Вечность сумерек, вечность скитаний - Юрьев Сергей. Страница 66

– А потом?

– Никакого «потом» не будет – ты добьёшься своего, я – своего, и нам незачем будет здесь оставаться.

– Ну уж нет, куколка! Ты – как знаешь, а я отсюда никуда. – Хенрик почему-то почувствовал себя обманутым. – Мне здесь нравится! И чем дальше, тем больше мне будет здесь нравиться! Удовольствия стоят того, чтобы их растягивать. – Он неторопливо подошёл к Ойе и схватил её за запястье, расслабленно лежавшее на подлокотнике.

Никто, даже эта ведьма не смеет садиться на трон владыки Литта, будущего повелителя мира! Никто. А удовольствия действительно надо растягивать…

Он рванул Ойю на себя, свободной рукой пытаясь сорвать с неё шелка, но вдруг почувствовал резкую боль в груди, как будто между рёбрами протиснулся тот самый стилет, который однажды вонзился ему под ключицу. Всё померкло перед глазами, поплыло, перекосилось, скомкалось, рассыпалось…

– Продолжим… – Алые влажные губы занимали теперь всё пространство, насколько хватало глаз. – Всё только начинается, и не стоит слишком надолго откладывать второй шаг, если первый уже сделан. Но каждый новый шаг навстречу Владыке Ночи должен быть испытанием… И если ты когда-нибудь дойдёшь, ты станешь Равным, ты станешь частью Владыки, ты сам станешь Силой, которой нипочём Закон, Судьба, Истина… Ты станешь сам себе Закон, сам себе Судьба и сам себе Истина. Люди слепы… И альвы тоже были слепцами, кроме тех немногих, кто посмел сбросить шоры с глаз и вериги с ног… Даже великий Хатто струсил и пошёл на попятную… Но ты не отступишь. Ты пойдёшь до конца или умрёшь на полпути…

– Заткнись! – Он попытался крикнуть, но не услышал собственного голоса. И альвийка, похоже, закончила свои наставления, губы её сжались, лопнули и разлетелись тысячами кровавых брызг.

Теперь он видел, как двое стражников тащат по дощатому настилу бледного человека в замызганной кружевной рубахе, разорванной на впалой груди.

– Нет, вы ещё попомните! – кричал он, пытаясь вырваться, но очередной удар древком копья его слегка успокоил.

– Ты проморгал, ты за всё и ответишь, – спокойно сказал толстяк в раззолоченном голубом кафтане, прикрытом лёгкой парадной кирасой. – Дам я им то, чего они хотят, а ты получишь то, что заслужил. Справедливость – дело такое… Торжествует она рано или поздно. Лучше уж поздно, чем никогда.

– Это всё она, стерва! – человек в разорванной рубахе попытался упасть на колени, показывая пальцем на сероглазую женщину в роскошном шёлковом платье, привязанную к столбу грубыми верёвками. – Всё она! Всё по её наущению! Она всё говорила – делай карьеру, чем больше дикарей выпотрошишь, тем скорее тебя заметят. Я чуть слово поперёк – она сразу скандалить. Она всё! Её и отдайте.

Только теперь Хенрик распознал в толстяке наместника провинции Дайн, а жалкое существо, молившее о пощаде, оказалось отцом будущего лорда Литта.

– Ты никогда мне не нравился Оттон ди Остор… Выскочка ты и подкаблучник. – Наместник с нескрываемой брезгливостью отвернулся от своего бывшего младшего советника и едва заметно кивнул стражникам, которых вдруг стало четверо. Они тут же уволокли его в густой туман, из которого торчали заострённые брёвна частокола.

– А вот ты мне всегда нравилась. – Наместник направился к женщине, привязанной к столбу, в которой Хенрик узнал свою мать. – Пока туман не рассеется, вешать вас резона нет – всё равно не видно… – Он протянул к её лицу свои толстые пальцы, унизанные перстнями, но тут же отдёрнул руку, смахивая с подбородка плевок.

– Ты просто ленивая мразь… – Она сказала это тихо, едва шевеля губами. – И не думай, что варвары тебя пожалеют. Увидимся перед ликом Гинны, и не жди от меня пощады…

Её голос потонул в звоне пощёчины и предсмертном вопле, который донёсся из тумана.

– Тебе их жаль? – Теперь говорила Ойя, точнее её губы, плывущие в бескрайней пустоте.

– Нет. – Хенрик не задумался ни на мгновение. – Если бы они выжили тогда, я не стал бы тем, кем стал.

