Я отворил пред тобою дверь… - Юденич Марина. Страница 20

Оставалась последняя надежда — разыскать французского журналиста, доставившего рукопись и сделавшего с нее копию впрочем, надежда, впрочем, весьма эфемерная, поскольку он не знал даже имени этого человека — князь называл его не иначе, как просто француз, «милый француз», «настойчивый француз» и так далее, меняя лишь эпитеты..

Однако здесь провидение вдруг явило ему милость, как по крайней мере показалось сначала, потом же стало ясно, что это был просто способ сделать наказание более изощренным и ощутимым — ему подарили слабую надежду, с тем, чтобы потом вместе с нею отнять и последние жалкие остатки душевного равновесия.

Кто-то из приятелей его оказался знаком с пресс-атташе посольства Франции в Москве Их познакомили и тот обещал попробовать помочь в поисках, ориентируясь на примерно время пребывания журналиста в Москве с учетом его отъезда в Израиль и возвращения обратно Сделать это оказалось не так уж трудно, в консульском отделе посольства почти сразу вычислили соотечественника, совершавшего столь необычное турне и назвали его имя — Паскаль Жибон, независимый журналист, постоянно проживающий в Париже, сотрудничающий от случая к случаю различными изданиями и очень много путешествующий по миру Пресс — атташе оказался настолько симпатичным парнем, что обещал выяснить нынешнее место пребывание мсье Жибона и содействовать его контактам с господином Павловым. Слово свое он сдержал и позвонил Евгению Витальевичу уже через несколько дней. Голос дипломата выражал не протокольное, а совершенно искренне сожаление — Паскаль Жибон, тридцатисемилетний независимый журналист около месяца назад погиб в автомобильной катастрофе, возвращаясь из Ниццы в Париж Конечно, у него остались наследники и возможно имеет смысл связаться с ними на предмет обнаружения тех бумаг, которые интересуют господина Павлова, но это будет довольно сложный и длительный процесс, поскольку мсье.. Жибон не был женат, поэтому прямые наследники отсутствуют, а разыскивать всех прочих… Одним словом, господин Павлов наверное сам понимает…

… Господин Павлов все понимал, более того он был уверен, что наследники несчастного Жибона, никаких загадочных копий и вообще документов, связанных с последним в его жизни журналистскими или семейным расследованием в бумагах покойного на обнаружили Это Павлов знал абсолютно точно.

С той поры прошло восемь лет Доцент Павлов продолжал работать в Московском университете и по-прежнему считался крупным специалистом по истории святой инквизиции, довольно странным, правда, для многих было то, что он так и не удосужился защитить докторскую диссертацию и стать профессором, что было бы абсолютно справедливо Он как-то постепенно отошел от активной деятельности — перестал публиковаться в популярных изданиях, давать интервью, участвовать в дискуссиях, вообще — замкнулся, и, как отмечали — «сильно сдал» в последние годы. Но в, конце концов, зрелость, а за ней и старость настигают разных людей на разных этапах их жизни и возможно то, что происходило с ним, укладывалось в емкое и беспощадное понятие — возраст Так, по крайней мере думали многие из тех, кому он был небезразличен или просто, что называется, «попадал на язык».

Сам же Павлов знал другое — начиная с тех трагических событий, известных и памятных ныне ему одному, сам он и все, что его окружало начало исподволь, медленно, но совершенно неотвратимо обращаться в тлен, прах, дряхлея и рассыпаясь ощутимого для него одного, словно погружаясь в вязкую, липкую, холодную трясину смертельного забвения. Он знал, что один виновен в том, что произошло со старым князем, французским журналистом, утерянной рукописью, и даже неупокоенной душой Глеба Мещерского и других несчастных, о которых праведный старец пытался докричаться из своего небытия, и считал наказание определенное ему кем-то или чем-то свыше вполне справедливым Он понимал, что приговор вынесенный ему медленно, но неукоснительно( быт может так и определено судией) приводится в исполнение И не пытался противиться этому Он жил, просто ожидая того, когда холодная толщь трясины окончательно сомкнется над его головой..

