Капитан Невельской - Задорнов Николай Павлович. Страница 117

«Но какая надежда? На что я могу надеяться? Все кончено. Она вышла замуж, на что же я смею еще уповать? Зла Пехтерю я не хочу. Смешно ненавидеть человека за то, что она его любит. Он и сам мне нравился, я всегда был с ним хорош, он неглуп, казался мне милым и скромным…» Вспомнилось, как несколько раз Пехтерь вечерами приезжал во дворец, заходил к «честной братии нижнего этажа» и вид у него был расстроенный, кажется, хотел он узнать что-то… «Все ужасно получилось, и я был безумен, — полагал Невельской, — судьба моя решена, но пусть у них не будет обо мне дурного мнения, пусть они будут счастливы…»

Сказано — сделано… Надо идти да «Байкале»! Стало легче на душе, казалось, теперь он совсем не сожалел о полученном отказе.

Надо было писать Перовскому, Меншикову, великому князю и генералу, сообщить то, что видел, чего не знать им нельзя, описать прибытие на косу, дружескую встречу с гиляками, сообщить о результатах экспедиции Орлова. «Зачем лезть на рожон? Зачем губить себя? Я все подготовлю этими письмами и тогда рискну… — думал он. — Теперь надо как следует объяснить им все обстоятельства, особенно сказать об иностранных судах, которые подходят к южному фарватеру, чтобы потом, когда я сделаю дело, понятно было, что я не мог поступить иначе». Потом он подумал, что в Аяне могли быть письма и из России от матери, от друзей и от Миши.

Капитан вспомнил, что есть на свете Миша, генерал, родные, друзья. Захотелось еще раз туда, где он мог почувствовать родину, стоявшую за его спиной. И даже встреча с Завойко теперь уж не представлялась ему чем-то неприятным. Он надеялся, что сделает все без больших разногласий с ним.

Утром он объявил Кузьмину и Орлову, что идет на «Байкале» в Аян.

Девять матросов с «Байкала» вызвались перейти в экспедицию. Они и трое казаков оставались на косе с Орловым. Невельской оставлял им вельбот и баркас. Еще накануне с «Байкала» свезли фальконет [118], бочки с порохом, ядра. На берегу, у мачты с флагом, белели две палатки. Рядом матросы и казаки ставили сруб избы. Сегодня все в сборе.

Невельской съехал на берег, собрал людей у мачты и объявил, что уходит в Аян, вернется сразу, как только будет судно.

Матросы оставались охотно. Тут — дичь, свежая рыба, запасы муки. Славный кок — Фомин.

— А как с десантом, Геннадий Иванович? — спросил Козлов. — Когда подмога будет?

— Я иду за ней.

Весть, что капитан пойдет на «Байкале», облетела всех и на судне и на берегу. Казаки писали письма домой, матросы просили добыть в Аяне все нужное для зимовки, урядник уверял, что недодали продуктов. Орлов писал жене свои соображения, что ей сюда ехать надо не сейчас, а осенью.

«Гиляки, казаки, матросы — все ждут от меня чего-то, что я в Аяне разрешу все их дела, в рот мне смотрят и готовы за меня, кажется, в огонь и в воду… Так зачем мне „то“ общество? Вот люди, для которых я живу и жить буду, я с ними, это мой мир… Матросы мои меня радуют, девять человек согласились охотно остаться в экспедиции, а у меня на душе боль и тоска, что я не таков, каким должен быть. Нет, еду в Аян, рву все окончательно…»

Глава восьмая

ДЕПУТАТЫ

Капитан заканчивал наставления уряднику Пестрякову, когда Позь с Афоней вошли в палатку.

— Ты уходишь на корабле, капитан? — спросил Позь у Невельского.

— Ухожу.

— И Дмитрия Иваныча возьмешь?

— Нет.

Гиляк присел. Пот катил градом с его лица.

Невельской заметил, что Позь, кажется, чувствовал какую-то перемену в планах русских и, быть может, угадывал в них что-то непрочное.

Капитан только что хотел послать за ним урядника.

— Хорошо, что ты пришел.

Всю весну Позь помогал Орлову, ездил с ним всюду, производил промеры, знакомил его с людьми. Орлов говорил, что, когда придет на судне капитан, устье реки будет занято русскими. Но вот капитан пришел, стали строить пост, но к югу русские не идут, а капитан уезжает в Аян. Позю это не нравилось. Зачем же народ встревожили? Позь связывал с действиями русских свои виды на будущее. Он работал не только потому, что хорошо платили. «Для чего же мы с Дмитрием старались?»

