Цветы подо льдом - Юинг Джин Росс. Страница 8

– Ты с ума сошел?

– Ну да. – Доминик улыбнулся. – Я сошел с ума.

– О Боже! – Стэнстед налил себе бренди. – Признайся лучше, не стоит ли за всем этим женщина?

– Разумеется. Что здесь нового? На сей раз это степенная северянка, до ужаса добродетельная.

– Девушка в карете?

– Она самая. Печально, но все мои недозволенные приемы оказались напрасными. Стоическая неприступность, укрепленная шотландскими ценностями и подогреваемая чрезмерной подозрительностью. Тем не менее мы едем вместе и без приставленной в качестве надзирательницы почтенной дамы. Неосмотрительно с моей стороны, это ты собираешься сказать? Как бы там ни было, но я в самом деле не хочу испортить ей репутацию.

На минуту в комнате воцарилось молчание, и слышно было, как Стэнстед глотает свой кофе.

– Но зачем, Доминик? – внезапно спросил он. – Не легче ли найти шлюху? Она с удовольствием поедет с тобой.

О Боже! Вся его жизнь и так заполнена одними шлюхами. Доминик вдруг ощутил острую тоску и потребность в переменах.

– Когда благопристойная леди ежится от одного твоего вида, как будто ты Люцифер, хочется позволить себе какую-нибудь компенсацию. – Он стянул перчатки. – Можешь не сомневаться, сия особа непременно будет обесчещена, только это не получит огласки – вот почему ты должен мне помочь. А теперь, прошу тебя, одевайся.

Они вышли из игорного зала и, пошатываясь, побрели в место еще менее достойное. Это было самое шумное и низкопробное из всех заведений, которые Доминик только мог отыскать. Стэнстед уже едва держался на ногах – его физиономия белела под рыжими волосами, как оконная замазка на проржавевшей раме; однако Доминик, непоколебимый в своем стремлении к цели, продолжал тянуть его сквозь лабиринт улиц. Двое мужчин горланили, пили вино, забавлялись и, когда окружавшая их ночь подходила к концу, уже были всеми замечены. В это время денди возвращались в свои дома, крадучись, как вампиры, стараясь успеть замести следы до восхода солнца. Интересно, отражаются ли они в зеркале и исчезают ли, как настоящие вампиры, при виде креста с таким же пронзительным криком?

Пребывая в полном расстройстве всех чувств, Доминик подарил увязавшейся за ним шлюхе гинею – без сомнения, это были самые легкие деньги из всех, которые она когда-либо заработала, – и ощутил себя безнадежнейшим глупцом.

Он возвращался на Сент-Джеймс-стрит, буквально волоча на себе Стэнстеда. К этому времени простой люд уже начал выползать на улицы, как сонм сурков после долгой зимней спячки; по мостовой прошлепала шумная стая гусей вместе с покрикивавшей на них девочкой, а затем...

Джентльмен, двигавшийся им навстречу, отнюдь не был настроен дружелюбно: он поднялся в столь ранний час по рекомендации врача и в сопровождении камердинера гордо шествовал по улице, совершая свой ежедневный моцион. Два незадачливых великовозрастных шалопая оказались перед лицом суровой реальности – встреча весьма нежелательная в данных обстоятельствах.

Отец Стэнстеда направил на них свой лорнет.

Прежде чем подойти ближе, он, опустив лорнет, бросил короткий взгляд на сына.

Доминик поклонился, удивляясь, как ему еще удавалось сохранять равновесие.

– Доброе утро, ваша милость.

– Я вижу, мой сын подыскал себе достойную компанию. – Герцог и бровью не повел. – Вы топите в вине свою печаль, майор Уиндхэм, или празднуете удачный виток фортуны?

– Ни то, ни другое, – сказал Доминик. – Просто издержки молодости.

– В самом деле? Впрочем, после смерти Генриетты вы действительно свободны и можете снова вступить в брак. Я желал бы того же для моего сына.

Свободен, чтобы снова жениться? Что-то Господь его не надоумил, а ему самому это даже на минуту не пришло в голову.

– Увы, сие от нас не зависит! – Доминик вздохнул. Для мужчины его лет герцог Ратли выглядел еще очень крепким. Стэнстед был его единственным сыном. Опасное положение, учитывая, что дочь в расчет не принимается.

– Вы правы. Всего наилучшего, сэр.

– Будьте здоровы, ваша милость.

