Мы пришли с миром - Забирко Виталий Сергеевич. Страница 2
— Как думаешь, мне комиссионные полагаются? — вкрадчиво поинтересовался он.
Я подул на закоченевшие пальцы, подумал и согласился. Мирон не раз меня выручал, да и прав он — если бы не его ехидство, пришлось бы довольствоваться тремястами рублями, а не тремястами долларами. А это, как говорят в Одессе, две большие разницы.
— Дистрибьютора устроят десять процентов?
— Обижаешь, начальник!
Я не стал торговаться.
— Хорошо, пятьдесят долларов.
— Лады! — повеселел Мирон и вернул мне две сотенные — Сдача рублями устроит?
— Можно и тугриками, — пошутил я, — но рублями лучше.
На «сдачу» у Мирона нашлось только четыреста рублей. Прав я оказался в своем предположении о его финансовой состоятельности.
— Остальные завтра, — заверил он — Разменяю в обменном пункте, тогда и отдам.
— Завтра так завтра, — согласился я. — Или послезавтра. Если мороз не спадет, то я здесь не появлюсь.
— А вдруг щедрый покупатель снова появится? — не преминул съехидничать Мирон.
— Такое случается раз в жизни, — резонно возразил я, непроизвольно оглянулся, и сердце у меня екнуло.
Покупатель возвращался, неся в правой руке большой полиэтиленовый пакет.
«Сейчас деньги назад требовать будет...» — с тоской пронеслось в голове.
Он подошел к лотку, остановился и посмотрел на меня сквозь темные стекла очков. Линзы были настолько выпуклыми, что создавалось впечатление, будто это глаза.
— А куклу на заказ можете сделать? — глухо спросил он.
— Могем. — С души словно камень упал, и я повеселел. С губ чуть не сорвалось: «Мы и гробы могем...» — но я вовремя прикусил язык. С такими покупателями лучше не шутить, тем более вид у него такой, что самое время подумывать о загробной жизни. — Любую куклу по желанию клиента!
— Мне такую же... Гм... Буратино. Но чуть побольше. И чтоб ладошки не сплошные, а пальчики двигались.
Первый раз я не уловил, но сейчас в глухом голосе покупателя послышался легкий акцент. Московский выговор, как у дикторов столичных телевизионных каналов.
— Можно и с пальчиками, — кивнул я, — но это будет дороже.
— Понятное дело, — согласился покупатель и протянул мне пакет. — Из этого материала...
Я взял пакет, заглянул. В пакете лежало обыкновенное полено и небольшой бумажный сверточек.
— Получится?
— Почему не получится? Сделаем. На когда?
Он подумал:
— На вчера.
Я хмыкнул и покачал головой.
— Заказной товар не раньше чем через неделю.
— Через неделю так через неделю, — неожиданно легко согласился клиент.
Он полез в карман, достал деньги и протянул мне. Рука у него двигалась неестественно, будто протез. Ничего удивительного при таком морозе. И акцент в его голосе, скорее всего, того же происхождения — мороз, как и алкоголь, сказывается на голосовых связках.
— Это задаток. Сделаете — получите столько же.
— А иконку не желаете приобрести? — впрягся в разговор Мирон. — Есть лик Богородицы, святых великомучеников... Пора о вечном задуматься...
Не глянув на Мирона, покупатель развернулся и деревянной походкой побрел прочь.
Я посмотрел на деньги, пересчитал. Пятьсот долларов! Вот это удача! Я о таком и мечтать не мог. В лучшем случае в месяц до двухсот долларов зарабатывал, а тут...
— Странный он какой-то... — раздумчиво сказал Мирон, и мне показалось, что он завидует моей удаче.
— Побольше бы таких сумасшедших! — весело ответил я.
— Я не о том... — покачал головой Мирон. — Ты заметил, какой у него нос? Как у покойника. И на шарфе инея нет, словно он не дышит.
— Ага, — поддакнул я, невольно подумав, что действительно не видел на шарфе клиента инея. — И двигается как мертвяк, и говорит утробным голосом из преисподней... Брось, Мирон! Замерз человек до невозможности, а иней с шарфа отряхнул. Не все же закусывают «Вигор» наледью с усов. На себя посмотри — скоро нос отвалится от мороза!
— Лишь бы от сифилиса не провалился, — мрачно парировал он. — Кстати, ты слышал, что на днях из городского морга пропали два покойника?
