Сестренка из Преисподней - Белянин Андрей Олегович. Страница 18

– Вы, Серёженька, тоже вполне сойдёте за странствующего певца. Вот только ангелы в эллинских мифах встречаются чрезвычайно редко. По-моему, так их там вообще нет… Не волнуйтесь, я не задержу вас надолго.

Он извлёк из-за пазухи белого голубя, что-то пошептал ему, прикрываясь ладонью, распахнул окно и выпустил благородную птицу в синее небо. Мы втроём проследили за её полётом, нечистый даже посвистел, как мальчишка, сунув пальцы в рот. Потом неожиданно резко подхватил нас обоих сзади и… толкнул прямо в распахнутое окно! Испугаться я не успел. Падение было слишком коротким, а приземление мягким. Зелёная трава, далёкий запах полыни, ультрамариновый свод, опрокинутый над головами, и загадочно мурлыкающий шум моря…

– Коктебель! – торжественно возвестил Фармазон. – Многие учёные склоняются к мнению, что именно в горах Карадага суеверные греки размещали вход в царство Аида. Айда, проверим!

* * *

Нет, сразу мы, естественно, никуда не пошли. Я впервые за долгое время позволил себе послать к чёртовой бабушке все дела и проблемы только для того, чтобы насладиться дикой, первозданной тишиной. Не абсолютной, обеззвученной глушью, а тишиной живой, наполненной стрекотанием насекомых, шумом далёких волн, разбивающихся о скалы, шелестом трав, свистом ветра и криками чаек. Именно здесь и сейчас я особенно остро понял, насколько раздражают психику рёв моторов, визгливые вопли сигнализаций, дикий вой магнитофонов и монотонный, отупляющий шум, производимый сотнями тысяч горожан. Прикрыв глаза и раскинув в стороны руки, я позволил душе всласть надышаться неизъяснимо сладким воздухом истинной свободы! Даже Анцифер и Фармазон, присев на большой, прогретый солнцем валун, томно расправили крылышки, наслаждаясь редкими минутами покоя. Краем уха я улавливал их ленивый спор, но вмешиваться не хотелось абсолютно…

– Лошадь.

– Человек.

– А я говорю, лошадь. Ты что, не слышишь, как копыта по камням постукивают? Точно, лошадь, да ещё наверняка дикая, звона подков нет.

– Я-то слышу! И, слава богу, слышу кроме перестука копыт ещё и бормотание всадника. Он напевает что-то неразборчивое…

– Почему же всадника? Может, это её пастух за верёвочку ведёт…

– Ага, теперь и ты услыхал! Почему всадника, говоришь? Да потому, милый мой, что человеческих шагов мы с тобой не улавливаем. Голос, явно мужской, есть, стук копыт тоже, так, значит, кто там?

Я не выдержал и обернулся. Из-за соседней скалы неторопливо вышел… кентавр! Великолепная конская стать, лоснящаяся шкура, рыжая с подпалинами, на точёных ногах белые «чулочки», нечёсаный чёрный хвост, а вместо крутой шеи – атлетический мужской торс. На кудрявой голове человека-лошади блестел золотой венец, крашенная хной бородка эстетично завита кольцами, а глаза казались ярко-синими, как небо над морем. Красавец мужчина! И конь, естественно, выше всяких похвал! Так что в причудливом мифическом соединении они действительно представляли прекрасное творение экологической фантазии (я имею в виду идею единых корней человека и животного)… Кентавр же при виде меня совершенно не испугался, а, быстренько пригладив смоляные кудри, пританцовывающим шагом двинулся навстречу. Надо ли говорить, что Анцифер и Фармазон исчезли прежде, чем я успел это заметить…

– Добрый день! – Отсутствие проблем с языком – серьёзный плюс в перемещениях между мирами. – А я вот гуляю себе и гадаю, кто бы подсказал приезжему туристу дорогу к главной местной достопримечательности – входу в Тартар?