Герцог кивнул и удалился, сопровождаемый слугой.

– О Боже, меня сейчас вырвет. – Стэнстед, казалось, еще больше побледнел; он едва держался на ногах. – Папаша хочет, чтобы я произвел наследника для продолжения этого проклятого рода, а разве я могу, если я здесь, а она в Шотландии и живет как монахиня? У тебя по крайней мере нет отца, так и не перед кем отвечать.

Доминик посмотрел на бледное лицо с веснушками, которые стали еще ярче, и ему вдруг стало жаль своего несчастного друга. Сейчас он уже раскаивался, что втравил Стэнстеда в столь безнадежное дело. И зачем ему это понадобилось? Потому что жена Стэнстеда очаровала Генриетту и увезла в Шотландию? Но при чем здесь Стэнстед? Он не виноват, что общество Розмари так много значило для Генриетты.

И Кэтриона Синклер тоже не виновата.

Конечно, он не собирался ее обесчестить, как бы велико ни было искушение, но, несомненно, чем-нибудь ей насолит. Нужно немного побеспокоить эту мисс за то, что она голословно осуждала его, хотя явно чего-то о себе недоговаривала. Раз теперь его жизнь утратила всякий смысл, должна же судьба предоставить взамен хоть какие-то развлечения? Правда, Кэтриона Синклер походила на человека, живущего тайной мечтой и отчаявшегося увидеть ее воплощенной, а чужое отчаяние – не предмет для забав. Лучше он поможет ей, чтобы расслабилась строгая линия ее губ, смягчилась та неведомая печаль, которая сделала эту женщину такой суровой, и пусть даже на мгновение снова появилась улыбка счастья на ее лице.

– Небось собираешься снова жениться? – не слишком уверенно спросил Стэнстед.

– Не мели ерунды. – Доминик чуть не поперхнулся. – Об этом не может быть и речи. И вообще пора уже мне отвести тебя домой.

Рано утром Кэтриона была разбужена шумом, плавно, как волны, проникавшим в комнату снаружи. Она быстро оделась и собрала свой небольшой чемодан, а затем, тщательно завязав тесемки английской шляпы, бесшумно сошла в холл и стала ждать.

Пятью минутами позже туда широкими шагами вошел Доминик – лицо его казалось усталым и очень сердитым. Он был в сорочке с высоким воротничком и при галстуке, однако его костюм выглядел неопрятно, а кожа под глазами казалась выпачканной темной краской.

Остановившись, он поклонился:

– Экипаж подан, мадам. Нам остается пожелать себе веселой дороги.

– Вас не было дома?

– Всю ночь, мисс Синклер. Изобретал грехи в мастерской дьявола. А вы чем занимались?

– Писала записку вашему брату, – сухо ответила она. – Надо было хотя бы поблагодарить его. Я многим обязана графу.

– Зачем вы это сделали? – взорвался Доминик. После ночной попойки характер его явно не улучшился. – Не надо трогать Джека – он должен остаться в дремотном неведении. По крайней мере так он не будет беспокоиться, что с нами может что-то случиться, и не станет вмешиваться в наши дела.

Кэтриона отвела глаза.

– Несмотря на ваше нежелание, я считаю, что записку нужно оставить. Лорд Уиндраш должен знать, что мы едем вместе.

Доминик схватил ее за руку.

– Ради Бога, не делайте этого, мисс Синклер! Его светлость мог показаться вам обходительным, у него приятные манеры, но характер еще более скверный, чем у меня. Кроме того, не забывайте, что привело вас сюда. По закону ребенок принадлежит мне, и мой брат не может решать, что с ним делать. Поверьте мне, Джек не захочет вам помогать; более того, он пойдет на самый страшный грех, чтобы этого ребенка не стало, потому что не пожелает терпеть у себя в роду чужака. Навязать неизвестно чьего сына Уиндхэмам? С Джеком это не пройдет. У него нет детей, и незаконнорожденный ребенок может стать потенциальным наследником графства. Если вы хотите, чтобы маленький Эндрю жил в комфорте и получил надлежащее воспитание, вы должны довериться мне, так как я – ваша единственная надежда. Жестоко, зато верно. Где эта злополучная записка?

Не дожидаясь ответа, Доминик прошел к столику с серебряным подносом, на котором лежал сложенный листок, скрепленный восковой печатью. Он быстро вскрыл письмо, пробежал глазами несколько строк и порвал листок на клочки.