Считайте это капризом… - Яковлева Елена Викторовна. Страница 32

С утра «Прибой» работал скорее как кафе или бар. Резвые официанты между столиками не порхали, только за стойкой откровенно скучал бармен, стерегущий батарею разноколиберных бутылок с прохладительными напитками, а также с кое-чем покрепче. Марина попросила колу и, пока бармен отсчитывал ей сдачу, внимательно его изучала. Кто знает, вдруг именно он приковал встревоженный взгляд Валентины Коромысловой? Но ничего особенно криминального Марина в нем не рассмотрела. Приятный парень с короткой стрижкой, яркими карими глазами и безукоризненным, прямо-таки греческим профилем, по мнению Марины, должен был, нет, просто обязан вызывать исключительно положительные эмоции, вроде симпатии, а то и восхищения, а вовсе не страх или, того хуже, ужас.

Потом она незаметно обвела взглядом веранду, на которой были заняты всего три столика. За ближайшим сидело счастливое семейство, состоящее из молодых родителей и двух очаровательных карапузов. Все четверо весело поглощали мороженое из стеклянных вазочек. Этих, конечно, пришлось сразу же сбросить со счетов. Чуть подальше двое мужчин распивали бутылку красного вина и что-то тихо обсуждали, едва не соприкасаясь лбами. Явно секретничали. Но целиком и полностью приковал к себе Маринино внимание одинокий товарищ, сидящий на отшибе. Этот курил, задумчиво глядя вдаль, и перед ним стояли только керамическая пепельница и чашечка кофе. Как ни крути, а именно он более других походил на человека, для которого подобное времяпрепровождение — норма жизни. Хоть Марина и не была самым большим специалистом по части злачных мест, но и она знала, что такие завсегдатаи, любители тихо посидеть в уголке, имеются практически в каждом ресторане или кафе.

Она так засмотрелась на одинокого завсегдатая, что не сразу расслышала голос бармена:

— Возьмите сдачу.

Марина сунула монеты в карман, а бутылку колы под мышку и медленно, то и дело оборачиваясь и рискуя свернуть себе шею, побрела восвояси.

Гала встретила ее не очень приветливо:

— Чего так долго?

Марина молча поставила в песок бутылку и села так, чтобы видеть заинтриговавшего ее одиночку на веранде «Прибоя». Тот просидел за столиком еще не менее получаса, а потом встал и ушел, причем не только из ресторана, а с пляжа вообще. Какое-то время она еще могла наблюдать, как он медленно идет по набережной, а потом подозрительный незнакомец скрылся из виду. У Марины мелькнула шальная мысль, не броситься ли ей вслед, чтобы проследить, куда он направляется, но по зрелом размышлении она ее прогнала: глупо было подозревать первого встречного-поперечного только потому, что он выпил чашку кофе на веранде ресторана.

— А ты чего не пьешь? — спросила Гала, поправляя полотенце на обожженных плечах.

— Что-то не хочется, — рассеянно ответила Марина и неожиданно для самой себя спросила:

— Случайно не знаешь, где здесь больница?

— Бог миловал, — хмыкнула Гала и удивленно поинтересовалась:

— А тебе зачем? Эй, ты куда?

Но Марина ей не ответила, потому что была уже довольно далеко.

У первой же мороженщицы Марина разузнала, где искать городскую больницу. Как оказалось, она находилась не просто в пределах досягаемости, а буквально в каких-то трех кварталах от родного Марининого пансионата. А еще точнее — в двух шагах от местного краеведческого музея, где Марина уже успела побывать. Но тогда она не обратила внимания на глухую облупившуюся стену, примыкающую к ажурной ограде из чугунного литья, окружающей милый особнячок музея. Так вот, за этой самой облупленной стеной и располагалась больница.

