Зэками не рождаются - Южный Александр. Страница 9

Сняв очки и прищурив правый глаз, он пристально посмотрел на Попова.

— У меня пока нет этих данных.

— Как нет? Это же очень важно! Вы меня просто поражаете, капитан!

— Арутюнов еще не совсем оправился, и врач ограничил время свидания с ним, хотя директор вскользь упомянул про смазливых девчонок в ситцевых платьицах в горошек.

— Сразу видно, бабник заядлый этот Арутюнов: как одеты девчата заметил, а на парней совсем не обратил внимания, — уже почти добродушно улыбнулся Понтияков.

— Товарищ полковник, — обратился к нему худощавый, невысокого роста, с волевым выражением лица начальник уголовного розыска одного из ОВД края, Ефремов, пользовавшийся репутацией очень добросовестного работника. На его счету было много раскрытых сложных дел, которые считались «висячками». — У меня есть сведения от моих агентов, как были одеты эти бандиты около банка. Скуластый, с раскосыми глазами был в спортивном голубом с белыми вставками костюме то ли фирмы «Адидас», то ли «Монтана», а битюг — в новом джинсовом костюме, на руке золотые часы типа «Полет».

— Благодарю за информацию. Вы, Ефремов, свободны. Большое спасибо. А вы, Попов, завтра поподробнее спросите Арутюнова и доложите мне лично.

— Так точно! — отчеканил Попов, — будет сделано. Кстати, у меня есть сведения, что этот Арутюнов — великий махинатор по мясу.

— Ну, это, допустим, прерогатива ОБХСС. Не отнимайте у них хлеб, — усмехнулся Герман Викторович.

— И еще, товарищ полковник, Арутюнов упоминал о какой-то особой удавке с зубьями.

— Ясно! Все пятеро были удушены аналогичной веревкой. Ну, ладно! Все! — энергично хлопнул по столу Понтияков, — на сегодня достаточно. Всем задание — еще раз прочесать все злачные места, блатхаты, притоны, рестораны. — Получше порасспросите всех современных гетер и гейш и вообще всех банальных проституток. Все! Свободны.

Когда все ушли, полковник встал, закрыл дверь на ключ и подошел к окну. Он задумчиво посмотрел вдаль. В дымке серебристых, величаво проплывающих облаков была видна знаменитая гора, вершина и склоны которой были выстланы изумрудно-зеленым ковром.

Герман Викторович с наслаждением вдохнул бодрящий воздух, ворвавшийся в раскрытое окно, прикрыл глаза и немного расслабился. Он снова начал перебирать в памяти все нюансы, детали, мельчайшие подробности преступлений, но слишком уж мало было данных, чтобы их как следует проанализировать. "Странно, — подумал он, — в мире столько красоты, столько величия, живи и наслаждайся. Почему же люди бывают подчас страшнее и гнуснее любого зверя?! Каковы же глубинные причины поведения гомо-криминалиус, этого коварного двуногого зверя? Может быть, он произошел вовсе не от человекообразной обезьяны, а от какого-нибудь чудовища?!

"Чем же объяснить поведение этой банды? Не исключена вероятность, — осенило вдруг полковника, — что у них свои люди в органах. Во-первых, откуда столько оружия? Во-вторых, как они переоформляют и сбывают машины? В соседние южные республики? Вполне вероятно. Надо направить ориентировки во все города, хотя это дохлый номер. Там все куплено, сплошная мафия. Тем не менее все это надо тщательно проверить и скрупулезно отработать несколько версий.

Безусловно, — размышлял Герман Викторович, — глава банды — опытный профессионал, может быть, даже рецидивист, но он, гад, сидит в тени, притаившись в расщелине, словно спрут, и выискивает свои жертвы за счет преданных и послушных ему парней «оторви и брось». Но если это умный бандюга, то почему ведет себя слишком уж дерзко, сверхнагло, без всяких предосторожностей и без какой-либо конспирации? Маньяк? Не похоже. Озлоблен на жизнь? Так в чем же повинны столько людей? А, может быть, просто мизантроп, выродок человеческий?!"

Глава восьмая

Как-то в поисках работы Осинин забрел на строительный комбинат. Здесь изготавливались керамзитобетонные блоки, железобетонные плиты и керамические плитки. Работа была очень потная, и с тонкой кишкой сюда соваться не было смысла.

