Час бультерьера - Зайцев Михаил Георгиевич. Страница 75
Из чердачной тесноты на простор крыши ведет косая деревянная лесенка. Не сразу на крышу, а к внутренней стороне двери кирпичной будочки, этакого кубика-тамбура с дверцей на верхней плоскости здания. Вверх по лестнице, через две ступеньки, в кубик-тамбур, открыть засов, толкнуть дверь, и вот оно – небо, вот она – крыша. Наконец-то!
Покатость для стока дождевых вод к желобкам вдоль поребрика по периметру, легкий наклон совершенно не чувствуется, поверхность под ногами кажется абсолютно плоской. Тут и там редко натыканы длинные башенки вентиляционных труб, стволики телевизионных и радиоантенн, слева, на углу поребрика-заграждения, примостилась спутниковая тарелка, лебедка зацепилась за край поребрика прямо напротив двери из кубика-тамбура, а возле лебедки валяются бесформенной кучей толстяки целлофановые пакеты, полные легковоспламеняющейся древесной мелочи, совсем рядом стопочка сухих досок трется о пяток гладких двух-, полутора– и метровых бревнышек, прелесть! Знатный получится костер! До небес! Погребальный костер коварным планам хитрых и загадочных узкоглазых противников!
Маджнун шагал к мешкам, доскам и бревнам, доставал из потаенного кармана в чужом комбинезоне зажигалку, когда сзади сквозняк захлопнул дверь в будку-тамбур. Хлопок получился довольно громким, но маджнун не вздрогнул и не оглянулся. Наконец-то, расслабившись не только физически, но и психологически, улыбаясь, довольный собой и благодарный богу, он преклонил колени перед крайним, самым пузатым из всех мешком, ковырнул пальцем целлофан, надорвал, и под ноги посыпались струйкой пахучие желтые опилки.
– Эй, дружок! Ты что там делаешь, а?.. – Строгий, немного надменный мужской голос за спиной прозвучал совершенно неожиданно для поджигателя в униформе с чужого плеча. Большой палец правой руки на колесике зажигалки замер. Пальцы коленопреклоненных ног искали опору, чтоб оттолкнуться посильнее, а остальное тело готовилось к «обратному сальто», но голос за спиной предвосхитил акробатический кульбит: – И не мечтай! Ты у меня на мушке. Дернешься резко, и расстреляю на фиг!
Маджнун совершенно не ожидал, что противники столь предусмотрительны и один из них дежурит на крыше. Этот девятый встреченный им... точнее – встретивший его противник, конечно же, таился за будкой-тамбуром. Но как? Почему?! Как и почему девятый его расшифровал?! Ведь он находится спиной к противнику, и он в стандартной серой униформе! Почему же девятый мгновенно все понял, что ему помогло?
Будто в ответ на мысленный вопрос маджнуна, за спиной прозвучало:
– Ты шустер, дружок, однако походочка у тебя весьма специфическая. Что? Обувка чужая тесновата, да? Поленился подогнать обувь по размеру, а?.. Давай-ка, дружок, вставай. Медленно-медленно, двигайся, как будто ты пьяный космонавт в невесомости.
Маджнун медленно, совсем-совсем медленно оторвал колено от плоскости, перенес вес на другое колено и твердо поставил стопу. Он изображал пьяного космонавта, прикидывая траекторию прыжка за стопку досок. Прикидки расстраивали – шансов обмануть пулю практически нет. Куда же делось везение, доселе сопутствовавшее ему? Почему небо от него отвернулось?
Пуля свистнула возле почти победившего временную глухоту уха, пробила целлофан с древесным мусором. Голос за спиной произнес сварливо:
– Пьяный космонавт в невесомости вовсе не то же самое, что вусмерть бухая черепаха на дне океанской впадины. Двигайся чуть быстрее, но учти: чего заподозрю, и кирдык, стреляю сразу. Учел? Повторяю по буквам: с-р-а-з-у!
Шанс есть!!! Все возможно, ПОКА ты живой и здоровый. Его НЕ пристрелили С-Р-А-З-У! Противник, скучавший на крыше, размечтался взять его в плен, а это ШАНС!
Голос за спиной прибавил надежды:
– Мы, вообще-то, пленных брать не планировали, однако, ежели и впредь будешь пай-мальчиком, я тебя пожалею, дружок. Вижу, ты отличаешься от прочих камикадзе навязчивым желанием выжить, а сие означает, что я и ты, мы, в принципе, сможем договориться. Меня, дружок, чертовски интересуют ВСЕ подробности про вашу секту, и я с удовольствием поболтаю с тобой по душам, если ты не разочаруешь меня вдруг какой-либо глупой шалостью, усек? Будь умницей, и все будет о’кей, ферштейн?
