Опасная тихоня - Яковлева Елена Викторовна. Страница 3

С тех пор прошло две недели — мне никто не звонил и никуда не звал. И это при том, что в городе полтора десятка газет, три радиостанции, две местные студии телевидения и два кабельных канала! Моя жизнь лежала в руинах, а я сама была погребена под ними. Следовало разгрести развалины и, засучив рукава, снова взяться за строительные работы. Но я не находила в себе для этого ни сил, ни желания.

Глава 2

Итак, уже две недели я сидела в тоске и одиночестве, зализывала раны и придумывала подходящие эпитеты неблагодарному человечеству, которое забыло меня, как забывают старый зонтик в трамвае. Неудивительно, что каждый телефонный звонок действовал на меня точно призывный голос трубы на боевого коня. Но телефон большей частью молчал, никто меня не домогался, если не считать какого-то психа, который три раза подряд ошибался номером и требовал некоего Леню. Что до заманчивых предложений о трудоустройстве, то таковых не поступало, а проявить встречную инициативу мне не позволял внутренний ступор под названием болезненное самолюбие. В общем, я решила держаться до последнего. Вопрос — насколько меня хватит, учитывая, что бережливостью я никогда не отличалась и деньгами, впрочем, как и продовольствием, на черный день не запаслась.

К началу третьей недели добровольного затворничества я одичала до такой степени, что упорное молчание телефона меня уже не удивляло и даже как будто устраивало. Если что и нарушало тишину, в которую я сама себя погрузила, так это методичная капель из подтекающего крана на кухне. Раньше, когда я и дома-то практически не бывала, я ее не замечала, а теперь она действовала мне на нервы. Честное слово, не квартира, а камера пыток! В конце концов я даже вознамерилась устранить течь собственными силами, но, слава Богу, руки у меня до этого так и не дошли, потому что еще неизвестно, к чему могла бы привести моя самодеятельность. А отвлек меня от этой задумки телефонный звонок. Трубку я подняла не сразу, сначала убедилась, что это не слуховая галлюцинация.

— Слушаю, — дохнула я в мембрану.

— Привет, Капитолина! — бодро отозвалась трубка незнакомым мужским баритоном.

— Кто это? — растерянно пробормотала я.

— Некий Вениамин Литвинец! — представился бодрый баритон. — Надеюсь, помнишь еще такого?

Фамилия показалась мне знакомой, но добрая минута на размышления у меня все-таки ушла. Литвинец, Литвинец… О Господи!

— Венька, ты, что ли? — уточнила я.

— Вспомнила наконец-то! — обрадовался баритон. — А я знал, что ты меня не забыла!

Надо же, какой незабываемый! Лично я подивилась, как много у меня в голове ненужной информации, которую по-хорошему давно следовало бы стереть из памяти, не потому что она какая-то там особенно неприятная, просто зачем хранить в сознании лишнее?

Ладно, поговорим о Веньке. Сейчас ему, если я не ошибаюсь, лет тридцать пять или около того, а познакомились мы с ним, когда вместе начинали журналистскую карьеру на местном радио. Венька был маленьким, круглым типчиком с блудливыми глазками, жутко падким до женского пола. Представительницы последнего, правда, не спешили отвечать ему взаимностью, а потому его всегдашняя озабоченность не имела естественного выхода. Дошло до того, что он предпринял несколько отчаянных попыток утолить свою непреходящую страсть не с кем-нибудь, а со мной. Помнится, это было так смешно, что я даже не разозлилась. А Венька только печально вздохнул:

— Эх, Капитолина, жалко, что мы не подходим друг другу по геометрическим параметрам, из нас бы такая отличная пара вышла!

Под «геометрическими параметрами» Венька имел в виду соотношение моего гренадерского роста с его «метром с кепкой».

