Час бультерьера - Зайцев Михаил Георгиевич. Страница 45
Обрадовался и воровато покосился на хутор. Прищурился, разглядел крестьян, копошившихся во двориках. Посмотрел на проезжую дорогу, которая тянулась поперек полей, через хутор и упиралась в ворота, закрывающие доступ на обустроенные гектары поместья. Кстати, на территории «новорусского» имения я не заметил автомобилей.
«Проскочу через поля, и догнать меня можно будет только на внедорожнике, – подумал я, наивный, и улыбнулся еще шире. – Есть у крестьян внедорожники? Не-а! А у «новых русских»?.. Не видать!»
Кладу палку на землю, достаю из рюкзака пачку долларов, сую в карман телогрейки, достаю пистолет, затыкаю за пояс, последним достаю из рюкзака пакетик с сахаром. Ничего, обойдется организм без глюкозы, важнее лошадку ублажить, вон ту, пегую. Пегая выглядит порезвее остальных. Домчусь на ней до таежных дебрей и отпущу, пусть домой, в родной хлев, возвращается. Взяв пакетик с сахаром в зубы, высыпаю сладкое на единственную исцарапанную ладонь. Крадусь поближе к лошадкам. Приманиваю сахаром приглянувшуюся мне клячу, глажу культей лошадиную шею, лошадиные губы слюнявят мою ладонь. Сахар съеден, кляча довольно фыркает. Сгибаю колени, распутываю узлы веревок, стреноживших животное. Развязал, теперь самое трудное – взобраться на лошадь.
Средневековые ниндзя, мои духовные предки, в верховой езде, увы, не преуспели. Дико дорогостоящим гужевым транспортом на Островах пользовались исключительно самураи, антиподы ниндзя. Посему у меня отсутствуют напрочь какие-либо специфические навыки джигитовки. Пару раз в жизни приходилось сидеть на лошади, но в седле. И один из этих пары раз чуть было не закончился моим позорным падением, когда скаковой жеребец вдруг, что называется, «понес».
Надеюсь исключительно на покладистость крестьянской лошадки и на свое обостренное чувство баланса. Отталкиваюсь хромой ногой от почвы, прыгаю на лошадиный круп, припадаю грудью к нечесаной гриве и шепчу в ухо кляче:
– Но, родная, но! Слышишь? – Тискаю коленками лошадиные бока. – Но, пошла! Слышь, поскакали, а? – Легонько бью клячу каблуками по бокам. – Скачем направо, о’кей?
Хвала Будде, поскакали. Однако не туда, куда я просил. Я собирался объехать хутор справа, а животное поскакало галопом прямо к родному хлеву.
– Эй, подруга! – Шлепаю левой ладошкой по лошадиной морде, поворачиваю морду в нужную мне сторону. – Эй, ты! Не шали, подруга, слышишь?
Наконец лошадка уразумела, чего я от нее добиваюсь, и поскакала куда я хотел. Но по-прежнему галопом, что весьма ощутимо сказывалось на моих ягодицах.
– Подружка, давай пожалеем мою попу. – Я ласково постучал культей по лошадиной заднице.
Сообразительная попалась лошадка, перешла на рысь. Я сел прямее, поправил лямки рюкзака на плечах. Хотел попросить подружку-лошадку перебирать копытами пошустрее, но передумал.
Новизна ощущений при езде верхом заключается в том, что совершенно не видны ноги животного, сидишь высоко, и кажется, будто бы плывешь, паришь над землей. Страшновато с непривычки и необычно.
Лошадка приближается к дороге, которая пересекает хутор, и меня, всадника-конокрада, замечает бабка, обитательница крайней хаты. Бабка открывает окошко, ложится грудями на подоконник и голосит что-то неразборчивое фальцетом. Из хаты выскакивает бодренький такой дедок, хватает длинный такой дрын и, матерясь, бежит к плетню.
Лошадка пересекает дорогу, дедок перелезает через плетень. Оглядываюсь, вижу еще несколько крестьянствующих субъектов обоего пола и разного возраста. И все бегут ловить конокрада. Основная масса крестьян бежит наперерез всаднику, дедок с дрыном наяривает сзади. И, что настораживает, скорость бегунов вполне сравнима со скоростью лошади. Но я не зря сунул в карман американские халявные деньги, я предвидел проблемы.
Вытаскиваю доллары, жестом сеятеля пускаю их по ветру, благо ветер дует в нужную сторону. Зеленоватые купюры летят, весело шелестя, навстречу прытким крестьянам.