Внимательно прислушиваясь к интонациям голоса за спиной, маджнун покорно вставал, старательно избегая резкости в движениях. Он поднялся на ноги, когда противник закончил свою задушевно-насмешливую реплику, и задал человеку за спиной вежливый вопрос:
– Можно я повернусь к вам лицом?
– Валяй. Только медленно и печально. И, сделай милость, разожми-ка правый кулачок, плавно.
Маджнун расслабил пальцы правого кулака, выпустил зажигалку. Она упала на кучку опилок, желтая струйка деревянной трухи из порванного мешка тут же засыпала брошенный предмет. Переминаясь с ноги на ногу, перемещая тело, маджнун поворачивался, стараясь не давать поводов для агрессии словоохотливому противнику.
– Скольких наших ты, дружок, укокошил?
– Восьмерых, – откровенно признался «одержимый надеждой», повернувшись вполоборота к девятому.
– Восьмерых?! Ха! А ты, мужик, не промах!
– За комплимент благодарствую, – приторно-вежливым тоном вышколенного лакея со стажем поблагодарил «одержимый», заканчивая гибкий, замедленный разворот кругом через правое плечо к обладателю строгого баритона с нотками насмешливого превосходства.
Девятый стоял, отступив на шаг от закрытой двери на чердак. Фигура мужчины, одетого в стандартный комбинезон чужих, отнюдь не стандартна. Девятый стоял заметно скособочившись. Из прорези капюшона смотрят васильковые глаза европейца. В левой руке – «стечкин» с глушителем. Вместо правой кисти торчит, изогнувшись вовнутрь к телу, крючковатое лезвие, очень похожее на лезвие миниатюрной косы и заточенное так же, как точат сельскохозяйственное орудие косари – по внутренней дуге. Комбинезон подпоясан железной цепочкой, завязанной на узелок. К кончикам цепочки приделаны цилиндрические грузила. За пояс-цепочку кособокий заткнул палку длиною в локоть. На конце крепкой, удобной для обхвата кулаком палки такое же лезвие.
– Чего уставился? Удивлен, дружок? Никогда не видел хромых и одноруких ниндзя, да?
Как будто забыв о прежних угрозах и приказах девятого, маджнун усмехнулся и без всякой плавности в движениях скособочился, копируя фигуру напротив. Став кособоким и еще раз усмехнувшись громко, маджнун напряг пальцы правой кисти и дал им мысленный приказ заледенеть. Пошевелив рукой с неподвижными, словно неживыми пальцами, маджнун заговорил, талантливо подражая тембру голоса и манере выражения однорукого:
– Чего уставился, спрашиваешь? «Дружком» обзываешь, да? А я вовсе не дворняжка по кличке Дружок, ферштейн? Я ж близнец твой, Семен Андреич! Не узнаешь, нет? Мы ж с тобою, ха, бультерьеры из одного помета, видишь? Я ж хромать умею, тебя передразнивать, и клешня правая у меня, глянь, точно протез! Удивлен, Сеня? Да?
– Ого! Вот это встреча!
– А разве ты не по мою душу сюда заявился с дружками узкоглазыми, а?
– Думали о тебе, но, если честно, я и не надеялся тебя, близняшка, на месте застать, правда.
– А я и не догадывался, что ты, оказывается, тусуешься в стае. Я тебя, двойняшка, за одиночку держал.
– Как же здорово, что я не бабахнул тебя в затылок, пародист хренов.
– Еще бы! И мне здорово, и тебе в кайф. Договоримся, близнец!
– Так мы ж вроде уже обо всем договорились – ты ведешь себя паинькой, рассказываешь про опиум, а я...
– Извини, перебиваю! Про какой такой «опиум», я не понял?
– Религия – опиум для народа. Про секту свою расскажешь и...
– Стоп! Ступин, ты дурак или прикидываешься? Я вел себя паинькой, надеясь улучить момент и прикончить девятого встречного, разве ТЕБЕ это не понятно, а? Разве ТЫ вел бы себя иначе на моем месте?
– Ха! Та прав – я прикидываюсь. К твоему величайшему сожалению, я, увы, далеко не дурак. Но иного варианта выживания, прости, не могу тебе предложить.
– И не надо! Пускай условия остаются теми же, но с одной малюсенькой поправкой.