Волшебная зима - Янссон Туве Марика. Страница 7
Он был вынужден делать маленькие-маленькие вдохи, чтобы не заглотнуть слишком много ледяного воздуха.
– А я и не знала, что у тебя есть брови! – с любопытством воскликнула малышка Мю. – Сейчас они совсем поседели! И ты еще больше сбит с толку, чем всегда.
– Это из-за мороза, – строго сказала Туу-тикки. – А теперь помолчи, потому что ни ты, ни я ничего не знаем о похоронах.
Муми-тролль был благодарен ей за эти слова. Он принес бельчонка прямо к дому и положил его перед Снежной лошадью.
Затем влез по веревочной лестнице на крышу и спустился вниз в теплую гостиную, где спали его родные.
Муми-тролль перерыл все ящики комода. Он перевернул все вверх дном, но не нашел того, что искал.
Тогда он подошел к маминой кровати и шепнул ей на ухо один вопрос. Вздохнув, мама перевернулась на другой бок. Муми-тролль снова шепнул.
Тогда мама, не просыпаясь, ответила ему: ведь она и во сне не забывала ничего из того, что касается традиций.
– Траурные ленты в моем шкафу... на самой верхней полке... направо...
И мама снова погрузилась в зимнюю спячку.
А Муми-тролль вытащил из чулана стремянку и влез на нее, чтобы добраться до верхней полки шкафа.
Там он нашел коробку со всякими ненужными вещами, которые иногда могут оказаться совершенно необходимы: черные траурные ленты и золотые праздничные, и ключи от дома, и пробку от шампанского, и клей для фарфора, и среди прочего – превосходные медные шары для кроватей.
Когда Муми-тролль снова вышел из дому, к хвосту у него была привязана траурная лента. Он прикрепил и маленький черный бантик к шапочке Туу-тикки.
А малышка Мю наотрез отказалась от всяких траурных лент и бантиков.
– Если я горюю, мне вовсе незачем это показывать и надевать разные там бантики, – сказала она.
– Да, если ты горюешь, – подчеркнул Мумитролль. – Но ведь ты не горюешь!
– Нет, – призналась малышка Мю. – Я не могу горевать. Я умею только злиться или радоваться. А разве бельчонку поможет, если я стану горевать? Зато если я разозлюсь на Ледяную деву, может, я и укушу ее когда-нибудь за ногу. И тогда, может, она поостережется щекотать других маленьких бельчат за ушки только потому, что они такие миленькие и пушистые.
– Может, ты и права, – заметила Туу-тикки. – Но как бы там ни было, Муми-тролль тоже прав по-своему. А что делать дальше?
– Теперь я вырою ямку в земле, – сказал Мумитролль. – Здесь уютное местечко и летом растут маргаритки.
– Что ты, дружочек! – печально сказала Туу-тикки. – Земля мерзлая и твердая, как камень. В нее не зароешь даже кузнечика.
Беспомощно взглянув на нее, Муми-тролль ничего не ответил. Никто ничего больше не сказал. И вот тут-то как раз Снежная лошадь склонила голову и осторожно обнюхала бельчонка. Она вопросительно взглянула на Муми-тролля своими зеркальными глазами и тихонько помахала хвостом-метелкой.
И тут мышки-невидимки заиграли печальную мелодию на своих флейтах. Муми-тролль, кивнув головой, поблагодарил мышек.
Тогда лошадь подняла бельчонка и положила его себе на спину – вместе с хвостиком, купальной шапочкой и всем прочим; похоронная процессия направилась к морскому берегу.
И Туу-тикки запела о бельчонке:
Почувствовав под копытами твердый ледяной наст, Снежная лошадь вскинула голову, а глаза у нее засветились. И вдруг, радостно подпрыгнув, она поскакала галопом вперед.
Мышки-невидимки перешли на веселую и быструю мелодию. Лошадь мчалась все дальше и дальше с бельчонком на спине и наконец превратилась в крохотную точку на горизонте.
– Я все думаю, хорошо ли у нас получилось, – беспокойно заметил Муми-тролль.
– Лучше и быть не могло, – утешила его Туу-тикки.
– Нет, могло бы, – возразила малышка Мю. – Если бы мне достался красивый беличий хвостик на муфту, было бы куда лучше.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Таинственные существа
Через несколько дней после похорон бельчонка Муми-тролль обнаружил, что кто-то стащил торф из дровяного сарая.
От двери тянулись по снегу широкие следы, словно кто-то волочил за собой мешки.
"Это не Мю, – подумал Муми-тролль. – Она слишком маленькая, а Туу-тикки берет лишь то, что ей нужно. Должно быть, это Морра".
Он отправился по следу – шерстка у него на затылке стояла дыбом. Ведь кроме него больше некому караулить топливо, так что это было делом чести.
След обрывался на горе, за пещерой.
Там и лежали мешки с торфом. Они были сложены в кучу и приготовлены для костра, а сверху лежала садовая скамейка семьи Муми-троллей, скамейка, потерявшая в августе одну из своих передних ножек.
– Эта скамейка будет красиво гореть, – сказала Туу-тикки, высовываясь из-за костра. – Она старая и сухая, как нюхательный табак.
– Что старая, это точно, – согласился Мумитролль. – Скамейка довольно долго переходила из поколения в поколение в нашей семье. Ее можно было бы еще починить.
– Лучше смастерить новую, – сказала Туу-тикки. – Хочешь послушать песню о Туу-тикки, которая сложила большой зимний костер?
– Пожалуйста, – добродушно согласился Мумитролль.
Тогда Туу-тикки начала медленно топтаться в снегу и петь:
– Хватит с меня черной ночи! – воскликнул Мумитролль. – Нет, не хочу слушать припев. Я замерзаю. Мне грустно и одиноко. Хочу, чтобы солнце вернулось!
– Но как раз поэтому мы и зажжем нынче вечером большой зимний костер, – сказала Туу-тикки. – Получишь свое солнце завтра.
– Мое солнце! – дрожа повторил Муми-тролль.
Туу-тикки кивнула и почесала мордочку.
Муми-тролль долго молчал. А потом спросил:
– Как ты думаешь, заметит солнце, что садовая скамейка тоже горит в костре, или нет?
– Послушай-ка, – серьезно сказала Туу-тикки, – такой костер на тысячу лет старше твоей садовой скамейки. Ты должен гордиться, что и она сгорит в этом костре.
Спорить с нею Муми-тролль не стал.
"Придется объяснить это маме с папой, – подумал он. – А может, когда начнутся весенние бури, море выбросит другие дрова и другие садовые скамейки".
Костер становился все больше и больше. На вершину горы кто-то тащил сухие деревья, трухлявые стволы, старые бочки и доски, найденные кем-то, не желавшим показываться на берегу. Но Муми-тролль чувствовал, что на горе полно народу, но ему так никого и не удалось увидеть.
Малышка Мю притащила свою картонную коробку.