Денис Давыдов (Историческая хроника) - Задонский Николай Алексеевич. Страница 19

Он едет в Петербург, просит, чтобы приписали его к любому армейскому полку, идущему за границу. В военной канцелярии порыв молодого гусара снисходительно похвалили:

– Отлично! Это делает вам честь!

И тут же решительно отказали:

– Вы знаете, что государь не любит волонтеров…

Тогда Денис решается просить самого главнокомандующего. Каменский, только что приехавший из своей орловской деревни в столицу, жил в Северной гостинице. Денис пробрался к нему ночью и, чистосердечно объяснив свое желание служить в действующей армии, сумел расположить к себе своенравного фельдмаршала. Тот обещал похлопотать за него перед императором. Однако, когда на следующий день Денис явился узнать о своей участи, Каменский сказал:

– Я говорил о тебе… просил в адъютанты к себе, в несколько приемов, но мне отказали под предлогом, что тебе надо еще послужить во фронте. Признаюсь, по словам и по лицу государя вижу, что не могу тебя выпросить. Ищи сам средства… Я же тебя с радостью приму.

В мрачном настроении ушел Денис от Каменского. Произошло нечто более неприятное, чем он предполагал. До сих пор, признаться, он не склонен был думать, чтобы император придавал большое значение персоне какого-то поручика. Высылка из Петербурга сама по себе ничего еще не значила. Царю доложили, он подписал подготовленную бумагу, может быть, и стихов-то не читал. А если и прочитал, так, наверное, давным-давно забыл! Мало ли у него других забот! В Звенигородке, правда, встревожила мысль, что царь мог прочитать стихи в более резкой редакции. Но обратный перевод в гвардию окончательно успокоил.

Теперь же из слов Каменского он мог заключить, что дело далеко не кончено, что царь лишь оказал любезность своей фаворитке, а ему, Денису, ничего не простил. Отказ главнокомандующему в таком пустяке, как позволение взять с собой офицера, – вещь неслыханная! Отказ свидетельствовал о самом неприязненном к нему отношении императора. На какую же будущность военного можно рассчитывать? Рушились все планы, все надежды…

Поглощенный невеселыми размышлениями, Денис не заметил, как дошел до нарышкинского дома и почти столкнулся у главного подъезда с Борисом Четвертинским.

– Денис! – весело окликнул тот. – Ты куда и откуда? Почему сердитый?

– Скверные, брат, дела, – с тяжелым вздохом отозвался Денис. – Хоть в отставку подавай!

Он коротко сообщил свой разговор с фельдмаршалом. Четвертинский сдвинул брови.

– Да… Положение неважное, – произнес он. – Ну, пойдем к Мари, может быть, что-нибудь придумаем…

Мария Антоновна встретила с обычным радушием. Расспросила о подробностях вчерашнего визита к фельдмаршалу. Потом, прищурив голубые красивые глаза, сказала:

– Зачем же вам было рисковать? Вы бы меня избрали своим адвокатом, и, возможно, желание ваше давно уже было бы исполнено.

Денис густо покраснел. Странное, не испытанное доселе чувство охватило его. Понимал, что, может быть, в ходатайстве Марии Антоновны вся его судьба. С другой стороны, в этом ходатайстве он видел что-то нехорошее, унизительное…

– Время не ушло… Одно внимание ваше… – пробормотал он, целуя прелестную ручку. И, быстро оправившись, с чувством добавил: – Вы возвращаете мои надежды!

… Император Александр при внешней любезности был упрям, труслив и злопамятен. Составив мнение, что Денис Давыдов принадлежит к числу «опасных якобинцев», Александр продолжал тайно следить за его дальнейшим поведением. Гусарские стихи и остроты Дениса, правда, никаких подозрений не внушали. Но стоило императору припомнить дерзкие строки из старых басен, как злобное чувство вспыхивало вновь… Тот, кто мог написать подобные стихи, никогда не исправится!

Сдержав себя, Александр исполнил просьбу Марии Антоновны о возвращении Давыдова в гвардию. Однако вмешательство фаворитки в судьбу человека, которого он считал опасным, лишь усилило неприязнь к нему. Александр почувствовал себя оскорбленным тем, что с близкими ему людьми «негодяй» находится в дружеских отношениях. И его, императора, вынуждают поступать против своей воли! Таких уколов своему самолюбию Александр обычно не прощал. И если боялся без достаточных оснований принять против ненавистного человека решительные меры, то мелкими мстительными действиями преследовал его при каждом удобном случае.