Так и не продемонстрировав особенных достижений на поприще корреспондента областного радио, Венька подался в политику. Тут как раз очень кстати до нашей губернии докатилась первая, довольно мутная перестроечная волна, которая, отхлынув, унесла с собой Веньку, и не куда-нибудь, а в столицу. Конкретно это выглядело так: Венька сел на хвост к одному из записных губернских демократов, подвизавшись на должности его помощника, а когда демократа выбрали народным депутатом, последовал за ним. С тех пор ни от демократа, ни от Веньки не было ни слуху ни духу. Одно могу утверждать, эта двойная потеря никак не отразилась на губернской жизни. Про себя я вообще скромно помалкиваю. И вот теперь Венька возник в моей телефонной трубке, непонятно зачем и почему.

— Ты откуда звонишь? — спросила я Веньку на всякий случай.

— Думаешь, из Москвы? — хохотнул Венька. — Нет, моя милая, я звоню из нашего с тобой родного городка. Здесь я, Капуля, здесь, ласточка моя, и жажду тебя немедленно лицезреть. Я слегка опешила:

— Это еще зачем?

— Ну ты меня разочаровываешь! Это же так естественно: старые друзья встречаются вновь!

— Не помню, чтобы мы были друзьями, — хмыкнула я.

— Ну ты и грубиянка, — обиделся Венька. — Хочешь сказать, что мы были врагами?

— Да никем мы с тобой не были, — буркнула я в трубку, недоумевая, чего это Веньке от меня понадобилось через десять лет после того, как его благополучно смыло волной всеобщей демократизации.

— А я так не считаю, — нахально заявил Венька, — я считаю, что мы всегда были с тобой друзьями и соратниками, а потому имею к тебе очень выгодное предложение. Так что готовься, Капуля, через десять минут я буду у тебя.

— Чего?.. — протянула я растерянно, но Венька уже дал отбой.

Я положила трубку на рычаг и потерла лоб. Интересно, как Венька меня найдет? Кажется, мы с ним были не в таких отношениях, чтобы я таскала его к себе домой. А, ладно, это не так уж важно. Интереснее другое: с чего это он на меня свалился?

По-моему, еще и десяти минут не прошло, как в дверь позвонили. Я рывком ее распахнула и увидела Веньку Литвинца в модном пальто горчичного цвета, кашне в тон и черной велюровой шляпе.

Он почти не изменился, по крайней мере, по части «геометрических параметров».

— Здравствуй, Капочка, здравствуй, радость моя, — радостно проворковал Венька.

— Привет, — буркнула я и продемонстрировала Веньке свою спину с признаками профессиональной сутулости, заработанной еще во времена школьной юности. Долго расшаркиваться с гостями мне не позволяла тесная и узкая прихожая, да и характер у меня не тот.

Венька протиснулся вслед за мной, вытирая стены полами своего кашемирового пальто, покряхтывая и интересуясь по ходу действия:

— Слушай, как ты только живешь в такой шкатулке?

— Зато потолки высокие, — усмехнулась я.

— Ну да, конечно, — хмыкнул коротышка Венька, — каждому свое.

В комнате, к счастью, места было побольше. Венька огляделся по сторонам, снял свое пижонское пальто, аккуратно свернул его и положил на спинку кресла. Костюмчик у него тоже был что надо, и весь вид суперпроцветающий — ничего общего с тем скромным и пухлым пареньком, которого я знавала прежде, в те времена, когда нам на пару приходилось зачитывать в микрофон скучные передовицы и литрами хлебать плохой растворимый кофе.

— М-да, — философски заметил Венька по поводу моей спартанской обстановки, — я вижу, твой репортерский хлеб по-прежнему черный…

— Простая грубая пища всегда здоровее, — изрекла я, мысленно прикидывая, сколько килограммов прибавил Венька с тех пор, как мы виделись в последний раз. Его круглая физиономия с маслеными выпуклыми глазками, пухлыми, тщательно выбритыми щечками и маленьким, каким-то дамским ротиком стала шире по крайней мере в два раза.

Венька еще немного покрутил головой, отметил, что у меня ничего не изменилось (вот стреляйте меня на этом самом месте, не помню, чтобы прежде он хоть раз бывал в моей квартире!), и, задрав фалды модного пиджака, торжественно водрузил свой толстый круп на диван. Перед этим он так долго примерялся, словно управлял не собственной задницей, а транспортным самолетом, которому предстояла аварийная посадка, а шасси заклинило.