Антиквар - Бушков Александр Александрович. Страница 19
Смолин решительно зашел в подсобку и с первого взгляда убедился, что Гонзиц еще в состоянии, позволяющем употребить его в дело. Положил на тумбочку карту:
– Можешь мне совершенно точно определить, где сейчас такое место – первая часть, Новокузнечный ряд, номер шестьдесят шесть?
– Тебе вот прямо счас?
– Ну, не в минуту, однако желательно побыстрее…
– Не вопрос, – сказал Гонзиц, с намеком поглядывая на опустевшую бутылку. – Если неторопливо – мне ж еще за пузырем идти – то отнимет час, а если с надлежащими условиями труда, то и за четверть часа управлюсь… И современную карту мне б…
Смолин принес толстый автомобильный атлас Шантарска, поставил на тумбочку четверть-литровую фляжечку с коньяком и попросил:
– Только ты уж, Камрад, не срубись…
– Выдюжим, – заверил Гонзиц, пуская клубы дыма над картой. – Говорю тебе – четверть часа максимум…
Смолин хотел было для надежности и контроля остаться с ним – но увидел в распахнутую дверь, как мигает в его кабинете сигнальная лампочка. Буркнув что-то, вышел в магазин.
Гоша тут же показал ему взглядом на…
На прелестнейшее, надо сказать, создание женского пола, с ослепительной улыбкой повернувшееся к Смолину: белые брючки, красная маечка, голое пузико, как водится, натуральная блондинка, волосы роскошные, чуть не до пояса… Годочков двадцати с лишком, а значит, под неприглядную статью УК уже не подпадает…
Очаровательное было создание, так и тянуло руку положить на плоский загорелый животик – а потом одинаково приятственно было бы вести ладонь что вверх, что вниз…
– Пресса, Василий Яковлевич, – с бесстрастным видом доложил Гоша, поглядывая на блондинку отнюдь не вожделеючи (притом что имел нормальную гетеросексуальную ориентацию и особенным моральными устоями в этом плане не был обременен).
Точно так же и Смолин моментально отрешился от прежних эмоций, вмиг ощутив не то чтобы разочарование или скуку, а откровенную неприязнь. Недолюбливали тут прессу, чего уж там – и не только в данном конкретном магазине, а, так сказать, в глобально-стратегическом плане…
Но ведь не выкинешь же за шкирку, поулыбаться нужно, ничего не попишешь… Выйдя из-за стеклянного прилавка, Смолин изобразил на лице самую вежливую, простецкую улыбку и, еще раз обозрев снизу доверху прелестное созданье (но уже далеко не с прежней приятностью), вопросительно поднял брови.
Девочка поняла, заторопилась:
– Инга Извольская, «Шантарские губернские ведомости»… Вот, пожалуйста…
И сунула ему закатанную в пластик карточку с фотографией – судя по суетливости и некоторой робости, сия аппетитная персона в журналистике делала первые шажки: топ-топ, топает малыш… Но до чего сексуальный малыш, ага, и глазками играет вполне профессионально, и поза грациозности не лишена… Закинуть удочку, а?
Смолин, добросовестно, демонстративно почесав в затылке, ухмыльнулся еще обаятельнее:
– Давно?
– Что, простите?
– Давно изволите украшать своей персоною средства массовой информации? Что-то я вас не припоминаю, а ведь такую девушку однажды увидевши, не забудешь…
– Я недавно… После универа…
– Ясно, – сказал Смолин. – Вот только тут написано… Вовсе не «Инга Извольская», а «Софья Лесникова»…
– Вы же понимаете, псевдоним… Так красивее, законы жанра…
– Жаль, право, – сказал Смолин. – Лично я Инг встречал много, а вот с красавицей по имени Софья в жизни не знакомился, нет, серьезно…
– Ой, да такое старомодное и нелепое имя…
– Ну, это дело вкуса, – сказал Смолин, возвращая Инге-Сонечке ее аусвайс. – Я по паспорту тоже, знаете ли, черт-те что…
– Это как? – моментально поинтересовалась она довольно-таки цепко (ну, не вовсе уж наивная, соображает).
– Да так, пустяки… – пожал плечами Смолин. – Итак, что же вас в наше скучное заведение привело?
– Я бы хотела сделать репортаж… Понимаете, Василий Яковлевич (шустренькая, с первого раза запомнила, как Гоша к нему обращался… или наводила уже справки?), антиквариат – ужасно интересная тема…
– Надо же, а я и не знал…
– Шутите?
