Денис Давыдов (Историческая хроника) - Задонский Николай Алексеевич. Страница 6
В доме Давыдовых военные известия обсуждались оживленно. Василий Денисович благодаря обширным связям лучше других был осведомлен о действиях Суворова.
Денис, больно переживавший опалу любимого полководца, находился теперь в приподнятом настроении, жадно ловил каждую весточку из армии Картины суворовского похода рисовались ему необыкновенно ярко И своим товарищам о Суворове Денис рассказывал с таким жаром и вдохновением, что Александр Тургенев однажды заметил:
– Чудо, какая эрудиция! Словно сам ты при фельдмаршале состоишь неотлучно…
– Завидую каждому его солдату, – с искренним чувством отозвался Денис. – Как счастлив был бы я служить под командой Суворова!
Возможно, рассказы Дениса иной раз окрашивались юношеской фантазией. Недаром Жуковский заметил в нем поэтическое воображение. Впрочем, дело было не в этом. Среди военных имелись тогда люди, склонные объяснять суворовские победы счастливой случайностью, порывами бестолковой отважности, хотя сам полководец, как было известно, не раз иронизировал над подобными людьми:
– Помилуй бог! Все счастье да счастье, надо ж когда-нибудь и уменье! Беда без фортуны, горе без таланта!
Василий Денисович, к счастью сына, принадлежал к той группе военных, которые в действиях Суворова видели прежде всего разумный план, известную систему, вникали в намерения полководца, угадывали их. С помощью отца Денис имел возможность ближе познакомиться с методами и тактикой полководца. Жизнь этого изумительного человека стала образцом для Дениса. Суворовская военная система воспринималась органически как бесспорно лучшая из всех систем.
Денису шел шестнадцатый год. Отец писал уже письма в Петербург родным и знакомым, желая как можно лучше устроить сына. Шестнадцатилетних на действительную службу принимали. Оставалось лишь терпеливо ждать. Легко сказать – целый год! Денис вздыхал после каждого нового известия о суворовских победах. Ему не терпелось. Время движется слишком медленно. Пожалуй, на его долю не достанется славы!
V
Осень стояла холодная, дождливая. У Давыдовых все шло своим чередом Денис готовился к военной службе, Евдоким – в иностранную коллегию Десятилетняя хрупкая и нежная Сашенька училась в пансионе. Самый младший, Левушка, любимец матери, обычно послушный и тихий, ни с того ни с сего вдруг стал озорничать. На днях отрубил хвост собаке. А мальчику всего восемь лет. Что-то с ним будет! Елена Евдокимовна с грустью замечала, что Левушка ведет себя точь-в-точь как старший… Нет, теперь, слава богу, Денис, кажется, утихомирился, а вот когда был поменьше…
Неожиданно, проездом из Петербурга, прибыл навестить дядю кавалергард-ротмистр Александр Львович Давыдов. Он толст, важен. И при разговоре чуть-чуть картавит. Денису двоюродный брат не понравился, но нарядная кавалергардская форма произвела сильное впечатление.
Александр Львович привез скверные известия. Австрийцы настаивали, чтобы русские войска были переброшены в Швейцарию, где находилась чуть не стотысячная армия французского генерала Массена. Правда, в помощь Суворову послали двадцатичетырехтысячный корпус генерала Римского-Корсакова, но все же положение создавалось трудное. К тому же Суворов, говорят, начал в последнее время сильно прихварывать. Довели австрийцы, суют нос куда не надо.
Александр Львович уехал. Переданные им сведения быстро подтвердились. Австрийские генералы, завидовавшие воинской славе русского полководца, отвергли все его предложения и сумели убедить Павла, что их план кампании, разработанный по всем правилам австрийского военного искусства, является самым лучшим.
Суворову предстояло перейти через Альпы, чтобы соединиться с корпусом Римского-Корсакова. Австрийцы обещали, но не подготовили для русских войск ни провианта, ни одежды, ни боевых припасов.
Стояли холода. Горные дороги обледенели. Сам Суворов был болен, еле держался в седле. А у французов свежая, вчетверо сильнейшая армия, удобные позиции, превосходное снабжение. Казалось, в таких условиях гибель небольшого суворовского корпуса неминуема.
Москва словно застыла в напряженном ожидании Василий Денисович ходил хмурый. Как человек военный, он более других сознавал безвыходность положения.
