Цветы подо льдом - Юинг Джин Росс. Страница 40
– Мы промокли, любимая. Нам еще далеко ехать?
– Не очень, – сказала она, чувствуя, как ей вдруг обожгло кожу, и отвернулась, чтобы он ничего не заметил. Хоть бы не смотрел так!
Встав, Кэтриона завязала узел на юбках, чтоб не пачкать о землю подол, и взяла свое одеяло.
– Вы можете сидеть в темноте сколько вам хочется, а я пойду дальше.
– Тогда я тоже пойду, – засмеялся Доминик. – Я проиграл свою жизнь целиком. Не думаю, что меня испугают эти горы. Теперь они не заставят меня свернуть в сторону от моей цели.
– Вы решили окончательно допечь меня? – усмехнулась Кэтриона. – Ну, раз так, вставайте! Один поцелуй, и дело с концом – для чего-нибудь большего здесь слишком сыро.
Доминик запрокинул голову и звонко расхохотался. Звук прогремел как взрыв и прокатился эхом в тумане. Это был настоящий мужской смех, неподдельно искренний.
– Что с вами, Доминик Уиндхэм? – Она присела на корточки и шлепнула его тыльной стороной руки по щеке. – Над чем вы так смеетесь?
Он схватил ее руку и поцеловал, задыхаясь от нового приступа смеха.
– Однажды я занимался этим в озере... В другой раз – под водопадом... Несколько раз – в ванне, что гораздо теплее, хотя не так зрелищно. Дорогая моя, для этого занятия никогда не бывает ни слишком сыро, ни слишком холодно, ни слишком горячо. Все дело в том, что мы не можем сейчас терять время, в нас нуждается ребенок. Если я поцелую вас, то уже не остановлюсь, поэтому никаких поцелуев, за исключением одного.
Доминик поцеловал ей руку, и Кэтриона отдернула ладонь, зажав пальцами обожженное место. Затем она гордо прошествовала к лошадям и принялась прилаживать к одной из них промокшее седло. Пони тоже были мокрые. Весь мир вокруг был мокрый, украшенный каплями, словно бисером. Она встряхнулась, и брызги полетели с нее во все стороны, как с мокрой собаки. Единственное сухое и теплое место сохранилось в центре ладони, которого коснулись его губы.
Ехать верхом по зыбкой почве становилось опасно – в болотах можно было легко увязнуть, поэтому они шли пешком, ведя пони за собой. Небо то светлело, то темнело; временами в клубах тумана появлялись просветы, обозначавшие передвижение солнца.
Кэтриона продолжала двигаться в направлении, указанном дочерью Александра Крисхольма, туда, где в дымке выступали пятнистые пики Ан-Риабачан, Сгурр на-Лапейч и Скор-на-Дьолейд. Это были ее родные края и знакомые ей горы. Переход, занимавший у нее несколько часов, чужаку стоил бы нескольких дней странствий.
Доминик следовал за ней не переча, не жалуясь, сколько бы она ни кружила по бесконечным вересковым пустошам, диким зарослям без троп, пробираясь вокруг ручьев и топей. У Кэтрионы уже начали уставать ноги, желудок ее сжимался от голода, но она упорно устремилась в соседнюю небольшую долину, зная, что до цели им осталось всего несколько миль.
– Тьфу ты, дьявол! – вдруг донесся до нее голос Доминика.
Затем наступила тишина.
Кэтриона обернулась, всматриваясь в густой туман. Там, откуда только что донесся голос, раздалось пронзительное ржание. Кэтриона направилась обратно на тропу. В это время что-то невдалеке хлюпнуло, словно завершение гигантского поцелуя. Туман закружился и разверзся подобно лопнувшей паутине. Доминик вместе с пони стоял, увязнув по колено в обманчивой зеленой западне. Трясина уже затянула его по бедра. Он закрыл лошади глаза и стал с ней разговаривать, а она стояла спокойно, лишь ее ноздри слегка раздувались. Доминик стянул с себя пиджак и обвязал ей голову, напевая что-то вполголоса. Кэтриона увидела, как они вдвоем медленно погружаются, и страх сковал ее.
– Увы, мэм, – сказал Доминик, заметив ее, – пони это не нравится. У нас нет какой-нибудь веревки?
– Не двигайтесь, – приказала Кэтриона. – У нас есть одеяла.
Она стащила с седла скатанное одеяло, располосовала его ножом на ленты и связала концы, а потом, найдя камень и привязав его к одному концу самодельной веревки, с размаху бросила Доминику. Он поймал его одной рукой.