На меня дружелюбно покосились синим глазом, и густым, хорошо поставленным голосом ответили:

Благословенным будь день твой, благородный муж с кифарой,
Чьи меднозвучные струны вольготно смеются и плачут,
Только коснутся едва их вдохновенные пальцы.
Даже Зевес Громовержец
И то любит послушать певцов светлокудрых рассказы,
Если, конечно, они не творят укоризны или надменных смешочков
Те, что над властью бессмертных, под коею все мы…

– А… прошу прощенья! – не выдержав, перебил я. – Благодарю, большое спасибо, я в курсе и помню общую схему божественной иерархии и общественных взаимоотношений. Так что вы хотели сказать насчёт Тартара?

Кентавр с удвоенным интересом упёр руки в бока и неторопливо обошёл меня кругом. Запах конского и человеческого пота создавал довольно причудливую комбинацию, и я старался не слишком откровенно морщиться, когда он заходил с наветренной стороны.

Если спросить позволительно, тайн не нарушив, имя твоё
И откуда ты родом, странный певец, отвечающий низменной прозой,
Слыша из уст собеседника славный размер, богоравный
Слог, именуемый для посвящённых словом…

– Гекзаметр! Нет, если очень надо, можем, конечно, поговорить и на нём – какие проблемы?! Но, ей-богу, я здесь ненадолго, приехал издалека и очень стремлюсь попасть к Аиду, пока у них там не начались серьёзные потрясения!

– Эти слова неразумные ярость рождают в бесхитростном сердце! –

с некоторой обидой поджал губки кентавр и даже пристукнул копытцем.

Кто ты такой, что Богам угрожаешь открыто-надменно?
Ибо кому, как не им, ведомо всё наперёд о бесчисленных бедах,
Волею парк стерегущих самих олимпийцев!
Ты же ответь мне, как должно.
Так, как Орфей златоустый верных певцов обучил многократно!

Хм… похоже, всё-таки придётся всерьёз примерить на себя шкуру древнего грека. Меня слегка затрясло… Никаких сложностей с гекзаметром в принципе не было, но ужасно раздражала сама необходимость что-то из себя изображать. В самом деле, почему в России ты не должен на каждом углу доказывать, что ты поэт, а в любом из Тёмных миров тебя без демонстрации с пристрастием просто на порог не пустят!

Господи боже! С какого рожна, объясни мне, такие придирки?!
Я на экзаменах в Литинституте? Или в кругу профсоюзных маэстро?
Скромно стою, наслаждаюсь пейзажем и – здрасте вам по лбу!
Первый же встречный навязчиво требует слога! Стиля, размера,
Размаха, цветистых сравнений… Что, я кому-то обязан стихами
Так и чесать, невзирая на всплеск вдохновенья?! Ждите! А как же!
Уж лучше к Афине, в солдаты…

Где-то на этом месте я выдохся: длинная строка гекзаметра требовала хороших лёгких и правильно заданного ритма, как у бегуна на марафонские дистанции. Однако краснобородый кентавр, переступив передними копытами, воззрился на меня уже с удовлетворённой миной:

Ныне готов я поверить и велеречивому слогу, и пылу отважному,
Что здесь был явлен душою бесстрашною. Вижу, знакомиться время
Нам уж пристало. Невежливо будет и дале нашу беседу вести,
Не имея предлога друга земель чужедальних по имени звать
Благозвучно… Первым скажу, что достойно рекусь Кентаврасом!
Имя своё мне неспешно поведай, с улыбкой…

– Гнедин Сергей Александрович, – покорно поклонился я, делая отмашку правой рукой в чисто русской манере. – Образ жизни? Опальный поэт, член Союза писателей, проездом из Петербурга. Если можно, давайте просто поговорим, без поэтических наворотов.

– Жа-а-ль… – сочувственно покачивая головой, возвестил мой новый знакомец.