Честь самурая - Ёсикава Эйдзи. Страница 31

Князья и предводители кланов иносказательно величали эти учения «рыбалкой», «соколиной охотой» и «уроком плавания». Пренебрежение боевой подготовкой равносильно самоубийству.

Сидя в высокой траве, Хиёси невольно вздохнул. На другом берегу разбили лагерь между крутым прибрежьем и пологой равниной. Знамена с изображением родового герба Оды трепетали на ветру между шатрами для отдыха. Там и тут мелькали воины, но самого Нобунаги не было видно. И на этом берегу, впрочем, разбили точно такой же лагерь. Лошади ржали и топтались на месте, а от возбужденных голосов воинов вода в реке зарябила. В воде неожиданно оказалась лошадь без всадника. Она нервно фыркала, пока не выбралась на отмель чуть ниже по течению.

«Это называется у них „уроком плавания“, — изумленно подумал Хиёси.

Молва, шедшая по всей стране, была по большей части ошибочной. Нобунагу называли слабоумным и жестоким, но никто не имел доказательств того и другого. Люди видели только, что Нобунага почти полгода каждый день отправляется на «плавание» или «рыбалку». Теперь Хиёси понял, что дело не в забавах или купанье изнеженного князя. На реке происходили настоящие боевые учения.

Сначала самураи в обычной одежде скакали небольшими группами. По сигналу барабанов они разбились на два отряда и въехали в реку. Следом в воду устремились и пешие воины. Вода вскипела, и в белой пене началась подлинная битва: самураи бились с самураями, пешие воины — с пешими. Бамбуковые копья и дротики тучей взметнулись в воздух. Копьеносцы в основном кололи остриями. Дротики, не попавшие в цель, падали в воду, поднимая брызги. Восемь военачальников в одеждах, цвета которых означали принадлежность к тому или иному лагерю, участвовали в сражении с копьями наперевес.

— Дайскэ, я здесь! — воскликнул молодой самурай на коне, врезавшийся в гущу противника.

На нем поверх белого кимоно были латы, а в руке он держал роскошный ярко-красный меч. Он вплотную подъехал к сидящему на коне Дайскэ Итикаве, командиру лучников и копьеносцев, и без предупреждения ударил его в бок бамбуковым копьем.

— Ах ты, негодяй! — закричал от боли Дайскэ. Ухватившись за копье, он преодолел напор самурая и ударил его в грудь. Молодой соперник был хрупкого сложения. Покраснев от натуги, он одной рукой ухватился за копье Дайскэ, а другой занес драгоценный меч над головой противника. Дайскэ оказался сильнее, и молодой самурай свалился с лошади в реку.

— Нобунага! — невольно воскликнул Хиёси.

Дозволительно ли вассалам позволять такое отношение к своему господину? Не был ли вассал сейчас более жестоким, чем князь, снискавший нелестную молву?

Так думал Хиёси, хотя со своего места он не мог утверждать, что поверженным был Нобунага. Захваченный зрелищем, Хиёси привстал на цыпочки. Потешный бой на реке продолжался. Если с лошади упал Нобунага, то его соратники должны поспешить на помощь, но никто не обратил внимания на исход скоротечного поединка.

Вскоре один из воинов вскарабкался на противоположный берег. Это был тот самый самурай, которого вышибли из седла. Издали он походил на Нобунагу. Отряхиваясь, как мокрая крыса, он топал ногой и орал:

— Никто со мной не совладает!

— Вон командир восточного войска! Окружите его и возьмите живым! — приказал Дайскэ соратникам.

Поднимая тучи брызг, пешие воины устремились к Нобунаге. Бамбуковым копьем он свалил одного из противников ударом по шлему, затем бросился с копьем на следующего врага.

— Не подпускай их к себе!

Несколько соратников поспешили на выручку своему князю.

— Подайте мне лук! — скомандовал Нобунага с высокого берега.

Двое оруженосцев выбежали из шатра с луками в руках.

— Не дайте им пересечь реку!

