Ратоборцы - Воронова Влада. Страница 33

Дариэль немного помолчал, встал, налил в чашу воды из кувшина, залил огонь.

— Все хелефайи очень любят молоко и мёд, — сказал он, не оборачиваясь. — Но в долине ни коровы, ни козы не доятся никогда. Мы даже их не держим. И пчёлы не живут, все цветы опыляют бабочки. Молоко и мёд мы покупаем у человеков в приграничье. В последних днях апреля Биреоинг пожаловался на занятость и попросил меня сходить за молоком для его девушки. Продавец должен был ждать на тракте, близ дельты тропы Эндориена.

«Там, где тропа примыкает к тракту», — сообразил Славян.

— На крестьянина продавец был совсем не похож, типичный горожанин Магички — городская одежда со шнуровками и множеством пуговиц, руки без мозолей… А молоко было в литровой пластиковой бутылке со Срединницы. Славян, — резко обернулся к нему Дариэль, верхушки ушей оттопырились под прямым углом к голове, кончики повернулись к Славяну, — я тогда ничего не заподозрил, веришь? Мне и в голову не пришло…

— А что ты должен был заподозрить?

— Биреоинг был наркоторговцем, а тот человек — поставщиком, — сказал Дариэль.

— Так на вас же человеческие наркотики не действуют! — удивился Славян.

— Ягоду беляшку знаешь? (Славян кивнул, на Срединнице её сок так же популярен, как томатный или апельсиновый на Техничке). Героин, растворённый в её соке, действует на хелефайев как и на человеков. Стандартная человеческая доза на полстакана сока. Вот и всё. — Дариэль опять отвернулся, отошёл к окну, уши снова обвисли. — Сок беляшки по виду похож на молоко, и я ни о чём не догадался. Ни над чем не задумался. А ведь должен был! — Дариэль хлопнул ладонями о подоконник. — Принёс бутылку Биреоингу, поставил в холодильник. В тот же день он опять попросил помочь — собрать немного тривицы. Это очень ядовитая трава, один из немногих ядов, которые действуют на хелефайев. В её отваре вымачивают кожу при выделке. Биреоинг сапожником был. Готовил отвар тоже я, Биреоинг и чай-то заварить путёво не мог. — Дариэль повернулся к Славяну, но смотрел в пол. — А на следующий день его нашли мёртвым. Отравленным тривицей. Вот и получается, что я убийца и наркоторговец, убил прежнего распространителя ради того, чтобы себе торговлю захапать. Нашлись свидетели, которые видели, как я встречался с поставщиком и собирал тривицу. Дознаватель представил владыкам все материалы дела, меня признали виновным и приговорили к казни. А я сбежал. Едва выбрался из долины, стража искать бросила, вышвырок всё равно что мёртвый. При желании меня могли найти, владыки прекрасно знали где я, но… Вышвырок того не стоит. — Дариэль поднял взгляд. — Два месяца назад в долине опять появились наркотики. Началось новое расследование, меня оправдали. В минувшую пятницу ко мне пришёл вестник. Я вернулся в долину. Всё.

— Что-то у тебя одно с другим не срастается.

— Я говорю правду! — у Дариэля выступили слёзы. — Хочешь, поклянусь пред изначальем?

— Успокойся. — Славян подошёл к хелефайе, слегка встряхнул за плечи. — Ты-то правду говоришь, а вот…

— Ты мне веришь? — перебил Дариэль. — Я знаю, всё выглядит недопустимо глупо, в такое поверить невозможно, таких ушехлопов просто не бывает. Но я говорю правду. Я дурак и растяпа, но не убийца, Славян, не наркоторговец. Ты веришь мне?

— Да. Верю, — твёрдо сказал Славян. — И нечего плакать. У вас что, у всех глаза на мокром месте?

— В долине пусть болтают, что хотят… — Дариэль вытер слёзы. — Если ты мне веришь, я справлюсь.

— Обязательно справишься, — ответил Славян. — Ты очень сильный. Самый сильный изо всех, кого я знаю. (Хелефайя глянул недоверчиво). Сам посуди: в Гавре выжить сумел — раз. С эльфийской бандой не связался — два. И… — Славян на мгновенье запнулся, не зная, говорить или нет, но всё-таки сказал: — И обложил чёрного колдуна по всей матери, как он того и заслуживал. (У Дариэля глаза распахнулись во всё лицо). Тут смелость нужна немалая, ведь несмотря на всю вашу природную магию, у волшебника вполне хватит если не силы, то мастерства сделать из тебя котлету. Ты молодец.

