Цунами - Задорнов Николай Павлович. Страница 70

Он стал читать:

Черепица летает, и люди кричат.
Я слышу крики, что цунами быстро идет.
Как мышь, мечусь на восток, на запад,
А кроме двух сабель, ни одной вещи нет.

– Недаром каркали вороны, и я еще думал, не мне ли так кричат. Да, появились воры. И надо злейших воров казнить, чтобы это зло не распространялось. Может быть, часть халатов кто-то украл? И сабли? Вода не могла унести все восемьдесят костюмов и восемь сабель. Русские помогают строить дома, ставят столбы? А говорят, ночью не стучали деревянные колотушки сторожей?

«Надо их поблагодарить. Кавадзи и Тсутсуй влиятельные все же чиновники, а я ученый», – подумал Кога.

Услыхав, что русские спасли японцев, он не удержался и воскликнул:

– Это безобразие! Не они нас должны были спасать, а мы их! Вот какие наши чиновники! Мы хозяева здесь, а не эбису, и надо было нам сначала прийти на их корабль и узнать, как их здоровье и положение, и спросить об ущербе! Все это из-за беспорядка и неосторожности. А на самом деле оказывается, они пришли первыми. Это упущение. Почему же они спасали тонувших? Здесь хозяева японцы, и мы должны спасать русских, а получилось наоборот, и еще они спросили нас об убытках и ущербе!

… Проводив Мурагаки в Эдо, Тсутсуй и Кавадзи прислали в подарок Кога свои праздничные халаты. Накамура сказал, что надо переселиться из разрушенного храма в дом соседа вместе с самураями.

– Дом уже старый, двери сломаны, и разорвались бумажные окна, но всем будет лучше, чем тут, – говорил Накамура.

Ночью уже ходили сторожа и стучали колотушки. Только еще через день Кога пришел в гости к обоим «влиятельным старикам».

– Я провел в мучительных страданиях все эти дни и ночи, – сказал он. – Вчера весь день грустно сидел до вечера. Я покорно благодарю вас за одежду, которую мне прислали.

Кавадзи сказал, что есть почта из Эдо. Мурагаки уже там. В Эдо тоже были толчки. Сюда посылают деньги для пострадавших, и рис, и тысячу человек рабочих. Пришла бумага, что всех чиновников приема эбису, пострадавших от цунами, Верхний Господин приказал наградить, выдав им драгоценную материю на одежды по шесть отрезов на каждого.

– Так получается, что с одной стороны большое несчастье оказывается для нас большим счастьем, – сказал Кавадзи.

Кога знал, что Кавадзи не от души, наверно, это говорит. Но нельзя иначе, не может иначе сказать чиновник, награжденный Верхним Господином. Даже во время такого всеобщего бедствия.

Накамура Тамея сказал, что русские считают, что если ночью опять был виден огонь на горах, то землетрясений и морских волн больше не будет.

Кога узнал, что охотник убил кабана и Накамура отвозил тушу на судно и что Посьет открыл глаз убитого зверя и сказал: «Вчера убили. Надо съесть за три дня, а то испортится!» Русские жарили свинину. Накамура тошнило от запаха и было противно. Кога глотал слюни, слушая.

– По представлениям эбису, землетрясения происходят от скопления в земле серного газа, – твердил Накамура. – Они видели огонь на горах, и это признак того, что серный газ вырвался наружу… Фрегат походит на кузницу, там работали всю ночь…

Вечером Кавадзи писал свой дневник.

Утром явились полиция и переводчик. Доложили, что прибыли рабочие из Эдо. В городе продолжается страшное воровство. Крадут все, что можно. Только там, где русские, там нет грабежей. Среди жителей Симода много торговцев, но даже им нельзя открыть кошелька. Сейчас же кто-нибудь выхватит монеты и убежит. Полиция старается защитить торговцев.

Тсутсуй полагал, что воры пришли из Эдо вместе с рабочими. Их там наскоро набрали как строителей.

«Из Эдо сообщают еще, что посылается серебро для раздачи населению в Симода. И воров шлют и серебро, чтобы грабить! – думал Тсутсуй. – Тысяча рабочих! Для постройки новых домов чиновникам управлений! Да это тысяча воров! Это только форма помощи, а не помощь. Знают ли наши царедворцы, что делают?»

Кавадзи уже сказал Чуробэ, что надо прибегнуть к казням.

… От фрегата отвалили катера и баркасы с вооруженными матросами в парадной форме. Впереди шел катер с гробом, обтянутый материей. Ехал священник. Сияла медь духовых инструментов.

Адмирал шел на гичке со свитой.

Караул и оркестр высадили на чистом песчаном пляже у деревни Какисаки, там, где старинные ивы клонят к пескам тяжелые ветви с плакучей листвой.

Под траурный марш медленно зашагали морские гренадеры. Японцы обступили дорогу и плача смотрели на шествие. Гибли и эти пришельцы… Все видели, как позавчера крутило морским течением фрегат и как он отчаянно сопротивлялся. «И они несчастные, как и мы!» – говорили японцы.

Яма вырыта была в гуще расчищенного тропического леса, вблизи огорода священника. Отец Василий пел и махал кадилом. «Святый Боже, святый крепкий, святый бессмертный…» – грянул матросский хор. Матрос Симонов ложился навечно в эту красную мокроватую и каменистую землю…

Японские бонзы обступили Махова, взяли его за руки и повели к себе.

Адмирал, сидя в храме после похорон, излагал Накамура свой план. Переговоры о заключении соглашения нельзя прерывать. Бухта Симода неудобна для ремонта. Надо искать другую бухту на побережье, срочно, иначе весь экипаж сойдет на берег.

Говорили все это в комнате при храме в деревне Какисаки. В окне под древними ивами виден десяток полуразрушенных лачуг. Тут как хутор, удаленный верст на десять от города. Но много жителей пришло из Симода на похороны и все еще толпится тут. Священники просят в соседней комнате Махова разрешить им отпеть покойного по-японски.

– С фрегата необходимо снять всю артиллерию, – говорил Путятин. – Все тяжелые пушки будут сгружены на берег и оставлены на хранение японскому правительству.

К Старику и Кавадзи пришел губернатор Исава.

Нашлась и другая часть бумаг. Вообще Татноскэ спас много нужных документов. Чуробэ очень доволен и попросит его наградить. Он сам искал с ним бумаги и сам видел, как Татноскэ отличился, найдя договор. Поэтому доверил Татноскэ сопровождать Шиллинга, искать бухту для ремонта…