Судя по экзотическим и вульгарным татуировкам, порой отличавшимся самобытностью и юмором (изображение всяческих храмов, церквей, орлов, чертей, красивых дев и т. п. ), выколотых или отштампованных на телах работавших на площадке, здесь было много бывших зэков и химиков [20], но у Осинина была вынужденная посадка. Заместитель директора по общим вопросам Геннадий Иванович Кторов принял его, как ни странно, радушно и с пониманием.

— Ну, рассказывай, — простецки, почти панибратски обратился он к Виктору, когда изучил его документы. — Кем бы ты хотел у нас трудиться? — и прищурил свои темно-карие, живые, молодые глаза. Несмотря на пожилой возраст, был он поджарым, спортивного вида мужчиной, да и костюм был молодежного покроя. По всему было видно, что Геннадий Иванович хотел выглядеть моложе эдак лет на десять. Об этом говорило тщательно выбритое, ухоженное лицо, модная прическа и белоснежные фарфоровые зубы, поставленные у хорошего дантиста. В этом человеке подкупали общительность и понимание жизни.

— Пожалуй, слесарем, — ответил он с надеждой.

— А что, если тебе снабженцем попробовать? Нам позарез экспедиторы нужны, а слесарем ты у нас будешь числиться и зарплату по ставке получать. У нас есть свободная единица, усек? Ну так как?

— Годится, — сразу смекнул Виктор — работа советского коммивояжера казалась ему интересной и романтичной — часто надо ездить, уметь договориться с людьми, масса впечатлений и т. д.

— Так, Виктор, пройдешь медкомиссию и сразу приступай к работе.

— Но ведь мне еще никогда не приходилось работать в снабжении, — нерешительно топтался с ноги на ногу Осинин.

— Не боги горшки обжигают, — дружески улыбнулся Геннадий Иванович и обнажил свои великолепные голливудские зубы. — Не можешь — научим, не хочешь — заставим, — лукаво, словно свой своему, улыбнулся замдиректора.

Виктор подумал: «Этот человек, наверное, работал там или как-то контачил с зэками». Осинин тоже понимающе усмехнулся и многозначительно посмотрел на Геннадия Ивановича, который тоже понял, что его «раскусили».

— Да-да, пришлось поработать с вашим братом на Колыме и немало — почти пятнадцать пасок. Интересные пассажиры тогда были. Не подарок, но и не чета нашей теперешней шушере. Очень колоритные фигуры… Свято блюли воровские законы, потому что у людей тогда были настоящие понятия о жизни. И если, не дай Боже, кто-либо порол большой косяк, его жестоко наказывали, а сейчас, — и он разочарованно махнул рукой, — в уголовном мире зачастую действуют и живут по принципу: у кого больше прав, тот и прав. Вот и все правило. Отбывал наказание у нас в зоне один блатяк, то ли армянин, то ли грек был, не помню, в общем нерусский, умница был, начитанный, душевный такой, очень близок был к ворам в законе, без пяти минут сам вор в законе; но повздорил он как-то с одним вором, тот его обозвал, а Артур вмазал ему. И хотя Артур фактически был прав, повели его на разборку, аки агица на заклание. Артур знал, что в любом случае его зарежут, ведь конфликт произошел без свидетелей, один на один, а предпочтение в подобных случаях отдается вору в законе.

Была сырая осень, дул резкий промозглый ветер, и обнаженные деревья жалобно стонали, пожухлая листва чавкала под ногами. Артур был без шапки, и когда он подошел к месту, где должен был состояться разбор, воры и пацаны не узнали его — Артур весь поседел, стал белым как лунь и постарел лет на двадцать, но держался все же достойно и почти гордо. Воры, перевидевшие на своем веку всякие ужасы, были поражены его видом. Они простили его, тем более, что вор, которого ударил Артур, был с ним раньше «в хороших» и решил сказать все, как оно было на самом деле.

Рассказ Геннадия Ивановича произвел очень большое впечатление на Виктора. Некоторое время он стоял молча, словно в оцепенении.

Интересно, кем же работал этот человек, так хорошо знавший ритуалы и обычаи зоновской жизни на тогдашней воровской Колыме? И, словно угадав немой вопрос Виктора, молча устремившего на Геннадия Ивановича задумчивый взгляд, тот ответил: