Планета для робинзонов - Забелло Юрий. Страница 24

— У моих предков, — медленно и раздельно произнёс Френк, — волосы обстригали только если он совершал преступление. Или какой-то неблаговидный поступок. Правда, я — современный индеец, цивилизованный. Не очень-то соблюдаю всякие древние обычаи. Но я решил про себя, что буду стричь волосы только тогда, когда мы благополучно приземлимся. Я сказал.

«Ага, — подумал про себя Дюма, — а ты тоже немного суеверен!», а вслух произнёс:

— Пусть будет по-вашему.

Индеец ещё раз гордо посмотрел вокруг: не вздумал ли кто-нибудь над смеяться. Но даже улыбки насмешливой не увидел. Все так или иначе разделяли его чувства. Каждый хотел, чтобы все кончилось хорошо. Никто не верил в приметы и везение, но у каждого была своя маленькая тайна, которая придавала уверенность в его действиях, хотя вряд ли бы он посмел так открыто заявить о ней вслух.

Резкий звонок прервал эту сцену: корабельный мозг сообщал, что настало время начинать торможение. Дюма поудобнее уселся в кресле, окинул взглядом рубку: все ли готовы и нажал соответствующую кнопку. Новый сигнал сообщил ему, что мозг принял приказ и приступил к выполнению программы.

Торможение всегда вызывало самые, неприятные ощущения у космонавтов, даже при очень небольших перегрузках. Относительно небольших, конечно. Организм человека, привыкшего за долгие годы пути к постоянной малой силе тяжести, болезненно реагировал на внезапный переход к ускорениям, соответствующим норме, не говоря уже о повышенных. Правда, тот манёвр, который сейчас совершала «Пасионария», не требовал больших перегрузок. Основное торможение, необходимое для выхода на околозвёздную орбиту, экипаж провёл в специальных камерах. Теперь же следовало только несколько снизить скорость для выхода на круговую орбиту около избранной планеты Дюма представил себе, как «Пасионария» под наклоном к плоскости эклиптики спускается к этой планете. (С тем же успехом он мог применить глагол «поднимается», все зависит только от мысленной точки, в которой расположить начало отсчёта). Вернее, к её орбите. Для него эта воображаемая линия в пространстве была ощутимой и зримой. Теперь «Пасионария» будет двигаться с планетой параллельным курсом, правда, с несколько меньшей скоростью, чем сама планета. Через несколько дней планета их догонит, и тогда — небольшой и лёгкий манёвр, и «Пасионария» — на круговой орбите.

Время, отведённое для торможения, подходило к концу, когда Дюма, боровшийся с неприятными ощущениями внутри себя, вдруг ощутил сильный толчок, рванувший его из кресла вперёд, и резкий звонок сообщил о неисправностях в каких-то отсеках корабля.

2

Космос нельзя отождествлять с вакуумом. И в межзвёздном пространстве перемещаются с громадными скоростями пылинки и осколки погибших или ещё не годившихся миров. Пространство же вблизи звёзд буквально кишит ими.

Как и все звездолёты этого класса, «Пасионария» была в достаточном количестве снабжена приборами предупреждения и средствами противометеоритной защиты. Однако случилось нечто неучтённое и непредвиденное при проектировании корабля. Уже гораздо позже, после возвращения на Землю, конструкторам и учёным пришлось много повозиться, чтобы исключить подобные случаи впредь.

Во-первых, пульт противометеоритной защиты с громадным экраном, воспроизводившим изображение «Пасионарии» и положение метеорита, расположили на передней стене рубки. Готовясь к торможению, Дюма, да и все остальные космонавты, повернули свои кресла спиной к движению с тем, чтобы ускорение передавалось на спинку кресла. Это значительно ослабляло те неприятные ощущения, которые вызывает торможение. Таким образом, пульт оказался за спиной капитана, и он не смог своевременно прореагировать на сигнал опасности.