Вот почему, когда фельдмаршал Каменский изложил свою просьбу, Александр едва сдержал негодование:

– Просите кого угодно… Но Давыдова ни в коем случае. Пусть послужит во фронте!

Марии Антоновне в просьбе отказать было значительно труднее. Предчувствуя такой разговор, Александр заранее к нему подготовился.

– Вы знаете, ma chere, я всегда готов исполнять все ваши просьбы, – приятным голосом сказал император, – но исполнение этой, должен сознаться, ставит меня в неудобное положение. Я отказал графу Михаилу Федотовичу!

– Простите, ваше величество, мое любопытство… каковы же причины? – спросила Мария Антоновна.

– О, как вы еще наивны, Мари! – воскликнул Александр. – Ваш протеже Давыдов недавно возвращен в гвардию и, не зная совершенно фронтовой службы, почти сразу назначается адъютантом самого главнокомандующего. Подумайте, какие могут возникнуть разговоры!

– Я уверена, ваше величество, Давыдов оправдает себя отлично, – возразила Мария Антоновна. – В нем есть огонек, необходимый военному.

– И в этом как раз вторая, пожалуй, самая главная причина моего отказа. – Александр улыбнулся. – Служить у графа Каменского! Разве вы не слышали про его характер? Будучи командующим армией, он за незначительные проступки приказывал наказывать телесно своих собственных сыновей, находившихся в штаб-офицерских чинах. Представляете, что значит служить при Каменском человеку молодому, пылкому и… с некоторым воображением? Нет, я решительно не хочу никаких скандалов!

Доводы подействовали. Царь догадался об этом по выражению лица Марии Антоновны и остался собой доволен.

– Только все это между нами, ma chere, – добавил Александр, – не следует в глазах молодых людей порочить фельдмаршала.

– А если бы место Каменского занимал другой генерал… возможно, вы изменили бы для Давыдова свое решение? – спросила Мария Антоновна.

Вопрос был неожиданный. «Кажется, что-то опять затевается, – мелькнула в голове императора неприятная мысль. – Но что же? Я не собираюсь назначать другого главнокомандующего, следовательно, обещать можно».

– Ну, разумеется, – ответил он. – Вы еще сомневаетесь!

– Благодарю, ваше величество. Может быть, мне все-таки придется когда-нибудь воспользоваться вашим обещанием, – скромно сказала Мария Антоновна.

На другой день она очень сдержанна, не сообщая никаких подробностей, объявила Давыдову, что, к сожалению, ничего пока сделать не удалось.

– Не желают лишать меня изящного занятия равняться во фронте и драть горло перед взводом, – саркастически заметил Денис. – Что ж, судьба!

XIV

Еще два месяца назад, проверив сведения, сообщенные Четверттшеким, наведя необходимые справки, Денис точно выяснил, что брат Евдоким действительно находится в плену.

Вместе с командиром эскадрона князем Репниным и несколькими другими кавалергардами, раненными в Аустерлицком сражении, Евдоким был отправлен в Брюнн, где размещалась тогда главная квартира Бонапарта. Пленным оказали медицинскую помощь. Говорили, будто французский император лично посетил их в лазарете. Но когда они возвратятся в Россию, никто ничего толком не знал.

Появление Евдокима в Петербурге в середине декабря было поэтому приятной неожиданностью. И Денис, взяв трехдневный отпуск для свидания с братом, тотчас же отправился в столицу.

В новеньком, только что сшитом мундире Евдоким выглядел молодцом. Загорел, погрубел, стал шире в плечах. Денис застал его в кругу товарищей. Молодые кавалергарды, сидя за столом, уставленным наполовину пустыми бутылками, жарко обсуждали недавно полученные, не многим еще известные новости. Из армии один за другим прибыли два курьера. Первый привез известие о болезни и отъезде фельдмаршала Каменского из армии. Второй доставил радостное сообщение о победе над французами под Пултуском, одержанной генералом Беннигсеном.