— Ты, капитан, на Амур не идешь, а уезжаешь обратно, почему так? Наши люди много будут об этом говорить, если ты уедешь. Все надеялись, что ты пойдешь далеко по Амуру и займешь там места, как обещал Дмитрий.

Капитан закусил ус. Гиляк попал ему не в бровь, а в глаз. Лишний раз он убеждался, что слово, данное гилякам, держать надо крепко.

«Действительно, подло мы выглядели бы перед ними с нашей трусостью и полумерами».

— Это правда, — сказал Невельской. — Но я подумал хорошенько и решил, что должен поехать на несколько дней в Аян.

— А люди подумают, что тебе у нас не понравилось. Ведь ты раньше не хотел этого делать. Старики говорят, что ты, наверно, струсил…

Невельской стал объяснять, что в Аян придут грузы, там надо выбрать для экспедиции хорошие товары.

Это было понятно Позю. Он торговец и знал, что нелегко выбрать нужные товары.

— Ты оставляешь тут людей?

— Да. Двенадцать человек.

— Люди говорят, что, быть может, вы все потом уйдете. Что им отвечать? Ведь мы помогали вам, маньчжурские купцы нам этого не забудут.

— Отвечай всем, что иду за товаром. Караваны с товаром еще не подошли, когда мы уходили из Аяна. Я судно это оставлю там, возьму другое.

— «Байкал» оставишь?

— Да, «Байкал» оставлю. Он нужен в другом месте.

Капитан не мог объяснить, что опасается остаться совсем без судна. А Позь опасался остаться без капитана. Вошел Орлов. С ним был Чумбока.

— Здорово, Позь! Ну, сказал капитану, что хочешь поехать в Аян? Он хочет поехать погостить к нам в Аян, Геннадий Иванович, посмотреть наши юрты.

Офицеры как-то говорили между собой, что хорошо было бы, если бы представители гиляков явились в Аян. Они рассеяли бы все ложные представления о взаимоотношениях экспедиции с гиляками. Завойко бы с ними поговорил и убедился… А то в Аяне верили слухам, будто гиляки хотят вырезать экспедицию.

— А разве ты хочешь ехать? — спросил Невельской.

— Конечно! — оживился Позь.

— Так. Пожалуй, возьмем тебя.

— Я давно хочу в Аян поехать, — улыбнулся Позь.

— Там большой начальник? — спросил Чумбока.

— Большой… Больше меня.

— Он все запишет, что ты скажешь, — добавил Орлов, обращаясь к Позю, — и отправит в Петербург к царю.

— Плохо, капитан, что не пойдешь на Амур! — внезапно ввязался в разговор Чумбока.

Невельской знал, что гольд весной помогал Орлову. Историю его Дмитрий Иванович рассказывал.

— Я ждал тебя, думал вместе пойдем, — продолжал Чумбока. — Но зачем же ты пойдешь в Аян, ведь ты уже ходил один раз?

Невельской повторил объяснения.

— И тот раз ты говорил людям, что вернешься и пойдешь на Амур, а не пошел и опять уезжаешь… Еще раз вернуться хочешь? — спросил Чумбока. — Что же ты зиму делал?

— Всегда сначала надо хорошенько подготовиться, — заступился Позь за капитана.

— Я бы тоже хотел с тобой поехать, посмотреть, как ваши люди живут. Хочу видеть, что там такое, что ты все время туда ездишь, — продолжал Чумбока.

— Дай-ка закурить, капитан! — сказал Позь, с расстроенным видом усаживаясь на табуретку.

Чумбока тоже набил трубку. Он похлопал капитана по плечу.

— Вот мы тебя зовем к нам, а ты не едешь. Плохо! А мы ждем и думаем и не можем понять, что такое? Разве ты нас обманываешь? Пусть аянский капитан пишет царю большую записку, чтобы послал сюда много людей. И кораблей не один, а много. У-ух! — Чумбока размечтался. — Пусть царь знает, чего гиляки хотят…

— Вообще говоря, дельная мысль, — заметил Невельской, обращаясь к Орлову.

Помня совет Литке не ломать обычаев туземцев, не навязывать им ничего, он не запрещал гилякам хлопать себя по плечу. Пусть держатся свободно.