– Нисколько. Мы – люди невероятно скучные, серые, торгуем себе помаленечку…
– Но у вас же столько интересных вещичек… – она оглядывалась с неподдельным любопытством свежего человека, со стариной прежде не особенно и сталкивавшегося. – Вот только простоватые они какие-то… Я слышала, есть коллекции старинного оружия, ювелирных изделий, всего такого… Вы мне не дадите адреса и телефона каких-нибудь коллекционеров?
Смолин не то что вздохнул про себя уныло – форменным образом взвыл…
Голову прозакладывать можно, что эта лапочка – ничья не подсадка, не подстава. Она по жизни такая дурочка, вот и все. Подобные ясноглазые Манюни в антикварных магазинах появляются достаточно регулярно – и нет у них других замыслов, кроме как и в самом деле сделать убойный репортаж, желательно с убойными фотографиями. И невдомек этим труженицам пера, что серьезный коллекционер конспирируется почище Штирлица и к публичности стремится еще меньше, чем резидент российской разведки в каком-нибудь Копенгагене – а уж особенно собиратели холодняка, ювелирки, вообще чего-то дорогого … Единственный известный Смолину пример – когда «папаша» Алисы Селезневой, то бишь фантаст Булычев, в своих мемуарах откровенно засветил собственную нехилую коллекцию наград и головных уборов посредством откровенных фотографий – но, быть может, классик жанра уже в легоньком маразме пребывал, люди стопроцентно вменяемые так не поступают…
– Я совершенно точно знаю, что хороших репортажей про антиквариат много лет как не было, – сообщила Инга. – Говорила с коллегами, телевизионщиков расспрашивала, никто даже не припомнит…
«Не удивительно, – подумал Смолин. – Мы ж все – в твердом уме и здравой памяти, не Булычевы, чай…»
– Ага, – сказал он весело. – Вы, стало быть, хотите свое имя обессмертить звонким репортажем?
– Ну, не обессмертить, конечно… Но тема-то интереснейшая.
– Да уж… – проворчал Смолин. – А были ли вы…
– Да я везде уже была! – с неприкрытой грустью поведала очаровашка. – В «Дукате» со мной вообще не разговаривали, там сидел какой-то звероватый дед…
«Ну да, – констатировал Смолин. – На Фомича напоролась, он в таких случаях поступает решительно. А Леши не было, иначе Леша непременно попытался б тебя, аппетитную, склеить, задуривая головенку красивыми, но банальными россказнями… Он вас таких этим макаром с полдюжины уж опробовал…»
– «Эльдорадо», – сказал он деловито.
– Ой, да там только шутили и уворачивались… Во «Фрегате» со мной вообще разговаривали как с деревенской дурочкой или малым ребенком, а в «Раритете» вылез какой-то проспиртованный субъект и с ходу принялся в сауну звать…
«В очередном запое Врубель-Рубель, – отметил Смолин. – Учтем, запомним…»
– Что ж не пошли? – спросил Смолин, всем видом показывая, что пошловато шуткует, и не более того.
– С таким? – девушку натурально передернуло. – Нет уж, увольте! Лапать даже пытался…
– Мужчины его поймут, – сказал Смолин.
Она сердито сверкнула глазами:
– Тоже в сауну звать будете?
– Ну что вы, – сказал Смолин. – Мы, старые педофилы, гораздо скромнее в потребностях, максимум – в кафе… В кафе-то пойдете? Без задних мыслей?
Она глянула кокетливо:
– Может быть… Если и вы мне пойдете навстречу. Но я ж вижу, что вы тоже начинаете…
– Ладно, – сказал Смолин, отступил на шаг и поднял лакированную досточку на шарнире, преграждавшую вход за прилавок. – Заходите. Коли уж вы всех обошли и ничего не добились…
Он видел краем глаза, что Гоша взирает на него осуждающе – но предпочел этого не заметить. Он и сам не понимал толком, чего же именно добивается: то ли проверить эту кису на моральную устойчивость и в случае чего, простите за цинизм, отодрать со всем усердием, то ли… Порой ему приходило в голову, что не мешало бы обзавестись собственным каналом в средствах массовой информации: мало ли что может случиться, мало ли какие коллизии возможны, порой необходима как раз не конспирация, а огласка – в наши-то путаные времена, когда СМИ, хвостом их по голове, сплошь и рядом способны быть оружием, и даже не за деньги их можно купить, а втемную использовать… Давно об этом идут разговоры среди своих, но реально никто и пальцем не пошевелил… быть может, пришла пора?