Век криминалистики - Юрген Торвальд. Страница 13

Бертильон повернулся к арестованному. «Я вас уже однажды видел, – еле выговорил он, – вы были задержаны 15 декабря прошлого года за кражу пустых бутылок. Тогда вы назвали себя Мартэн…» Воцарилось напряженное молчание. Полицейский, сопровождавший задержанного, был потрясен. А арестованный со злостью воскликнул: «Ну и ладно! Ну и ладно, это был я…» Остальные служащие, которые были очевидцами этой сцены, уставились на Бертильона. Некоторые из них решили, что ему помог случай, другие понимали, что тот, над кем они с таким удовольствием издевались, переживает в это мгновение настоящий триумф. Бертильон овладел своим волнением и обвел всех их взглядом, полным сарказма. По своему обыкновению он, не проронив ни слова, сел за письменный стол и стал сочинять докладную префекту полиции, затем отправил ее. Только после этого он запер свою картотеку и покинул бюро. На улице Бертильон повел себя необыкновенным для него образом: нанял дрожки и отправился прямо к Амелии Нотар. Только там он на мгновение дал выход своему волнению и поведал своей тихой и, как всегда, преданной слушательнице о пришедшем к нему наконец успехе. Затем он поехал к отцу. То, что он сообщил ему, было последней радостью для больного человека, который через несколько дней после этого скончался.

21 февраля 1883 г. парижские газеты опубликовали первые сообщения о случае Дюпон-Мартэна и о новой системе идентификации Бертильона. Сообщение едва заметили. Но через двадцать четыре часа Камекасс призвал к себе Бертильона и разрешил продлить его опыты на неопределенный срок. Заманчивая для каждого политика мысль обрести известность благодаря введению прогрессивного новшества воодушевила и Камекасса. Он решил: этого человека надо поддержать! И Бертильон получает в свое распоряжение еще нескольких помощников и отдельное помещение для того, чтобы иметь возможность без помех проводить измерения.

В остальном мало что изменилось. В марте ему удалась еще одна идентификация ранее судимого. На протяжении следующего квартала Бертильон идентифицировал еще 6, в июле, августе и сентябре – 15, а до конца года – 26 заключенных, при опознании которых старые, рутинные методы и «фотографическая память» отказали. Его регистратура к тому времени насчитывала 7336 карточек. В них ни разу не повторялись все размеры регистрируемых.

Успех Бертильона все еще продолжал быть внутренним делом префектуры полиции. В отношении к нему понемногу происходили изменения, характерные для окружения преуспевающего человека. Насмешники приумолкли и встречали его с большой предупредительностью. Но в чудаковатом Бертильоне слишком глубоко засело недоверие к ним. В отместку за столь долго переносимые им издевки он теперь держался с демонстративной холодностью и едким сарказмом.

Гюстав Масэ, самый сильный и серьезный противник Бертильона, 1 апреля 1884 г. подал в отставку, так как в городском управлении ему не удалось выбить больше денег для Сюртэ (в частности, ему не позволили даже провести телефон, хотя он готов был из собственных средств оплатить его установку). Но Сюртэ в целом была настолько крепко связана с практикой старой школы, что там все равно не принимали всерьез Бертильона – «бледнолицего из префектуры». Некоторые инспекторы шутки ради с ложным дружелюбием приглашали Бертильона идентифицировать первого попавшегося покойника или пьяного. Они потешались над тем чувством отвращения, какое внушал Бертильону вид мертвого тела. Только когда ему действительно удалось путем измерения и сравнения данных, имеющихся в его картотеке, опознать одного покойника, идентифицировать которого Сюртэ оказалось невозможным, отрицательное отношение к нему стало мало-помалу, хотя и неохотно, уступать место признанию. Но неужели и им, работникам Сюртэ, для поиска конкретного лица Бертильон навяжет свои измерения? Им что же, каждого подозрительного задерживать, раздевать и измерять?