Кэтриона прикрепила свободный конец веревки к седлу своей лошади, а Доминик тем временем закрепил другой ее конец на спине пони.
– Нет, – запротестовала Кэтриона. – Привяжите себя! Он ухмыльнулся.
– Как же мы тогда вытащим пони?
– Никак! Оставьте его. Это судьба. Привязывайтесь сами!
Туман снова сгустился, поэтому она не видела, выполнил ли ее приказание Доминик.
– Теперь держитесь крепче, – услышала она его голос. Кэтриона заставила свою лошадь лечь и упала лицом в ее грубую гриву, шепча молитву. Неразумный англичанин! Зачем она позволила ему идти с ней в эти горы с этими предательскими болотами и скалами? Порой здесь погибали даже шотландцы. Пони под ней дрогнул, веревка натянулась и подалась. Лошадь вздрогнула, и Кэтриона шлепнула ее по заду, понуждая лежать неподвижно.
Болото заворчало, словно какое-то чудище вылезало из своего водного логова. Эхо вторило чавкающим звукам, пока наконец из тумана не появился Доминик, весь в зеленой тине и черной грязи. Присев на корточки, он сделал несколько глубоких вдохов, сжимая что-то в одной руке.
– Ни один герой или поэт не отважится побить мое достижение – мировой рекорд выживания на болоте. – Доминик выпрямился и засмеялся: – Встречайте нового чемпиона и давайте вызволять животное. Ну, сможем мы вытащить мою несчастную лошадь?
Кэтриона неуверенно взглянула на него, чувствуя, как колотится ее сердце и пылает лицо. Он был без галстука; рубашка его тоже куда-то исчезла, и на обнаженной груди повисла паутина из полосок торфа. Даже волосы были мокры и перепутаны. Он стоял совершенно черный, покрытый до пояса грязью, замечательный, дикий, как сатир в саду лорда Байрона. Пламя в ее груди вспыхнуло еще сильнее. «Красивый мужчина!» Она знала его тело, она принимала его в свою плоть. И этот мужчина волей судьбы оказался ее первым любовником!
Пони в болоте начал громко хрипеть. Лошадь Кэтрионы задрожала и зафыркала в ответ. Доминик обернулся назад.
– Начинаем! – крикнул он. – Поезжайте вперед со всем своим хозяйством!
Пони Кэтрионы тронулся с места и потащил. Застрявшая лошадь выкарабкалась из болота. Встав на нетвердые ноги, она еще долгое время не могла прийти в себя.
– Молодец, – сказал Доминик и похлопал пони по дрожащей шее. – Так-то лучше.
Кэтриона накинула петлю своей импровизированной веревки на куст и пошла к нему.
– Лошадь, слава Богу, спасли, но в чем вы поедете дальше? Теперь вам придется мокнуть без рубашки.
– Ничего, мне не страшно.
– А плетение веревок – это ваше хобби, которое осталось от Лондона? – Господи, какие глупости приходят на ум!
Кэтриона хотела, чтобы он обнял ее, прижался губами к ее губам. Она страстно желала, чтобы он взял ее прямо здесь, на вереске, как ненасытный сатир, но он не сделал этого, и они поехали дальше под покровом мглы, не касаясь друг друга, не говоря ни слова.
Когда сквозь туман Кэтриона увидела огонь, сердце ее сжалось от страха. Они приехали слишком поздно. Но нет, этого не могло быть! Они находились еще очень высоко в холмах, и отсюда не мог быть виден пожар в долине Фаррар.
Когда они спешились, Кэтриона услышала возле уха тихий голос Доминика:
– Что это?
– Спросил бы лучше – кто, – произнес поблизости мужской голос.
Тени всколыхнулись, и пятеро мужчин, молча выйдя из тумана, взяли их в кольцо. Один из них приставил к горлу Доминика нож. Все они были в сине-зеленых килтах и пледах, обернутых вокруг плеч; капельки воды, как бриллианты, блестели на их шляпах. По-видимому, все они были братьями.
Доминик расставил ноги и принял боевую стойку, будто рассчитывал один справиться со всеми пятерыми.
– Оставьте его, – быстро сказала Кэтриона по-гэльски, – пока вы не пролили кровь друг друга. – Как только она заговорила на их языке, лезвие опустилось. – Он англичанин, офицер, – продолжала она, – но его не интересуют винокурни. Чьи это владения?
– Дэвида Фрезера, – ответил один из мужчин – тот, который первым подал голос.