Пленный лев - Юнг Шарлотта. Страница 50

– Однако же познания, собранные во время нашего кратковременного пребывания на земле, готовят нам сокровища для жизни будущей!

– Ваши ученые в школах толкуют об уме, душе и сердце!.. А Божественный свет должен просветить более душу, чем ум!

Несколько минут размышлял Малькольм и наконец сказал:

– Я думал, что стою на пути истинном.

– Я и не говорю вам противного! – возразила Эклермонда. – Искать Божественного света в речах людей мудрых и благочестивых – тоже благая цель! Когда вы будете в состоянии узреть истинный свет, передайте его другим; когда отыщете клад – распространите его повсюду: и таким образом вы скопите себе сокровище на небесах!

Слова ее были загадочны для Малькольма; но он, в своем благоговении к молодой девушке, не мог не запомнить их, и не сохранить в своем сердце.

Эта встреча окончательно успокоила его душу. Внезапное волнение при виде ее сменилось чувством более чистым, чем то обожание, что он питал к ней в дни своей юности.

Леди Монтегю теперь была им вполне довольна: он сделался прежним Малькольмом, но без обычной недоверчивости к самому себе; кроме того, он был так тверд и разумен, что из ребенка уже превратился в мужчину. Она радушно пригласила его на обратном пути остановиться у нее. Малькольм с благодарностью принял это приглашение; тем более, что иначе ему не было бы возможности представить Лилию Эклермонде, и может быть в последний раз увидеть ее!

Им суждено было, однако, еще раз встретиться, чтобы возвратить друг другу данное слово; но это не могло быть ранее вступления Эклермонды в монастырь. Итак, он обещал ей не уезжать до того времени из Великобритании и ждать ее посла.

На следующий день, в понедельник, братья продолжили свой путь, и достигли, наконец, той дороги, по которой проезжал Малькольм три года тому назад. Каждый куст, каждая тропинка пробуждали в нем воспоминание о короле Генрихе! Доехав до Тирска, Малькольм сообщил недоверчивым слушателям о посвящении в рыцарский сан Тректона и Китсона, и об их честном и мужественном поведении.

Узнав, что мать Китсона живет неподалеку от дороги, Малькольм направился к большой мызе, окруженной рвами, и застал старуху за прялкой. Она правила большим хозяйством, и ее второй сын, у которого лицо было еще хитрее, чем у сэра Христофа, усердно занимался мызой.

Наших путников приняли радушно, как только узнали, что они привезли вести о Христофе. Старушка со слезами радости выслушала рассказ Малькольма, а сын ее не мог надивиться, узнав, что Тректон и Китсон настолько дружны, что дружба их вошла в поговорку во всем лагере.

Вильфрида Китсона не столько поразил рыцарский сан брата и его храбрость и отличия, сколько эта внезапная дружба, возникшая из ненависти. Малькольм понял, что решение рыцарей не возвращаться домой не возбудит сожалений. Место Христофа у очага, казалось, было для него закрыто. Вильфрид слишком уже сделался хозяином, чтоб уступить первенство старшему брату, и даже старуха-мать умела теперь обойтись без него.

– Я уверена, – сказала она, – что сделавшись рыцарем и переняв французские манеры, теперь у нас все будет не по его вкусу! Если же ему вздумается привести с собой Тректона, то он может быть уверен что я не сяду за один стол с этим негодяем!

После обеда, состоявшего из соленой рыбы, Малькольм, собираясь сесть на коня, сказал Патрику:

– Если бы добрый Китсон слышал то, что я выслушал, то конечно никогда не покинул бы лагеря, где его считают полезным. Неужели и нас также мало жаждут видеть в Гленуски, Патрик?

Патрик с уверенностью и надеждой на лице приосанился на своем седле, – он знал, что равнодушие не коснется сердца Лилии.

В Дурхэме они нашли своего старого друга, отца Акфильда, бывшего Холдингхэмского приора. Год тому назад он был грубо изгнан Альбанским домом, и место его отдано, по их ходатайству, брату Дрэксу. Добрый отец мирно жил в Дурхэмском аббатстве, испросив себе позволение перебраться через границу с несколькими английскими монахами.

Глядя на Малькольма, он почти не верил своим глазам. Отец Акфильд ничего не мог сообщить им о Лилии, ибо со времени своего изгнания, не знал, что с ней сталось, но за нее он был совершенно спокоен, потому что настоятельница св. Эббы была из фамилии Драммондов и никому не позволяла вмешиваться в свои дела. Впрочем, он все-таки посоветовал братьям ехать немедленно в монастырь св. Эббы, не показываясь в Холдингхэме, из боязни, что приор Дрэкс, преданный Альбанскому дому, вздумает препятствовать выдачи молодой девушки брату, которому не доставало нескольких месяцев до совершеннолетия.