Отдавая приказ, Нобунага прицелился, выстрелил из лука и вновь натянул тетиву. Стрелы были учебными, без боевых наконечников, но, пападая в голову с малого расстояния, стрела валила «врага» с ног. Нобунага стрелял с необыкновенной скоростью. Трудно было поверить, что он стреляет в одиночку. У него дважды рвалась тетива, ему приходилось брать другой лук, но смена оружия отрывала его от стрельбы лишь на мгновение. Воины рядом с командиром сражались самоотверженно, но выше по течению реки оборону восточного войска прорвали. Западное войско, овладев противоположным берегом, с победными кличами окружило шатры Нобунаги.

— Мы проиграли!

Нобунага отшвырнул лук и разразился хохотом. Повернувшись к торжествующим победителям, он с улыбкой внимал их победной песне.

Дайскэ и его стратег Хирата Самми побежали навстречу Нобунаге.

— Князь, вы не поранились?

— Со мной ничего не может произойти в воде.

В душе Нобунага чувствовал себя униженным.

— Завтра верх возьму я, — сказал он Дайскэ. — Готовься, тебе придется нелегко, — он приподнял бровь.

В разговор вступил Самми:

— Мой князь, когда мы вернемся в крепость, не позволите ли вы мне объяснить просчеты в ваших сегодняшних действиях?

Нобунага его уже не слышал. Скинув доспехи, он нырнул в воду, чтобы освежиться.

Правильные черты лица, изящная фигура Нобунаги свидетельствовали о красоте его предков. Нобунага поражал всех ярким блеском немигающих глаз. Зная это, он обычно маскировал этот свет искорками беззаботного смеха, а его собеседник чувствовал себя одураченным. Двенадцать братьев и семь сестер Нобунаги отличались такими же утонченными манерами и благородной внешностью, которые передавались из поколения в поколение истинно княжеского рода.

— Тебе это может досаждать, но денно и нощно, как молитву, ты не должен забывать о своем происхождении. Клан Ода основал священник из храма Цуруги. В далеком прошлом один из твоих предков принадлежал к роду Тайра, восходящему к самому императору Камму. В твоих жилах течет императорская кровь.

Нобунага постоянно выслушивал это наставление от Хиратэ Накацукасы, одного из четырех мудрецов, на попечение которым оставил его отец, переезжая из родной Фуруватари в Нагойский замок. Накацукаса был воистину преданным соратником, но нагонял тоску и скуку на Нобунагу.

— Ну, ясно. Я понял, — бормотал обычно в ответ Нобунага и отворачивался от старика.

Старец, не обращая внимания на недовольство князя, причитал:

— Вспомни о своем достославном отце. Защищая Овари, он утром бился на северной границе, а вечером отражал вторжение с востока. Можно было по пальцам одной руки пересчитать дни, когда ему удавалось снять доспехи и побыть дома с детьми. Несмотря на непрерывные войны, он оставался верным слугой императора и однажды послал меня в столицу, чтобы укрепить стену вокруг императорского дворца. Он к тому же послал ко двору четыре тысячи канов. И нашел время для возведения большого храма в Исэ. Таков был твой отец! А среди твоих предков…

— Хватит! Я много раз слышал твои рассказы!

Когда Нобунага сердился, его изящные уши багровели. Он с самого детства впадал в гнев, выслушивая эти истории, и Накацукаса прекрасно знал это. Он понимал, что в споре с Нобунагой лучше взывать к чувствам, а не к здравому смыслу. Когда его подопечный готов был выйти из себя, Накацукаса менял тему разговора:

— А не подышать ли нам воздухом?

— Может, верхом покататься?

— Если хочешь.

— Ты, старик, тоже поедешь.

Верховая езда была излюбленным занятием Нобунаги. Площадки для верховой езды были тесными для него. Он уезжал на три-четыре ри от крепости, а потом во весь опор мчался обратно.

В тринадцать лет Нобунага впервые принял участие в битве, а в пятнадцать лишился отца. С годами он стал держаться все более вызывающе. В день похорон отца он оделся самым неподобающим образом.

Все изумленно смотрели на него, не веря собственным глазам. Нобунага подошел к алтарю, взял горсть благовоний и развеял их над телом отца. Затем, ко всеобщему изумлению, вернулся к себе в крепость.

— Позор! Неужели это наследник!

— Безумец!

— До чего мы дожили!

Таковы были первые впечатления тех, кто привык к сиюминутным выводам. Люди, склонные к размышлениям, проливали горькие слезы, оплакивая судьбу клана Ода.