Невидимая плеть со свистом рассекла пустоту, и сквозь трещину в сером пространстве протиснулось склонённое к нему лицо дяди Иеронима, окружённое венчиком кружевного воротника.

– Только не жди от меня сочувствия, малыш, – сказал барон, храня на лице кислую усмешку. – Конечно же, я постараюсь придумать, куда тебя пристроить, но только ради того, чтобы ты не путался у меня под ногами. Не желаю, чтобы кто-то мне напоминал о покойном братце. Для начала скажи, чем бы ты хотел заняться.

– Я хочу познать магию. – Ответ прозвучал незамедлительно, и Хенрик с трудом узнал собственный голос.

– Магия… – Дядя Иероним задумчиво почесал подбородок. – Да, похоже, проклятые варвары сослужили недурную службу нашему роду, срубив гнилую ветвь с родового древа… – Казалось, теперь он говорил сам с собой. – Магия – это ремесло, всего-навсего ремесло, достойное лишь простолюдинов… Хорошо, я что-нибудь придумаю, только не жди от меня сочувствия, малыш. Я сделаю для тебя всё, только бы ты не путался у меня под ногами.

– Я обещаю, дядя Иероним. – Хенрик тогда легко проглотил обиду, лишь чёрный сгусток затаённой ненависти со звонким шлепком, похожим на звук пощёчины, упал на дно души и затаился до поры. Но сейчас уже настало то время, когда всем можно припомнить всё – всё и всем… Скоро, очень скоро и дядюшка Иероним, и пузатый наместник будут мечтать лишь об одном – поскорее предстать перед тёмным ликом Гинны… И его племянник Хенрик ди Остор, лорд Литта и властелин вселенной, выполнит своё обещание – не путаться под ногами.

Он усмехнулся, представив себе, как заносчивый барон, словно козявка, ползёт на четвереньках где-то далеко внизу, путаясь в буйных зарослях мелкой травы и не решаясь даже взглянуть вверх, на недосягаемую высоту, где вровень с облаками парят холодные серые глаза повелителя…

Видение вновь раскололось надвое, и в тёмном дверном проёме возник испуганный чародей Раим Драй, держащий в вытянутой руке горящий огарок свечи.

– Ты! Это… Ты, это… Не смей! – выдавил из себя маг, и его отвислая нижняя губа мелко задрожала.

– Чего не сметь? Не сметь делать того, чего ты сам не можешь? – услышал Хенрик собственный голос. Его пальцы крепче стиснули Плеть, и было жаль отрывать взгляд от Ларца, который он только что открыл, прочтя отчеканенную на крышке альвийскую надпись.

– Ты… Положи. Закрой. Что там? – Раим попятился и чуть не упал, споткнувшись о приступок двери, в которую только что вошёл.

– Интересно? – Хенрик не удержался от издевательской ухмылки. – Может быть, я тебе и скажу. – Одновременно смотреть на мага и на сияние, сочащееся из Ларца, было несколько затруднительно, и он с сожалением захлопнул крышку.

– Ну, говори. Говори, зачем и как ты это сделал. – Чувствовалось, что маг слегка осмелел – любопытство потихоньку начинает брать верх над страхом.

– Не так быстро, учитель мой, не так быстро… – Хенрик вновь ощутил удовлетворение оттого, что без особых усилий смог сделать то, над чем Раим безуспешно бился годами. – Ты ведь не слишком охотно делишься со мной своими тайнами. Почему я должен даром открывать тебе свои? Разве дядя не требовал, чтобы ты не смел от меня ничего скрывать? А если я ему пожалуюсь? Просто скажу, как ты темнишь, и тебе не поздоровится, учитель.

– Не смей пугать меня, щенок! – огрызнулся маг, но тут же смягчил тон: – Ну и чего же ты хочешь?

– Ключ от подвала, – не задумываясь ответил Хенрик. – Самое важное ты наверняка хранишь там, но тот замок слишком хорош, я не могу его открыть.

– Ладно, – выдержав паузу, согласился маг и потянулся к поясу, где висела связка ключей. – На, возьми. – Он положил ключ на полку. – Только не забудь потом вернуть. И, ради богов, не трогай там ничего, а то без рук останешься. А теперь говори – я слушаю.

– Смотри, – милостиво начал отвечать Хенрик, положив на стол Плеть и поставив рядом Ларец. – Видишь знаки? – Он ткнул пальцем в Плеть.

– Ну и что?

– А теперь слушай. – Хенрик ткнул пальцем в первый знак, и начал произносить заклинание, приводящее Плеть в действие.