Записки вратаря - Яшин Лев Иванович. Страница 14

И вот осенью, когда сезон шел к концу, одно за другим пришли два известия. Первое – я признан лучшим футболистом Европы, и редакция французского еженедельника «Франс футбол» вручит мне свой приз «Золотой мяч». Второе – я приглашен участвовать в посвященном столетию английского футбола «матче века», в матче между сборной Англии – «сборной мира», или, как ее нарекли, «сборной ФИФА» – командой, собранной под флагом Международной федерации футбола из лучших игроков мира.

Снова, как год и два назад, мое имя, сопровождаемое эпитетами «замечательный», «выдающийся» «неувядаемый», замелькало на страницах газет, а трибуны стали встречать меня аплодисментами. Лишь известие, что я признан за рубежом, заставило журналистов и публику окончательно «реабилитировать» меня дома.

Надо ли говорить, как счастлив я был от обоих этих известий? «Золотой мяч» – высшая честь для футболиста. И это – нечто гораздо более важное и ценное, чем личная награда. Вспомните имена лауреатов «Золотого мяча» разных лет: Ди Стефано, Эйсебио, Вест, Бобби Чарльтон, Альберт, Круиф, Беккенбауэр. Все они большие футболисты. Но все они непременно еще и представители стран, которые в пору их лауреатства шли во главе мирового футбола. И я сознавал: моя награда – признание футбольных заслуг нашей страны. И еще – признание достижений нашей вратарской школы, потому что в истории «Золотого мяча» это был первый (да и до сих пор пока единственный) случай, когда его вручили вратарю.

Другое известие – о включении в «сборную ФИФА» – тоже принесло мне большую радость. Приглашение исходило от назначенного старшим тренером команды Фернандо Риеры. А ведь он был тренером сборной Чили на первенстве мира 1962 года и, значит, самым пристрастным и внимательным зрителем того матча с чилийцами, который принес мне столько горя. Наверное, не стал бы он включать в свою сборную вратаря – благо, выбор практически безграничен, – который проиграл матч в Арике его же, Риеры, команде и вообще виновен в поражении сборной СССР на чемпионате мира. Уже позже, из газет, я узнал, что именно моя игра с чилийцами в Арике и заставила Риеру остановиться на моей кандидатуре. Он, оказывается, сказал по поводу того матча: «Яшин играл безупречно, и два мяча, что он пропустил, не взял бы никакой другой вратарь».

Но тогда, собираясь на «матч века», я еще не знал, что думает Риера. Да и не так уж было это для меня важно. Я издавна придерживаюсь принципа: нет и не может быть у спортсмена более сурового судьи, чем он сам.

«Мaтч века»

Из Москвы в Лондон мы прилетели втроем – председатель нашей футбольной федерации и вице-президент ФИФА Валентин Александрович Гранаткин, тренер сборной Константин Иванович Бесков и я. Нас отвезли в небольшую и не новую, но очень уютную гостиницу напротив Гайд-парка, показали мне мою комнату и сказали, когда спускаться к обеду. В обеденном зале ко мне подошел тренер сборной ФИФА Фернандо Риера, представился, указал место за одним из столиков и назвал имена тех, с кем мне предстоит в Лондоне вместе обедать, завтракать и ужинать:

– Копа, Шнеллингер, Эйсебио, Джалма Сантос...

Всех я видел не впервые, против кое-кого приходилось прежде играть, с Копа был даже хорошо знаком, однако попасть в компанию сразу четырех таких звезд – это могло смутить. Я бы, наверное, и смутился, да не успел. Меня сразу втянули в общий шутливый разговор, прерываемый смехом, перескакивающий с одного на другое. Языковой барьер был преодолен моментально. Копа и Шнеллингер, которых футбольная судьба заносила в клубы разных стран, объяснялись на нескольких языках. К тому же Копа, в ком течет польская кровь, прилично говорил по-польски и сносно – по-русски. Он служил за нашим столом переводчиком. Но и без перевода мы довольно легко понимали друг друга. Стоило кому-то обратиться к тебе, назвав какое-то имя, город или дату, как все остальное становилось ясно и так.

