Сент-Женевьев-де-Буа - Юденич Марина. Страница 29

— Однако мне ничего не известно о вас, милостивый государь…

— Вот как? Вам ничего не известно о том, что белогвардейские мятежи подавлены по всей России и рассчитывать на Добровольческие армии, на войска Антанты, на белоказаков вам больше не приходится? Вам ничего не известно об этом, ваше сиятельство, княжна Долгорукая?

— Меня зовут мать Софья — Нам известно, как вас зовут и мы отнюдь не случайно здесь Поэтому извольте прекратить препирательства со мной и исполняйте то, что я вам сказал, во избежании самых серьезных последствий. Особенно лично для вас…

Отряд, спешится — с этими словами он сам легко спрыгнул на землю и вплотную, как-то подчеркнуто дерзко подойдя к настоятельнице, близко и прямо взглянул ей в лицо.

Запал исчез в нем также внезапно, как и возник Бывалый парень просто выскользнул из его оболочки и стремительно, ловко, как ему и полагалось, никем, разумеется, не замеченный покинул помещение, оставив Дмитрия Полякова один на один с теми, кто сейчас окружал его Честно говоря, это был не очень благородный поступок, поскольку Дмитрий Поляков находился в состоянии плачевном — был совершенно измотан физически и морально и практически не способен постоять за себя каким либо образом Те же, кто сейчас в прямом смысле этого слова, плотно окружали его беспомощно распластанное на диване тело, настроены были отнюдь не дружелюбно Конечно, физическая расправа ему ни в коей мере не угрожала, что же касается морального аспекта проблемы, то он был заявлен в эти минуты очень и очень остро. Возможно лучшим для Полякова было, если бы вместе с остатками физических сил и безоглядной решимостью действовать и добиться своего любой ценой, его покинуло и сознание. Тогда все разрешилось бы просто, по крайней мере на данном этапе событий Но сознание его, именно сейчас окончательно прояснилось, стряхнув с себя и остатки эмоциональной похмельной вялости, и последовавшего за ней, сообразно закону маятника всплеска бурных эмоций. Все это отступило на второй план, хотя каждое действие, из тех которые он успел совершить за минувшие полчаса запечатлены были памятью с потрясающей точностью, и, как фотографии, запечатлевшие сцены его позора и унижения, стояли перед глазами, не давая забыться или хотя бы отвлечься ни на минуту. Сейчас пространство его внутреннего мира — сознание, разум, душа и, — что там еще заключал в себе этот мир?! — было затоплено одним лишь раскаленным, обжигающим, разрывающими его изнутри чувством Этим чувством был стыд. Так стыдно ему не было никогда Даже в ранней юности, когда его застали за неким постыдным занятием. Ничего более, что хоть как-то сравнимо было с тем, что испытывал он теперь, на ум не приходило Судьба, действительно, была милостива к нему — он конечно и "попадал в просак ", и « влипал», и « вляпывался» — словом, случались в его жизни ситуации, которые порождали чувство неловкости и даже стыда, но все это даже отдаленно не напоминало тот раскаленный водоворот чувства, испепеляющего его душу теперь.

На его несчастье, а быть может, наоборот на счастье — иначе сцена выглядела бы совсем уж комичной, под рукой его не было сейчас подушки, одеяла или какого другого предмета, коим можно было бы закрыть лицо. Будь иначе — он непременно бы поступил именно так. Тело же его было настолько ослаблено физически — и это тоже было мучительно стыдно, — что он не чувствовал в себе сил пошевелить руками — иначе он спрятал бы лицо в ладонях, или, по крайней мере, перевернулся бы на живот, уткнувшись лицом в мягкую обивку дивана, или попросту убежал бы, впрочем это ему вряд ли удалось бы сделать, будь он даже и в нормальной физической форме Диван в его номере, куда его доставили секьюрити и на который он немедленно рухнул без сил, плотным кольцом окружали четверо сотрудников службы безопасности отеля.