Оставшись, наконец, один, он прошел в кабинет, не раздеваясь сел за стол, в тяжелое громоздкое черного дерева кресло, старинное, покрытое искусной резьбой, более напоминающее трон и включил настольную лампу.

Смятение царившее в его душе постепенно улеглось уступив место холодной ярости — над ним подшутили, это было ясно, но бесило его даже не это, в конце концов чувством юмора природа его не обделила. Главным было другое — шутил некто, кто обладал огромными, если не сказать фантастическими возможностями и этого, а также причину, по которой таинственный любитель столь грандиозных розыгрышей избрал в качестве предмета своих упражнений его, он не постичь не мог.

Ему было лет шесть, а может быть и пять, когда он впервые понял, что мир не ограничивается рамками их с матерью убогой квартирки, обшарпанной оградой окраинного детского сада и грязной, узкой. полоской двора, втиснувшегося между домом и вереницей железных гаражей и деревянных сараев, протянувшейся вдоль него Еще он понял, что в мире нет равенства, не было его уже и в их унылом дворе — каждое утро, в любую погоду они с матерью спешили на автобусную остановку, а потом долго тряслись в душном злобном пространстве набитого битком автобуса, что бы поспеть в детский сад, а соседский Леха вместе с мамашей гордо маячили посреди двора в ожидании пока их отец — дядя Гриша выкатит из гаража видавший виды старый «Москвич». Тогда же он решил для себя, ( как ни странно это звучит, но он совершенно точно помнил, что это было именно так и тогда ) что ни на минуту не задержится в этом дворе и в этом убогом мире Позже, уже став постарше и получив возможность самостоятельно ездить по городу, он при первой возможности уезжал в центр и там просто слонялся по шумным улицам, внимательно разглядывая людей, особенно тех, кто заметно отличался от серой безликой толпы прохожих Вскоре он безошибочно вычислял тогдашних хозяев жизни — уверенных в себе, надменных, откормленных и хорошо одетых Правда по улицам они почти не ходили, но он ловил мгновенья, когда они, покидали салоны своих машин и заходили в рестораны и модные кафе, театры, престижные дорогие комиссионки, валютные «Березки», иногда — ловили такси как-то особенно уверено и небрежно голосуя у кромки тротуара Однако тогда уже он понимал, что и они отнюдь не главные в этой жизни — изредка по центральным магистралям, привлекая внимание толпы воем сирен и царственным мерцанием «мигалок», поносились кортежи правительственных машин, он всегда подолгу смотрел им вслед, пытаясь представить себе тех, кого скрывали от любопытных глаз плотные шторки на окнах лимузинов Сильно удивляя мать, он с малолетства всегда внимательно смотрел программу «Время» и знал пофамильно всех членов Полтибюро и первых секретарей компартий союзных республик Он хорошо учился в школе и старательно внедрялся в когорту активистов, настроив себя на долго и упорное проникновение в ряды правящей партийной элиты, начиная с самых низших ступеней номенклатурной лестницы Именно так он формулировал тогда свою задачу, именно так, слово в слово, он хорошо это помнил теперь и готов был поклясться чем угодно, что это правда Почти блестяще, едва не дотянув до золотой медали, закончив школу, он выбрал для поступления институт пищевой промышленности, и отнюдь не потому, что туда относительно легко было поступить, с его аттестатом и знаниями он мог дерзнуть и на более престижные столичные ВУЗы и имел хорошие шансы пробиться в число их студентов. Но он понимал что продвигаться далее среди привилегированных отпрысков будет много сложнее, нежели в толпе среднестатистических советских студентов, которая заполнит аудитории скромного ВУЗа И тут новейшая история его отечества преподнесла ему поистине царский подарок — наступил год одна тысяча девятьсот восемьдесят пятый — грянула перестройка и рухнули все сословные и кастовые номенклатурные ограничения и перегородки Сакраментальное: «Кто был ничем, тот станет всем» — вновь, хотя и не декларируемое официально, пронеслось над Россией — и наступило его время..