Мародер - Забирко Виталий Сергеевич. Страница 67

Представление о мегаполисе как о муравейнике в корне неверно. Только на магистральных улицах машины мчатся сплошным потоком, часто закупориваясь в пробках, а тротуары кишмя кишат прохожими. Но стоит свернуть в переулок, как возникает ощущение, будто ты перенесся в провинциальный городок российской глубинки. Ни машин, ни прохожих, обшарпанные дома, грязные мостовые, редкие фонари…

Когда я вышел из казино, была уже ночь. Как только я свернул с ярко освещенной магистрали в пустынный темный переулок, Сатана выскользнул из-под куртки и крылатой тенью взлетел куда-то вверх. Я уже терялся в догадках, когда он шалит, а когда его на первый взгляд шалости оказываются заранее подготовленной акцией по моей безопасности. И лишним тому подтверждением служило светопреставление в казино. В отличие от меня Сатане не нужен вариатор, чтобы знать будущее, – на то он и межвременная тварь, поэтому акцию, которую я поначалу принял за очередную выходку, он провел настолько виртуозно, что не только местные, но и служба стабилизации не могла меня заподозрить. Ни малейшего флуктуационного следа я не заметил в зале казино, как будто разорение его хозяев не имело никаких исторических последствий. Когда меня ограбил Сэм Рудаков, похитив кейс со ста тридцатью тысячами долларов, флуктуациониый след был, как минимум, десятого порядка. Потери казино исчислялись миллионами – и ничего! Всяко в истории бывает…

В школьном курсе временной поток сравнивается с лесным ручьем, а флуктуации – с кругами на воде от брошенного камня. Когда камень бросают в плес, возникают концентрические волны, однако вскоре колебания на поверхности воды затухают, и плес снова приобретает прежний вид. Когда же камень бросают в ручей в узком месте, он может перекрыть поток, разбить на два рукава, заставить течь ручей в другом направлении. Приблизительно так же происходят флуктуации в потоке времени, с тем лишь отличием, что его «плес» и «стремнина» могут находиться практически в одних и тех же пространственно-временных координатах. Иногда глобальное воздействие быстро затухает и сходит на нет, а иногда булавочный укол способен кардинально изменить ход истории. В монографии известного хроноаналитика Артура Сейби приведены два полярных и весьма редких по своему значению хроноказуса. К первой категории флуктуаций Сейби относит хроноказус Тунгусского метеорита. Атмосферный взрыв метеорита повлек за собой не только спонтанную мутацию растительности в эпицентре взрыва, но и, как позже установили хроноаналитики, способствовал возникновению штамма вируса гриппа, известного в просторечии как «испанка», который в начале двадцатого века унес более двадцати миллионов жизней. Казалось бы, устрани причину возникновения «испанки» путем изменения орбиты метеорита, чтобы исключить его столкновение с Землей, и история человечества кардинально изменится. Ан нет! Расчеты, проведенные хроноаналитиками, показали, что в таком случае Вторая мировая война отличалась бы еще большей жестокостью и все потенциальные жертвы «испанки», равно как и их потомки, погибли бы на фронтах и в газовых камерах концентрационных лагерей, а история человечества к концу двадцатого века вернулась бы в свою колею. Ко второй категории, когда незначительное вмешательство вызывает нарастающую, как снежный ком, флуктуацию, которая приводит к глобальным изменениям реальности вплоть до исчезновения человечества, относится хронопарадокс «кота Тома». Во время Карибского кризиса Президент Соединенных Штатов Америки Джон Кеннеди был уже готов отдать приказ об атаке СССР ядерными ракетами, как в это время к нему под столом подошел его любимец кот Том и потерся об ногу. Кеннеди посмотрел на кота, ему стало жаль, что больше не увидит своего любимца, и он так и не отдал приказ. Хроноаналитики обсчитали ситуацию и пришли к однозначному заключению, что, не будь кота Тома, началась бы Третья мировая война, которая в корне изменила бы ход истории.

Не знаю, к какой категории относилась флуктуация, вызванная ограблением меня Сэмом Рудаковым (вряд ли ко второй, как бы я ни тешил самолюбие своей исторической значимостью), зато акция Сатаны однозначно не относилась ни к первой, ни ко второй. Не было флуктуационного следа, значит, не было никакой флуктуации, а было реальное событие. И это никак не укладывалось в моей голове.

Пропетляв по задворкам, я вышел из подворотни в знакомый переулок, где совсем недавно меня высадил таксист по пути из Шереметьево. Казалось, все повторяется. Такая же теплая ночь, ни души в переулке, тусклый фонарь, только в руке у меня не было кейса.

Фонарь вдруг замигал, словно лампочка в нем готовилась перегореть, и стал подозрительно раскачиваться. Я поднял голову, вгляделся и увидел над фонарем черную крылатую тень.

– Не надоело выделываться? – громко спросил я.

– Я не выделываюсь, – обиженно отозвался сиплый голос из штабеля картонных коробок в углу подворотни. – Живу я здесь.

От неожиданности мороз продрал по коже. Вот Сатана и говорить научился…

– Где здесь?

– Туточки…

От штабеля коробок отодвинулась картонка, и в проеме показалась чумазая голова бомжа с всклокоченной седой бородой.

В сердцах я чертыхнулся.

– Слышь, мил-человек, ежели разбудил, не подашь на пропитание? – заканючил бомж, протягивая руку.

Он был похож на неандертальца из Благословенных Времен, Когда Луны Еще Не Было. Такой же чумазый, заросший, только взгляд потухший, как у реликтов там. Но там подаяние не просили – некому было подавать, да и нечего. Что мог подать представитель новой расы, если бы вдруг разжалобился, представителю расы вымирающей? Ржавую плесень? Нет уж, спасибо, лучше с голоду тихо скончаться, чем в корчах с набитым дрянью желудком.

Я пошарил по карманам, выгреб мелочь, отдал. Бомж вылез из картонного пристанища и тщательно пересчитал деньги при свете мигающего фонаря.

– Да тут и на чекушку не хватит! – возмутился он.

Я опешил, а затем меня разобрала злость.

– Все-таки выделываешься… – нехорошо усмехнувшись, сказал я и шагнул к бомжу.