— Славян, то, что я сказал тебе тогда…

— Не мне — техносторонцу с нулевыми способностями к магии, а волшебнику-черномагичнику. Это отважный поступок. Им можно гордиться.

Верхушка одного уха у Дариэля отвернулась к затылку, другого — к виску, слишком много противоречивых чувств. Он мягко высвободился из рук Славяна, сел на корточки перед камином. Славян сел на ковёр, свернул по-турецки ноги. Дариэль скатал в ладонях шарик волшебного огня, бросил в камин — пепел вспыхнул белым светом и исчез. Хелефайя отрешённо смотрел в пустой очаг. Уши заметно подрагивали, но, по крайней мере, не торчали в разные стороны. Надо отвлечь парня, нечего ему самокопаньем заниматься. Пусть в памяти останется то, что Славян сказал, а не та муть, которую он опять себе напридумывает. Но и слишком резко тему менять нельзя, догадается.

— Дариэль, — сказал Славян, — а ты не думал, что с наркотой и трупом тебя подставили?

В первое мгновение хелефайя не понял. Хлопал огромными карими глазищами, смотрел озадаченно. Потом сообразил.

— Думал, — отмахнулся он. — Вздор. Кому нужен словоблюстель, мелочь такая?

— А причём тут ты? На самом деле играли вовсе не против тебя.

— Как это? — изумился Дариэль.

— Очень просто. Эльфийский вариант «упыриного гамбита». Владыка, допустивший неправедный суд, должен снять венец, так? Особенно эффектно получится, если несправедливость будет допущена в отношении человека… то есть хелефайи известного, уважаемого. Тебя ведь вся долина знает.

— Интересная идея, — призадумался Дариэль. — Знаешь, давай молока выпьем, а потом покрутим её со всех сторон.

Странные дела творятся в благодатном Эндориене. Лаурин не понимала ровным счётом ничего. Триста пятьдесят лет для бессмертных не возраст, а пустяк, но Элравен, владыка долины Пиаплиен, отец Лаурин, часто повторял, что возраст определяет не прожитое, а пережитое. Пережила Лаурин, советник по делам приграничья, посланница Пиаплиена, немало. Смену власти в долинах видела четырежды, в третьем случае владыкой стал её отец, и Лаурин тогда была единогласно избрана долинниками судьёй испытаний, её суждениям и беспристрастности доверяли безоговорочно. В трёх других долинах её приглашали в свидетели. Много читала хелефайна и о смене власти у других рас.

Но сегодня Лаурин не знала, что и сказать. Смена власти беспорядками сопровождается всегда, и хелефайна не удивилась бы ничему, даже расколись Эндориен на два враждебных лагеря, готовых на что угодно, лишь бы уничтожить противника. Но реальность оказалась фантастичнее самых немыслимых предположений.

Половину старейшин и советников Миратвен ещё в среду, в бытность владыкой, отправил улаживать различные дела за пределы долины. Ничего особенного, если бы Нэйринг, ничего об этом не зная, не откомандировала вторую половину помощников. Долина осталась без управленцев, только с одной владычицей, которая занята по самые уши, в одиночку готовит священные круги для испытаний.

А в долине творится чёрт знает что: пьяные стражи, полным-полно чужаков, а сами хелефайи обсуждают что угодно, только не предстоящие вечером испытания и выборы, от которых зависит судьба долины. Даже ставок на предполагаемого победителя не делают. Кругом всеобщее радостное отупение, какое-то ненормальное веселье, беспечное до исступления.

Лаурин разыскала правительницу. Нэйринг настраивала очередной священный круг, — замотанная, усталая, под глазами серые тени, чёрные волосы потускнели. Настройка — работа тяжёлая. Светло-фиолетовый тайлонир перепачкан землёй, зелёными пятнами травы, пришпиленный к левому плечу разноцветный пучок узеньких атласных лет перепутался во что-то невообразимое. Владычица на четвереньках ползала внутри выложенного тройным рядом камней просторного круга, оглаживая их кончиками тонких нежных пальцев, шептала заклинания. Длинными миндалевидными ноготками, окрашенными для большей эффективности в серебристый цвет — он притягивает магию, цепляла тоненькие потоки силы и волшбы, сплетала в узор. Увидев Лаурин, владычица разулыбалась, появился повод хоть на пару минут бросить нудную тяжёлую работу, передохнуть. Но слова гостьи оказались безрадостны.