Зайдя за угол, Марина обнаружила раскрытые настежь ворота, за которыми виднелись несколько кирпичных корпусов самой что ни на есть унылой архитектуры. При взгляде на них у нее отпали последние сомнения в правильности выбранного курса. И она шагнула за ворота и пошла вверх к ближайшей кирпичной двухэтажке, но на полдороге замерла и задумалась: где может находиться избитый за посягательства на чужую территорию фотограф (а Марина явилась проведать именно его, хотя он об этом, разумеется, не догадывался). Мысленно взвесив все «за» и «против», она пришла к выводу, что скорее всего «злостный нарушитель» обретается в травматологии. Именно туда, насколько знала Марина, обычно и доставляются жертвы дорожно-транспортных происшествий, несчастных случаев и драк с поножовщиной и без оной.

Решив для себя этот вопрос, Марина остановилась перед большим прикрученным проволокой к дереву щитом со схемой расположения больничных корпусов и довольно долго в ней разбиралась, поскольку схема была сильно подпорчена дождевыми потеками. С трудом сориентировавшись на местности, она направилась в дальний конец двора, где, если верить линялой схеме, и следовало искать травматологию. Дорогой она занимала себя следующей головоломкой: как в этой самой травматологии найти избитого фотографа, если она не знает ни его имени, ни фамилии? В ее положении только и оставалось, что рассчитывать на удачу.

Итак, Марина потянула на себя тяжелую обшарпанную дверь, сбоку от которой болталась вывеска на двух ржавых гвоздях: «Травматологический корпус. Приемное отделение». За этой дверью оказался пустой коридор, похожий на ангар, а в нем ни одной живой души, хоть «ау!» кричи. Аукать Марина не стала, только откашлялась, отчего по коридору пошло эхо, как в горах, а следом за этим из какой-то двери высунулась женская голова в белом колпаке и недоуменно уставилась на Марину, мол, чего тебе?

— Скажите, — Марина старалась говорить потише, — мне… мне нужно одного человека найти…

На что голова в белом колпаке равнодушно бросила непонятное: «С торца…» — и скрылась за дверью.

Марина немного потопталась и вышла наружу, осторожно прикрыв за собой тяжеленную дверь, потратила несколько драгоценных минут своего «отдыха» на обдумывание того, что ей сказала голова в белом колпаке, а потом предприняла небольшое путешествие вокруг кирпичного корпуса. И только после этого поняла наконец смысл загадочных, брошенных вскользь слов: вход в травматологию находился именно с торца здания. Там было заветное окошечко для передач, пара старых кресел, журнальный столик с потрескавшейся полировкой, а также объявление с точным указанием времени посещения больных. Причем, если верить этому расписанию, Марина явилась точно в неурочный час.

Наверное, именно поэтому в маленьком холле никого не было, только где-то в глубине корпуса раздавались громкие перекликающиеся голоса, но идти туда не разрешала сердитая надпись: «Посторонним вход воспрещен». И Марина, как человек законопослушный, безропотно замерла в предбаннике, но тут — о чудо! — входная дверь за Марининой спиной распахнулась, и в холл вошла полная женщина в белом халате, крепко прижимающая к своей груди деревянную коробку, полную стеклянных пробирок. Видимо, медсестра.

Марина немедленно завела свою лебединую песню просительницы, начинавшуюся со слов «скажите, пожалуйста…».

— Что? — на ходу спросила медсестра.

— У вас тут фотограф случайно не лежит? — выпалила Марина, опасавшаяся, что женщина с пробирками не станет долго выслушивать ее путаные объяснения.

— Какой еще фотограф? — Та несколько замедлила темп.

— Ну… фотограф, он ходил по пляжу с попугаем и снимал отдыхающих, а потом его избили… — бормотала Марина, а сама думала: «Какую чушь я несу, разве кто-нибудь отнесется всерьез к подобному вопросу?»

Однако женщина с пробирками ей ответила, скрываясь в коридоре:

— Это тот, что из реанимации? Как его фамилия, Шаповалов?

Марина пренебрегла сердитым предупреждением, запрещающим движение в интересующем ее направлении, и засеменила по коридору вслед за медсестрой:

— Дело в том… Я не знаю его фамилии, но… Он такой высокий, загорелый…

— Высокий, загорелый, прямо Аполлон, — передразнила та, — у нас они все в бинтах и зеленке. Вроде бы какой-то фотограф лежит в реанимации… Вон, кстати, его жена идет… — Последние слова сопровождались пренебрежительным смешком, смысл которого Марина поняла несколько позже.