Те двое, которым он сдался возле номера старушки и двое — присоединившиеся к ним возле лифта, они, очевидно, ловили его на верхнем этаже. Теперь все четверо стояли вокруг дивана тем же плотным кольцом, что и шли, конвоируя его восвояси, словно боясь, что он выкинет еще что-нибудь, стоит им только разомкнуть круг. Они молча, настороженно и недобро, к тому же весьма бесцеремонно разглядывали его и это было тоже стыдно, унизительно и нестерпимо, но ничего поделать он не мог Кто-то еще, невидимый им из-за широких спин охранников, нервно расхаживал по номеру, но и он был молчалив.

Похоже было, что никто из них не уполномочен принимать какие-либо решения и вообще мало представляет, как вести себя в подобной ситуации — все ждали кого-то, кто мог хоть как-то ее разрешить. Так и оказалось — послышался звук открываемой двери, чьи-то быстрые шаги, изумленный и испуганный одновременно возглас — Что происходит? Ему плохо? Он оказал сопротивление? Что они с ним делают? — взволнованный молодой голос выпалил все эти вопросы на одном дыхании. Секьюрити зашевелились, но кольца не разомкнули — Понимаете, мсье де Буасси, этот русский — мсье Поляков, он стал требовать… — голос постарше крайне сбивчиво и испуганно начал объяснять ситуацию тому, кого звали де Буасси, но был остановлен — Я знаю, что произошло Но, что сейчас? Он сопротивляется?

— Нет. Он… Он… лежит — Его, что, связали?

— О, нет, мсье де Буасси! Как можно было… Он просто лежит…

— Тогда почему здесь столько секьюрити? И зачем они так стоят? Где он?

Он может говорить?

— Но я думал, мсье де Буасси…. На всякий случай… до вашего прихода… Да, он, мсье Поляков, кажется в полном сознании Просто не очень хорошо себя чувствует, я думаю…

— Вы свободны, господа, — тот кто носил красивое имя де Буасии наконец обратился к охранниками и они немедленно разомкнули оцепление, — нет, кто-нибудь один или двое останьтесь… Но не здесь. Где ни будь рядом.

Вы меня слышите мсье Поляков? Как вы себя чувствуете? Вы говорите по-французски?

Де Буасси оказался высоким стройным довольно молодым человеком, с тонким породистым лицом, как бы подтверждающим его право на столь громкое имя. Очки в тонкой золотой оправе скрывали глаза, но большой хищный, как клюв опасной птицы, нос на загорелом холеном лице, тонкие красиво очерченные губы, высокий гладкий лоб, на который небрежно падали длинные пряди блестящих черных волос создавали классический гармоничный образ молодого аристократа, потомка старинного и славного рода, помещенного на жительство в конец века двадцатого, а посему вынужденного получить хорошее современное образование и, видимо, работать. Очевидно, он принадлежал к руководству, а быть может и к клану владельцев отеля, жил здесь же, в отеле или неподалеку на одной из старинных вилл и поднят был на ноги ни свет ни заря в виду исключительности и чрезвычайности происшествия Говорил он быстро, короткими отрывистыми предложениями, которые будто бы наскакивали друг на друга, но возможно это была его обычная манера По крайней мере, внешне, господину де Буасии удавалось хранить спокойствие Второй человек, оставшийся в гостиной, после того, как секьюрити бесшумно удалились с поля действий, заняв позиции где-то неподалеку, как велел де Буасии, был, напротив, совершенно откровенно взволнован Он был много старше патрона — лет, примерно, пятидесяти, а, может быть, и больше Его седины дышали благородством, с неким, однако, налетом театральности Возможно, этому способствовало то, что одет он был в торжественную униформу служащих отеля Вероятнее всего, это был старший ночной портье, который имел несчастье дежурить именно в эту злополучную ночь Теперь он очень боялся, что поступил как-нибудь не так, возможно, слишком сурово обойдясь с Поляковым, отдав его под конвой охраны, а, возможно, наоборот, слишком мягко, не вызвав полиции. Словом, он просто не знал, как должен был себя вести и каковы теперь будут последствия. И от этого очень волновался.

— Да, я говорю по-французски. Спасибо — Поляков сам удивился и одновременно нашел еще один повод устыдиться, от того как слабо и с трудом дались ему эти слова Последнее относилось к вопросу де Буасии о самочувствии и, похоже, тот это именно так и понял — Вы уверены, что вам не нужен врач?