Поэтому они продолжили свой путь и остановились только переночевать в Варвике. Встав рано утром, они, наконец, перешли границу, и вступили на шотландскую землю. Сердца их бились при мысли, что они теперь на родине и в ней скоро должны прекратиться смута и беспорядки. Они направились к морю, минуя Холдингхэм, и, наконец, их взорам предстали башни монастыря св. Эббы. Они прошли службы монастыря и постучались у входных дверей.

Калитка отворилась, и за решеткой ее показалась голова послушницы.

– Бенедикта, добрая сестра, – сказал Малькольм, – предупредите, пожалуйста, мать игуменью, что Малькольм Стюарт Гленуски явился сюда от имени короля, и просит дозволения видеть ее и девицу Лилию.

– Лорд Малькольм! Леди Лилия! Св. Эбба, смилуйся над нами! – закричала растерянная привратница побежала вглубь монастыря.

Патрик начал усиленно стучаться, точно он хотел выломать ворота. Малькольм прислонился к ним, бледнея; томимый страшным предчувствием, он боялся минуты, когда они растворятся вновь.

Привратница, наконец, вернулась со связкой ключей, и начала переговоры:

– Вы действительно лорд Малькольм? Правда ли это?

– Да почему же нет? – спросил Малькольм с нетерпением.

– Нам сказали, что вы убиты, – пояснила привратница, впуская их и ведя через дверь в приемную, где их ожидала мать игуменья, Аннамель Граммонд.

– Господа, что это за несчастная ошибка!

Таков был возглас, которым их встретили. Но Малькольм прервал всякие приветствия, и настойчиво спросил:

– Где же моя сестра?

– Как где? Под охраной св. Гильды, в Уисби, по повелению короля.

– Короля! – закричал Малькольм. – Да мы только что с ним расстались! О, что же это за гнусная измена!

– Лорд Малькольм, это вы? И сэр Патрик тоже? Как же нам сказали, что вы оба умерли?

– Это низкая ложь, добрая матушка! – отвечал поспешно Патрик. – Ложь, придуманная для несчастья ее… моей…

Он не мог окончить фразу, и Малькольм начал умолять игуменью разъяснить им все произошедшее.

Они узнали, что год тому назад до капеллана Холдингхэмского монастыря дошли некоторые вести через посланников от сэра Джона Сулитона. По этим донесениям сэр Патрик Драммонд, раненый при падении с коня, остался в одной французской деревушке, разоренной англичанами и неминуемо должен был быть повешенным или сожженным неприятелем. Подобный вывод был весьма естествен, и в нем нельзя было заподозрить злого умысла со стороны доносчика.

В то время, как Лилия оплакивала гибель своего жениха, от приора Дрэкса было получено ужасное известие, слышанное им из уст самого герцога Альбанского, будто Малькольм Стюарт Гленуски был зарезан в Венсенском лесу. И этот ложный слух мог себе легко объяснить Малькольм: он среди своих противников слышал шотландский акцент, и хотя из национального самолюбия не упомянул герцогу Бедфордскому об этом обстоятельстве, но все-таки признал некоего М'Кая, враждовавшего со Стюартами, и ведшего самую беспорядочную жизнь. Он тут же подумал, что человек этот был подкуплен, и он-то, по возвращении своем, объявил об успехе предприятия.

– Через несколько недель, – продолжала игуменья, – два монаха, сопровождаемые стражей, приехали из Холдингхэма, и заявили о желании короля Джемса увезти леди Лилию в монастырь Уисби, настоятельница которого обещала принять и беречь молодую девушку до тех пор, пока его королевское величество не распорядится ее судьбой. Лилия была в отчаянии; думала, что весь свет ее бросил, и боялась покинуть Св. Эббу и лишиться того участия, что оказывали ей там; но игуменья сомневалась в своей силе охранить девушку от нападений Вальтера Стюарта, тем более, что она считала ее богатой наследницей; желая, кроме того, предохранить вверенный ей дом от преследований, которые бы навлекло ее заступничество, игуменья с радостью приняла повеление короля и сама торопила Ливию с отъездом. С тех пор в монастыре не видели обоих монахов, Симона Белля и Рингана Джонстона, но полагали, что они в Дурхэме. Впрочем, Малькольм, знавший в лицо брата Симона, был уверен, что его там нет.