– Австрийцы нарочно устроили ловушку, – негодовал он. – Просто непостижимо, как государь согласился с австрийским планом?
Денис похудел, плохо спал. Драматизм развертывавшихся событий захватил его. Как поступит при таких обстоятельствах полководец? Отец говорил, будто есть возможность отступить, обойти горы… Нет, Суворов отступать не будет. Значит, должно произойти что-то необычайное, может быть, ужасное…
Однако был один человек, который относился к событиям с невозмутимым спокойствием, – это старый дядька Филипп Михайлович. Он доживал во флигеле последние дни. Денис частенько забегал проведать старика, делился с ним новостями. Филипп Михайлович никаких предположений не делал, но свято верил, что Суворов сумеет найти выход из любого положения.
– Никто его, батюшку нашего Лександра Васильевича, не осилит, – задыхаясь от кашля, говорил старик, – сумлеваться нечего. И всякие горы пройдет и неприятеля побьет…
Разговор с дядькой всегда успокаивал Дениса. А вскоре и впрямь Москва узнала, что суворовские чудо-богатыри преодолели все преграды: Сен-Готард, Чертов мост, угрюмый и страшный Паникс.
Рассказывали, что Суворов мужественно делил с войсками все невзгоды. Он ехал верхом на казацкой лошади, в старом плаще, плохо укрывавшем от студеных горных ветров ослабленное лихорадкой тело. Обильные снегопады и густые туманы затрудняли движение. Над головой нависали скалы. Внизу зияли бездонные пропасти. Бесилась вьюга, заметая следы. Порой пробираться приходилось по узкой горной тропинке, где один неверный шаг – гибель.
– Ничего, мы русские, – ободрял войска полководец. – Где олень проходит, там и русский солдат пройдет…
Часть орудий пришлось уничтожить. Патроны кончились. Любимец Суворова, молодой генерал Багратион, раненный в левую ногу, прикрывал небольшим отрядом движение главных сил, отбивал наседавших французов штыковыми атаками.
Наконец беспримерный по героизму поход закончился. Войска соединились, стали на отдых.
– Орлы русские облетели орлов римских! – с гордостью воскликнул Суворов, объезжая поредевшие шеренги изнуренных, но бодрых духом солдат.
Денис чувствовал себя именинником. Ходил с гордо поднятой головой и сияющими глазами. Суворов снова удивил мир своей гениальностью! Непобедимый полководец жив, невредим, возвращается в Россию! Теперь, когда оставались считанные месяцы до поступления Дениса на военную службу, особенно ярко оживала в его памяти незабвенная встреча с Суворовым. «Я не умру, а он уже три сражения выиграет». Кто знает! Может быть, этому предсказанию суждено осуществиться? Старый дядька Филипп Михайлович по крайней мере не сомневался, да и отец как будто тоже. Денис был полон самых радужных надежд.
Время шло. Наступила зима. Весело пролетели святки. И вдруг поползли слухи, будто злопамятный император подготовляет великому полководцу новое заточение… Сначала слухам не поверили. Правительственная газета «Петербургские ведомости» чуть не каждый день сообщала о высочайшем внимании к полководцу. По приказанию Павла, недовольного союзниками, армия возвращалась домой. Всем участникам похода выданы награды. Суворову присвоено звание генералиссимуса российских войск. Петербург готовил торжественную встречу с пушечной пальбой и колокольным звоном. Однако к весне имя Суворова на страницах газет стало появляться все реже. А слухи росли и начали подтверждаться.
Суворов, совсем больной, ехал медленно, с длительными остановками. Силы уходили. Он чувствовал: конец его близок.
Узнав о присвоении звания генералиссимуса, Суворов только вздохнул и с грустью заметил:
– Велик чин! Он меня раздавит! Жить осталось недолго…
Состояние больного требовало полного покоя. Император избрал удобный момент, чтобы окончательно сразить ненавистного человека. Суворову было поставлено в вину, что он держал при себе дежурного генерала, а в войсках ввел «обыкновенный шаг, нимало не сходный с предписанным уставом». Высочайшие рескрипты, выражающие неудовольствие, были вручены больному в карете, недалеко от столицы. Неожиданная опала походила на предательский удар в спину. Возражать против смехотворных обвинений не имело смысла. Да не было уже и сил!