Пирамидальное путешествие - Задорнов Михаил Николаевич. Страница 7

— А кому платить? — спросил я. — Что-то не видно никого.

— Отдадите позже. Я им передам, — сказал он. — Они все на обеде до завтра!

Он включил фонарик, и мы пошли вдоль его лучика в каком-то потустороннем мире. Вдруг он остановился, остановил меня и с максимальной важностью, шепотом, сказал:

— Смотрите. Стену видите? Вот! Очень древняя стена! Вам нравится?

— Очень, — ответил я.

На мой вопрос, какого века, ответил, что настолько древняя, что когда родилась его бабушка, она уже была, эта стена.

Наконец он завел меня в глубь этого загадочного лабиринта, который, судя по всему, вырыли специально арабы для того, чтобы заводить жаждущих эксклюзивных зрелищ русских туристов. Мы находились, естественно, в очень древней комнате. В ней пахло сыростью и плесенью истории. Она была абсолютно пустая, эта комната. А земля сверху давила, и можно было только порадоваться за мумии, которые не боятся клаустрофобии.

Вдруг мой гид закричал голосом таким, словно увидел тень отца Рамзеса Второго:

— Смотрите, смотрите, вот сюда, вниз, на пол!

Я посмотрел. В зайчике его фонарика полз маленький жучок.

— Это очень редкий жучок! — сказал он мне. — Вам сегодня очень повезло, что вы сюда попали, вы бы никогда в жизни не увидели этого жучка, — сказал он. Он назвал имя жучка — оно было длиннее, чем у арабского шейха.

— А какого времени жучок? — спросил я, потому что надо было что-то спрашивать.

Но он моей иронии не понял и ответил серьезно:

— Очень древний. Вы всю жизнь будете гордиться тем, что его видели.

— Ой, ну слава Богу, — ответил я. — Я вам этого никогда не забуду.

Мой гид не понял иронии, сделал серьезное лицо государственного работника и постарался объяснить мне, что за такую экскурсию надо платить не меньше пятидесяти долларов, потому что эти раскопки сторожат пятьдесят охранников. Все-таки то, где мы находимся, египетская государственная тайна. А египетская тайна в Египте меньше, чем за пятьдесят долларов, не продается. Причем платить надо именно здесь и сейчас. Иначе, судя по его тону, я рисковал навсегда остаться здесь и сам превратиться в мумию, покрытую исторической плесенью. И самое страшное — я никому не могу рассказать, что я видел этого жучка.

Журналисты меня часто спрашивают: «Над вами смеялся кто-нибудь когда-нибудь так, как вы смеетесь над другими?» Теперь я знаю, что я буду отвечать им на вопрос. Смеялся! Секьюрити арабский. Он до сих пор, наверное, смеется! Во всяком случае, когда мы вышли из катакомб, у него улыбались не только глаза, но уши. Он тут же побежал от меня восвояси, естественно, отдавать пятьдесят долларов друзьям Лукумбы. А я грустно пошелестел по барханам обратно, переживая не столько за пятьдесят долларов, сколько за испачканные навсегда пылью вечности шорты Ферре… А еще за то, что не успел сфотографироваться с этим жучком на слайд!

Я тогда впервые для себя сделал вывод, по дороге от этих катакомб, что всегда в дурацкую историю попадаю, когда начинаю «звездить».

Лет восемь назад приехал Аксенов, он вернулся из Америки. Он меня не знал. Он знал моего отца-писателя. А его тоже уже никто не знал, потому что он долго жил в Америке в эмиграции. Мы ехали по подмосковному шоссе. И нас останавливает гаишник. Подходит. «Вот сейчас, — подумал я, — сейчас Василий увидит, как я с ним поговорю». Ну, то есть «звездить» решил. Я даю права и говорю: «Ну что?» Тот говорит: «Будем штрафовать». Я ему лицо и так, и так показываю. Гаишник никакого внимания. Так неудобно, я в такой дурацкой ситуации. Я ему так намекаю, может быть, вам билеты на концерт? И он громко отвечает, так, чтобы Аксенов слышал: «Вы думаете, я вас не узнал? Узнал. Я вас терпеть не могу!»