Во-вторых, автоматическая система уничтожения метеоритов была настроена на осколки, летящие встречным курсом, или сбоку со скоростью, превышающей определённый предел относительно скорости корабля. Зона действия этой автоматической системы охватывала почти полную сферу, за исключением небольшого участка в задней, по направлению движения, части, где этой системы не было. Конструктора решили, что, если метеорит догоняет корабль, то разница в скорости корабля и метеорита должна быть не настолько велика, чтобы человек не успел прореагировать на сигнал. Кроме того, установка средств противометеоритной защиты в этой части корпуса вызывала определённые конструктивные трудности.

Вот так и получилось, что человек не среагировал на метеорит, догоняющий корабль, а автоматика на этот случай предусмотрена не была. При проектировании корабля просто не был учтён случай, что метеорит ударит в корабль во время торможения.

К счастью, почти сразу после удара метеорита торможение закончилось, и космонавты получили свободу действий. Дюма сразу же повернул своё кресло. Все неприятные ощущения немедленно забылись, вернее, отошли и притаились где-то в глубине организма. На пульте состояния корабля горели красные лампочки, сообщающие, что авария произошла в трех отсеках верхнего яруса.

«Это уже хорошо, — подумал Дюма, — значит, никто не пострадал». В верхнем ярусе размещались склады инструмента и других нетяжелых вещей, необходимых для работы на планете.

Ожил динамик внутренней связи:

— Капитан! Докладывает Герман Шмидт. Три отсека разгерметизированы. Автоматика дверей сработала. Отсеки закрыты герметически. Принимаю решение: одеваем скафандры, заходим в соседний отсек, закрываем за собой дверь, разгерметизируем его и проходим в аварийный отсек. Прошу вашего согласия.

— Решение одобряю, — ответил Дюма. — Кто с вами?

— Ежи и Андрей. Они пошли вниз за скафандрами.

— Давайте, кузнецы. Как только попадёте в отсек, — доложите.

На «Пасионарии» оказалось три космонавта — Шмидт, Ковальский и Коваленко, фамилии которых основывались на корне «кузнец». Ещё на Земле они объявили себя братьями и все время держались вместе. Так их все и звали: «бригада Кузнецов».

Стали поступать сообщения из других отсеков — везде все было в порядке. Наконец снова отозвался Герман:

— Метериот был небольшой. Пробит борт и две переборки. Повреждения ерундовые. Пробоину задраим через час с небольшим. Потом возьмёмся за переборки.

— Что в этих отсеках? — спросил Дюма.

— В том, где пробит борт, — просто склад. В соседнем — спутник, в последнем— камера регенерации воздуха. При первом осмотре повреждений нет. Когда залатаем борт и впустим воздух, посмотрим внимательнее.

— Хорошо, действуйте.

3

Кузнецы не подвели. Заплатку на пробоину подвели сразу, после чего впустили в отсек немного воздуха. И хотя давление внутри отсека теперь достигло совсем незначительной величины, его оказалось достаточно, чтобы прижать заплатку к борту намертво.

— С такой заплаткой наша «Пасионария» пролетит ещё не один парсек, — докладывал Герман капитану.

— Это хорошо, — ответил Дюма, — но лучше её все-таки заварить. Не можем же мы летать с незакреплённой заплаткой!

— Разве я говорил, что её не приваривать? — возмутился Герман. — Это только сейчас она давлением держится. Стоит нам войти в атмосферу, как она вылетит как пробка!

— Шеф, посылайте сварщика наружу, — продолжал он. — Если мы будем варить изнутри, пожжём всю защиту, а она нам ещё будет нужна.

— Вполне согласен, — ответил Дюма, — к выходу в космос готовится Лемма, на страховке — Мванза. Вы пока передохните немного. Как только они закончат — восстанавливайте защитный слой и внутреннюю оболочку.

— Вас понял. Посмотрим, как наш повар сварит металл, это ему не бифштексы!

Лемма, слышавший весь разговор, и не подумал обидеться на грубую шутку Германа. Да и Герман знал, что он не обидится, потому что другого такого виртуоза сварки на корабле не было.

Прошло не менее часа, пока Лемма добрался до пробоины и приготовил свои инструменты. И ещё примерно полчаса он заваривал отверстие. Все это время команда кузнецов провела в скафандрах в отсеке «в горизонтальном положении». По образному выражению Германа они боялись впускать в отсек воздух, чтобы не испортить Лемме «всю музыку».