Банальнейший из всех существующих прием ухода от наступающей на пятки погони срабатывает и в моем случае. Правда, отчасти: все, кроме старика, вооруженного дрыном, ловят уже не меня, а баксы, однако принципиальный старикашка продолжает погоню, игнорирует долларовую приманку.
– Й-я-а-а-ха-а! Но!! Пшла!!! – кричу как резаный в лошадиное ухо.
Кобылка с перепуга перешла с комфортной рыси обратно на опасный для ягодиц галоп, гораздо более лихой, чем раньше. Оглянуться, глянуть на спринтера-дедушку не могу. Обнимаю лошадиную шею руками, тискаю коленями вздымающиеся бока, стараюсь, изо всех сил стараюсь усидеть на скользком хребте.
Позвоночник животного ритмично бьет меня по заднице, рюкзак бьется о мой позвоночник, моя щека трется о пахучую шкуру клячи.
– По-по-ме-ме-д-д-лен-н-е-е... – прошу душевно лошадку, лязгая зубами от тряски. – Бу-бу-дь-дь че-че-ло-ло-ве-ве-ко-ко-м-м, ско-о-ско-ти-и-на-на...
Скотину пришлось уговаривать целых десять минут. Чудо, что я не прикусил язык, умоляя ее утихомириться. Кляча сменила гнев на милость, галоп на рысь, я оглянулся и увидел принципиального дедушку далеко-далеко позади. Едва усидел на испуганной криком лошади, но нет худа без добра – ушел от погони. Сажусь прямо, еду на спине животного под горку, мимо одного из лесных островков.
Миновали маленький лес, впереди поле, еще островки леса, и уже ближе изумрудный большой лес, тайга. Главное – открытое пространство пересечь, а в тайге уж как-нибудь пройду километра два и дам травмированной ноге отдохнуть часов несколько, а потом сделаю массаж стопы, нащупаю особенно болезненные точки и осторожно их промассирую большим пальцем. К ночи смогу намотать на стопу портянку, к утру забуду о травме. Надо будет еще и поцарапанной ладошкой заняться на привале, не побрезговать и провести курс уринотерапии.
Солнышко греет затылок, лошадка споро перебирает копытами, сижу расслабленный на коньке-горбунке, планирую медицинские процедуры и вдруг слышу какие-то подозрительные звуки позади за спиной. Оглядываюсь... Едрить твою мать!..
Меня нагоняют всадники! Пять кавалеристов растянулись в цепочку. Вьется пыль из-под копыт гнедых породистых жеребцов. В седлах молодые мужчины, одетые в нечто типа ковбойских костюмов. За плечами у четверых статных всадников торчат ружейные стволы. Четверо с ружьями простоволосы, у пятого на голове широкополая фетровая шляпа, а на широком поясе пижонская кобура, из которой торчит перламутровая рукоять никелированного револьвера.
Расстояние между мной и пятеркой красивых всадников сокращается с каждой секундой. Хватаюсь за пистолет – БАХ! – стреляю в небо, пугаю выстрелом лошадь до полного безумия и падаю грудью на гнутую шею лошади, тычу культей в лошадиную морду, направляю припустившую совершенно сумасшедшим галопом клячу к ближайшему островку леса.
Откуда взялись всадники, я догадываюсь не сразу. Сначала оценил, насколько они потенциально опасны, после дошло, что молодые господа – скорее всего отдыхающие из поместья, из «новорусского» дворянского гнезда. Вероятно, мне просто-напросто жутко не повезло. Полоса невезения началась, когда я подвернул ногу, и продолжается, зараза. Наверное, кто-то из господ от нечего делать глазел в окошко на верхнем этаже помпезного особняка, узрел пантомиму с моим и крестьянским участием и обрадовался неожиданной возможности развлечься погоней за конокрадом. Обрадованный молодчик кликнул сотоварищей, челяди приказали седлать срочно племенных скакунов, господа облачились в соответствующие костюмы, вооружились, и вот оно – счастье всамделишной погони! Для них погоня не что иное, как веселая азартная игра, с аппетитным перечным привкусом риска, мне же, сами понимаете, не до игрушек.
Пуля взрыхлила землю впереди-слева. По кобыле стреляют, черти! Меня, ха, собираются живьем брать, а на крестьянскую лошадку им начихать, развлекается молодежь.
Сильно подозреваю, что имение принадлежит богатенькому папашке кого-то из конных молодчиков. Папенька в поте лица крутит бизнес, а сынок с приятелями оттягивается на пленэре.