Сам Бертильон абсолютно ничего не предпринимал для того, чтобы побыстрее растопить этот лед отчужденности. Не забывались и перенесенные насмешки. Он по-прежнему оставался оскорбительно резким. К середине 1884 г. Бертильон так выдрессировал своих помощников, что смог уже доверять им измерение и заполнение карточек. Таким образом у него оставалось время для занятий новыми проблемами. Бертильон часами просиживал за своим письменным столом, пристально вглядываясь в фотографии тех заключенных, которых он уже измерял. Фотографии изготавливались тут же, в ателье, расположенном на чердаке префектуры. Бертильон приобрел собственное фотооборудование и стал по-своему снимать заключенных. Затем вырезал из снимков и дюжинами наклеивал отдельно изображения ушей, носов, глаз. Одновременно он с прилежанием муравья искал наиболее точный способ описания их формы. Перечень вариантов был бесконечным. К примеру, описание носа выглядело так: S-образная спинка носа, смятая спинка носа, расплющенная спинка носа, искривленная вправо или влево спинка носа; ноздри сомкнутые, ноздри толстые и т. п. и т. д. У каждого заключенного он исследовал цвет глаз, различая при этом внешние и внутренние участки роговицы в зависимости от ее окраски: с желтым пигментом, оранжевым, каштановым, карим, серо-голубым…

Стимулятором этого поиска был все тот же иронический вопрос сотрудников Сюртэ, допытывавшихся, надо ли им выслеживать и арестовывать разыскиваемого преступника но картотечным данным, иными словами – с сантиметровой лентой в кармане.

Бертильон был поглощен еще одним новым замыслом, который последовательно воплощал в жизнь. Он вздумал дополнить карточки с данными измерений хорошими фотографиями и описаниями преступников с тем, чтобы любой полицейский, познакомясь с ними, тут же мог хорошо представить себе облик разыскиваемого преступника и при случае узнать его и задержать. Затем можно будет проверить правильность ареста путем обмеривания задержанного. Бертильон искал такой способ фотосъемки, при котором можно было бы зафиксировать на бумаге неизменяемые или трудноизменяемые черты человеческого лица. Наконец, он пришел к выводу, что этим требованиям лучше всего отвечает снимок в профиль.

В течение 1884 г. Бертильон идентифицировал 300 ранее судимых, из которых большинство опять-таки проскользнули сквозь сети старых методов идентификации. За этот же год ему ни разу не встречались величины измерения, которые бы повторялись во всех деталях. Можно было больше не сомневаться в надежности его системы. Она функционировала.

Камекасс начал водить к Бертильону своих друзей – политиков и зарубежных гостей и демонстрировать им его метод измерений. В конце 1884 г. таким путем попал к Бертильону англичанин Эдмунд Р. Спирмэн, интересовавшийся работой полиции и имевший солидные связи в британском министерстве внутренних дел. Спирмэн, о котором еще пойдет речь, проявил столь бурную заинтересованность, что на какое-то мгновение расплавил холодную замкнутость Бертильона, и тот охотно продемонстрировал перед англичанином свою систему.

Тогда же Бертильона посетил и директор управления французских тюрем Эбер. Он тоже быстро уловил, что отныне у него появились шансы для наведения порядка в регистрации заключенных во Франции, где, как и в полицейском архиве, полным-полно было фальшивых фамилий. Спустя несколько дней после посещения им Бертильона Эбер объявил французским журналистам, что намерен ввести метод Альфонса Бертильона в практику французских тюрем. Это вызвало чрезвычайный интерес к особе Бертильона. На следующий день его имя впервые появилось в крупных парижских газетах. Заголовки гласили: «Молодой французский ученый революционизировал идентификацию преступников», «Французская полиция снова во главе мирового прогресса», «Гениальный измерительный метод д-ра Бертильона». За одну ночь Бертильон оказался на верном пути к славе национального масштаба.

1885 год (Камекасс ушел в отставку, и его место занял новый префект, Граньон) был годом, когда во всех тюрьмах Франции вводился метод антропометрии, как теперь назвал его Бертильон.

Граньон не испытывал симпатии к Бертильону, но прекрасно понимал, что антропометрия знаменует собой настоящую революцию в деятельности полиции и всей пенитенциарной системы. Он потребовал ввести измерения преступников в полицейских службах провинций и добивался создания в Париже центрального антропометрического бюро, по возможности в собственном новом помещении. Но планам Граньона противодействовала неповоротливость управленческой бюрократии. Ему пришлось удовлетвориться тем, что вместо нового здания для бюро было отведено несколько чердачных помещений во Дворце юстиции. Помещения эти находились в плачевном состоянии. Зимой там было еще холоднее, а летом еще жарче, чем в прежней рабочей комнате Бертильона. Но 1 февраля 1888 г. Бертильон, именуемый теперь «директором полицейской службы идентификации», въехал туда.