Путевые записки эстет-энтомолога - Забирко Виталий Сергеевич. Страница 80

— Здравствуйте, Бугой! — радостно воскликнул Мбуле Ниобе, выступая из темноты и протягивая мне банку пива. — Теперь-то, надеюсь, вы не откажетесь погостить у меня?

Несмотря на потертые шорты и пробковый шлем на голове, пигмей был очень похож на Тхэна. А радушие и гостеприимство еще более роднили его с аборигенами. Не случайно говорится: с кем поведешься… А консул безвыездно прожил на Пирене около двенадцати лет.

Я молча взял банку пива, открыл и сделал большой глоток. Край банки зацепил прокушенную губу, и ожидаемого удовольствия я не получил. Не знаю, что там за интермедию разыгрывали сивиллянки, но я вступать в разговор с консулом не собирался. Делая вид, что его вообще здесь нет, я продолжал неторопливо есть многоножку, отделяя мясо от панциря и запивая пивом. Чересчур «близко к тексту» поставили интермедию сивиллянки — в те времена, когда я был на Пирене, мне действительно нравилось темное пиво, но со временем стал предпочитать светлое.

Консул уселся на лодку рядом с наполовину очищенной многоножкой и завел свой бесконечный монолог о житье-бытье на Пирене. Однако я старался пропускать слова мимо ушей и принципиально не смотрел в его сторону. Опять переборщили со сценарием сивиллянки — ничего нового Ниобе не говорил, повторяя, как заезженная пластинка, монолог, состоявшийся при нашей встрече у челночного катера. Все то же самое об этнографических подробностях и геологических особенностях бассейна реки Нунхэн.

Наверное, сивиллянки уловили мою иронию, потому что консул вдруг запнулся на полуслове, помолчал, затем обиженно спросил:

— Вы меня не слушаете, Бугой?

И опять я никак не отреагировал. Не существовало его для меня, и я хотел, чтобы сивиллянки это поняли. К чему мне эти воспоминания? Пройденный этап, о котором я ничуть не сожалею, но и вспоминать не желаю.

— Конечно, что со мной разговаривать, — с горечью произнес Ниобе. — Вы закончили охоту, поймали своего мотылька… А меня давно уж нет — ваш друг, Геориди, меня вместе с птерокаром превратил в пыль…

Полыхнула беззвучная вспышка, и лишь тогда я посмотрел на место, где сидел консул. Консул Галактического Союза на Пирене пигмей Мбуле Ниобе исчез, и только мелкий пепел сыпался на землю.

«К чему эти нравоучительные сентенции?» — обратился я про себя к сивиллянкам. Досадливо поморщившись, сдул пепел с хвостового сегмента многоножки, очистил его от панциря, положил в рот и запил глотком пива. Что может быть лучше пива с инопланетными креветками после утомительного пешего перехода?

— Сахим, дать еще многоножку? — предложил Тхэн. В отличие от меня, он, похоже, не видел появившегося, а затем исчезнувшего во вспышке Мбуле Ниобе и не слышал его монолога. В разных плоскостях пространства существовали Тхэн с консулом, и единственной точкой пересечения этих пространств был я.

— Положи сюда, — постучал я ладонью по днищу лодки справа от себя, куда пепел Мбуле Ниобе не просыпался.

Тхэн принес вторую многоножку, вернулся к костру и снова сел на землю.

— А навар пить будете? — спросил он.

— У меня пиво. — Я показал Тхэну банку и вдруг вспомнил, что делал проводник с чашей, когда мы заканчивали ужинать. — Только костер не гаси! — поспешно добавил я. Ночевать без спальника на голой земле все-таки приятней у костра, чем в полной темноте.

— Хорошо, сахим, — кивнул Тхэн, снял с огня чашу и с наслаждением напился крутого кипятка. Затем поставил чашу перед собой, и она тут же растеклась комком грязи.

Я отхлебнул из банки пива, запрокинул голову и посмотрел на звезды. Когда-то, глядя на ночное пи-ренское небо, я думал о млечнике, просчитывая его вероятные шаги. Если сивиллянок, судя по примеру с консулом, интересуют только моральные аспекты моей жизни, то вряд ли мне устроят встречу с ним. Тогда с кем? С Колдуном хакусинов?

— Сахим, что у вас с ногами? — обеспокоенно спросил Тхэн, уставившись на мои стопы с растопыренными пальцами.

— Натер… — безразлично пожал я плечами, и тогда меня вновь озарило — вспомнил, как хакусин за ночь залечивал потертости хитина на долгоносах от вьючных ремней. — Подлечить сможешь?

— Смогу, сахим! — обрадовался Тхэн, с готовностью подскочил ко мне, но затем нерешительно затоптался на месте. — Сахим запретил прикасаться к себе…

— Теперь разрешаю.

Тхэн опустился на колени, бережно прикоснулся к правой ступне. Будто разряд статического электричества соскользнул с его пальцев, и я отдернул ногу, во все глаза уставившись на хакусина. Только сейчас я понял, что наш разговор проходил без транслингатора!

— Сахим, вам больно? — участливо спросил Тхэн.

Я молча смотрел ему в глаза, анализируя ситуацию. В реальности я разговаривал с Тхэном без транслингатора, только когда в его теле обосновался млечник. Значит… Ничего это не значит. Проделки сивиллянок. Если бы ко мне прикоснулся млечник, меня бы уже не было.

— Щекотно… — нашелся я и, преодолевая опасливое предубеждение, вытянул ногу. — Лечи.

И рассмеялся. Причем отнюдь не деланно, а искренне. Я и в мыслях не мог представить, что некогда обреченный мною на заклание, как жертвенная овца, абориген оживет, но вместо попытки отомстить встанет передо мной на колени. Как перед богом, в чьей власти даровать жизнь и отнимать ее. И, если нужно, возвращать.

Хакусин огладил ладонями одну ступню, вторую, потом обмазал их тонким слоем глины распавшейся чаши.

— К утру все заживет, — пообещал он, потирая ладони. Затем хлопнул ими, и глина мелкой пылью осыпалась с кистей рук. Умей я так, мне бы никогда не понадобился биотраттовый комбинезон. В нынешней ситуации это ох как бы пригодилось!

Тхэн протянул руку к кроссовкам, взял их, повертел перед глазами, недовольно цокнул языком.

— Как в них можно ходить?

— А ты попробуй, — без тени улыбки предложил я. Один раз тело хакусина уже ходило в бригомейских кроссовках. Причем именно в этой паре.

Тхэн посмотрел на свои ноги, затем снова на кроссовки.

— Нет… — покачал головой. — Мне не надо.

Он тщательно ощупал кроссовки со всех сторон, даже изнутри и аккуратно поставил их у лодки.

— Больше сахим ноги не натрет, — сказал. — Мягкие… Но лучше ходить босиком.