные вершины часто скрывались за хмурыми тучами; солнечное сияние сменялось долгими периодами пасмурной серости. После того как отряд одолел первый перевал, воздух стал заметно холоднее, и мышцы Эндрю скрутила еще более болезненная судорога.

— Что же ты не попросишь Арли помочь? Ты же знаешь, он мог бы избавить тебя от боли.

Эндрю повернулся к Хелен, которая придержала своего коня и теперь ехала с ним рядом. В ее глазах, которые часто повергали его в состояние оцепенения на долгие секунды, светилась забота.

— Да не так уж мне плохо. Ты должна чувствовать себя хуже. Как твое колено?

— Ох, я чувствую себя прекрасно. — Хелен хитро улыбнулась. — Арли снял боль. Хуже всего твоим рукам?

— Нет. — Эндрю хотел покачать головой, но шея запротестовала, и он поморщился. — Просто я растянул несколько связок. Я даже не замечал этого до сегодняшнего утра, а когда заметил, не стал задерживать отъезд.

— И решил весь день молча страдать, да? — Хелен рассмеялась. У нее были такие же, как у ее отца, темные глаза и волосы, но совсем иной, чем у Финлея, характер. Из всех обитателей Анклава она больше всех нравилась Эндрю; он считал, что ради встречи с ней стоит проделать путешествие через полстраны.

— Ну, — протянул он, довольный, что разговор отвлек его, — разве не так поступают все герои?

— Молча страдают? — Хелен надула губы, склонила голову к плечу и рассмеялась. — Не знаю, не знаю... Я хочу сказать — вот мой отец герой, но когда он страдает, то никогда не делает этого молча.

Эндрю тоже рассмеялся, но в это время откуда-то спереди донесся громкий и отчетливый голос:

— Я все слышу.

Хелен только громче рассмеялась, услышав слова Финлея, а Эндрю постарался сдержать веселье: собственную дочь Финлей не прибьет, а вот судьба Эндрю может оказаться и другой.

— Мика через несколько дней отвезет тебя обратно в Мейтленд, верно? — через некоторое время спросила Хелен, на этот раз тихо, чтобы едущие впереди не услышали.

— Верно.

— А когда ты снова вернешься ко двору?

Эндрю сунул поводья под колено и вытянул руки над головой, пытаясь размять одеревеневшие мускулы. Кисти все еще болели, хотя перчатки немного защищали их, не давая по крайней мере мерзнуть.