Разговоры, однако, вскоре смолкли. Мы принялись за работу. Оказывается, все привезли из дому по сотне открыток, и на каждой должны были стоять автографы всех игроков сборной ФИФА. Пришлось нам долго трудиться, не разгибая спины, прежде чем полный комплект сувениров был готов. Когда я на миг отрывался от дела, чтобы дать отдых затекшей руке, Шнеллингер меня поторапливал:

– Яшин, арбайтен, арбайтен!

Перед обедом Риера предупредил меня:

– Меню и время еды вы можете выбирать себе сами. Ешьте тогда, когда привыкли, то, что привыкли, и в тех количествах, к каким привыкли.

Мне было любопытно узнать, каков режим питания великих футбольного мира сего, и я внимательно следил за соседями по своему и остальным столикам.

Копа, Хенто, Шнеллингер к обеду неизменно заказывали вино. Однажды Риера, видно, прочтя в моем взгляде удивление, сказал:

– Не удивляйтесь. Люди, долго прожившие, а тем более родившиеся и выросшие в таких странах, как Франция или Испания, привыкли к вину, оно им необходимо для аппетита. Да и пьют-то они, обратите внимание, несколько капель, а остальное – вода.

И точно, у нас наливают в газированную воду немногим меньше сиропа, чем они – в свои стаканы вина. А Риера закончил свое объяснение шуткой:

– Вам брать с них пример не советую. И им – тоже, – он кивнул в сторону столика, где сидели Масопуст, Плускал и Поплухар из Чехословакии. – Такие дозы вас все равно не удовлетворят, а пить «по-славянски» лучше после матча...

Коли французы перед матчем обедают с вином, подумал я, то, может, шотландцы запивают еду своим знаменитым шотландским виски? Нет, Лоу всем крепким напиткам предпочитал молоко, которым с аппетитом запивал все блюда. Кстати, еще в больших количествах и при любой возможности пил молоко Ди Стефано – аргентинец, большую часть жизни проживший в Испании.

При всем разнообразии вкусов и привычек моих товарищей по этой, созданной на два дня интернациональной команде, в отношении к еде всех роднило одно – умеренность. Никаких гарниров, никаких мучных блюд, одна-две ложки супа. Мясо, зелень, соки – то, что хорошо и быстро усваивается, предпочитали все. Видно было: еда для них не развлечение и не чревоугодие, а часть спортивного режима, средство поддержания спортивной формы. И за временем принятия пищи они тоже следят строжайшим образом.

Как-то, во время, кажется, второго нашего совместного обеда, официант поставил на столы корзинки со свежим, аппетитно пахнущим хлебом. Копа взял кусок и сжал в кулаке. Минуту назад такой привлекательный, хлеб превратился в серовато-белый комок, вроде снежка.

– Ох, и хитры англичане, нарочно нам свежий хлеб подсовывают, чтобы мы им проиграли, – сказал, улыбаясь, Копа.

Этот слепленный Копа хлебный шарик я потом, спустя довольно много времени, увидал в Москве. Его привез Бесков. И перед какой-то игрой передал игрокам слова Копа и свое резюме:

– Вот видите, как должен относиться настоящий, уважающий себя футболист к своему питанию.

После того, первого в Лондоне обеда мы собрались в небольшом холле отеля, и Риера официально представил всех друг другу, попросив каждого, о ком говорил, приподняться со своего места, чтобы все могли его, как следует разглядеть. Обряд этот был явно лишним – все знали друг друга и так. Думаю, Риера устроил его не столько для нас, сколько для набившихся в зал репортеров, которые обстреливали каждого поднимавшегося пулеметными очередями из своих фотоаппаратов. В заключение тренер сообщил, что форму и тренировочные костюмы мы найдем у себя в комнатах, и попросил, захватив все необходимое, спуститься к автобусу, который отвезет команду на тренировку.

Все поездки по Лондону мы проделали в громадном, роскошном автобусе, который сверкал зеркальными стеклами во всю стену, сопровождаемые почетным эскортом: впереди с воем неслась длинная легковая машина, за ней мотоциклы с полицейскими в снежно-белых мундирах, дальше – наш автобус, а замыкал кавалькаду еще один автомобиль. Сирены на машинах взвывали в тот миг, когда автобус трогался, и замолкали при остановках. Прохожие провожали изумленными взглядами эту процессию.