Меня разобрал смех.
— И один из них пришел сюда долларами швырять, — продолжил я. — Так, что ли? Чушь не неси, ладно?
Мирон сконфузился.
— Да ладно тебе... Что там в пакете? — Он заглянул в пакет, увидел полено и фыркнул. — Решил окончательно переквалифицироваться в папу Карло?
— От Рублева слышу, — отрезал я, намекая на его иконопись. — Ты всегда был прямолинеен, как полет кирпича.
Настроение сразу испортилось. Я раздраженно выдвинул ящик из-под лотка и стал укладывать в него кукол. Не люблю своего прозвища. Что за напасть — если кукол мастеришь, обязательно обзовут папой Карло.
— Не сердись, Денис, — пошел на попятную Мирон. — Извини. Не со зла я... Просто ситуация похожа на...
Он все же не выдержал серьезного тона и прыснул.
— Да пошел ты... Когда вавки в голове, зеленку пить надо, а не «Вигор». Тоже продается в аптеке, и тоже на ректификате.
Я закрыл ящик, сложил лоток.
— Уже уходишь?
— А что мне тут делать? Теперь полгода могу сюда не показываться.
— Да, повезло... — завистливо протянул Мирон. — А я еще постою, авось и мне улыбнется удача. Андрюхе повезло, теперь вот тебе, быть может, и мне привалит счастье. Бог, он троицу любит.
— Давно набожным стал? — фыркнул я.
— Наоборот, — покачал головой Мирон. — После случая с тобой начинаю подумывать писать иконы с отпетых грешников. Глядишь, будут пользоваться большим спросом.
— Не богохульствуй! — погрозил я пальцем.
— Какое тут богохульство? Грешники на земле живут намного лучше святых, а в загробный мир я не верю, потому тоже хочу неплохо пожить... Давай по пять капель на дорожку?
Он достал из-за пазухи бутылку.
— Нет. У Любаши сегодня день рождения, а я и так уже принял. Нехорошо получится, если заявлюсь пьяным.
— Счастливо отпраздновать, — пожелал Мирон и приложился к горлышку бутылки.
— И тебе счастливо, — кивнул я, нацепил на одно плечо ремень с ящиком, на второе — ремень со сложенным лотком, взял в руки пакет с поленом и побрел из сквера, по пути раскланиваясь со знакомыми художниками.
Ящик с куклами и лоток я хранил в каморке под лестницей первого подъезда пятиэтажки, расположенной напротив входа в сквер. Ведал каморкой дворник Михалыч — крепкий старик, бывший преподаватель физкультуры и страстный поборник здорового образа жизни. Выйдя на пенсию, он принципиально устроился на работу дворником, чтобы постоянно иметь физическую нагрузку и быть всегда в тонусе. Ему было под восемьдесят, но выглядел он никак не старше пятидесяти: в волосах — ни единой сединки, а статная фигура — просто на зависть. Поставить нас рядом, так я выглядел старше.
Михалыча я застал во дворе скалывающим ломом наледь с тротуара.
— Принес долг? — мрачно поинтересовался он. — Если нет, можешь разворачиваться и топать восвояси.
За хранение ящика и лотка он брал сто рублей в месяц, но за последние два месяца я ему задолжал.
— Принес, принес!
Михалыч воткнул лом в сугроб, снял рукавицу и протянул руку.
— Давай.
— Побойся Бога, Михалыч! — взмолился я. — Замерз как цуцик, руки задеревенели. Поставим все в каморку, и сразу отдам.
Михалыч смерил меня недоверчивым взглядом, молча развернулся и повел в подъезд. Отпер дверь каморки и придирчиво пронаблюдал, как я впихиваю под лестницу лоток и ящик между метел и лопат.
— Если соврал, — предупредил он, — выброшу твои причиндалы на улицу к чертовой матери!
«Так на улицу или к чертовой матери?» — завертелась в голове ехидная мысль, но озвучивать ее я не стал Нечего Михалыча раздраконивать Он хоть и учителем работал, но физкультуры, а не русского языка. Впрочем, нынешние учителя русского языка тоже не поняли бы меня.
— Что ты, Михалыч, разве я тебя когда обманывал?
Я стянул с рук перчатки, согрел пальцы дыханием, затем полез в карман и достал четыреста рублей.
— Это долг и аванс за два месяца вперед.