Час бультерьера - Зайцев Михаил Георгиевич. Страница 82

Шурик почуял свой звездный час и не заметил, как его спутники-страхи изжарились в лучах грядущей журналистской славы, как маниакально-депрессивный синдром медленно, но верно преобразуется в звездную болезнь, которая, увы, не лечится...

...19 часов 02 минуты на именных наручных часах Евгения Владимировича Пушкарева. Глянув на часы, начальник службы безопасности концерна «Никос» строго посмотрел на подчиненную ему согласно трудовому договору Сабурову Зою Михайловну.

– Сабурова, эти твои фокусы, понимаешь... Какого, прости, Шурика лысого ты, понимаешь, отказываешься говорить со мной?.. Я, ты понимаешь, ночей не спал, забыл, когда жену в последний раз... Да какого лешего я перед тобой тут оправдываюсь? Ну, чего тебя заклинило, дуру? Почему приспичило сначала с Казанцевым разговаривать? Чего молчишь? Кто твой непосредственный...

– Евгений Владимирович! – перебила начальника Зоя, убирая непослушную прядь со лба. – Чуть не забыла. В двух кварталах от нас хрущобы поставили под снос, видели?

– Видал выселенные дома, и что?

– Дом с аркой знаете? В нем еще магазин «Пятерочка» до ремонта был, помните? За этим домом, во дворе, стоит «Москвич», в машине отдыхает усатый мужик. Он вез меня от Мытищ, он...

– Погоди, Сабурова! В каком таком смысле-коромысле «отдыхает»?

– В том смысле, что я его вырубила.

– Зачем?

Мерное гудение подъемного механизма прекратилось, створки дверей разъехались в стороны, исчезли.

– Усач сам вам все объяснит, – ответила Зоя, выходя из кабины лифта. – А начнет врать, по типу, я не я и вина не моя, пригрозите ему сексом с пассажиркой, и он расколется.

Дежурный сотрудник охраны на самом верхнем и самом главном этаже встретил Зою сначала недоуменным, потом радостным взглядом. Дежурный вскочил с казенного стула, обошел казенный стол, заулыбался, демонстрируя два ряда крепких белых зубов.

– Зоя Михална! Зоя! Здрасте! Вы...

– На место! – рявкнул Пушкарев, едва поспевая за строптивой Сабуровой, вытягивая на ходу-бегу мобилу из пиджачного кармана, испепеляя взглядом дежурного. – Отставить улыбочки! Премии лишу!.. Сабурова, тормозни!

– Что, Евгений Владимирович? – оглянулась Зоя, входя в главный коридор «Никоса» из главного холла на последнем этаже.

– Сабурова, как только вратарь доложил, что ты возникла, я связался с Казанцевым. У Николай Маратыча совещание, он обещал сворачиваться, но, сама понима...

Самая главная, президентская дверь в самом главном коридоре отворилась, оборвав на полуслове Евгения Владимировича. В коридорную узость из простора сановного кабинета повалили толстые и худые, молодые и старые холеные мужчины в похожих костюмах и непохожих галстуках. Пахнуло изысканным мужским парфюмом и благополучием.

– Совещание закончилось, – шепнула Пушкареву Сабурова, прижимаясь к стенке, пропуская отзаседавшихся. – Евгений Владимирович, там, у проходной, вы отходили в сторону, по сотовому звонили. Это вы Казанцеву звонили, да? Вратарь доложился, и вы ему первый раз позвонили, а когда я сказала, что буду общаться с Николай Маратовичем и более ни с кем, вы опять с ним созвонились, да?

Пушкарев кивнул неохотно: да, мол, Казанцев в курсе, что ты, такая-сякая, желаешь конфиденциальной беседы. Кивнув Зое, Евгений Владимирович кивнул толстяку, ответственному за транспорт, типа, поздоровался. С другим отзаседавшимся начальником Пушкарев поздоровался за руку, с третьим обменялся приветственной фразой и так далее. Местные шишки выходили из кабинета, несли свои тела к лифту, кому-то Пушкарев кивал, с кем-то ручкался, произносил короткие приветствия, натянуто улыбался, а Зоя тем временем тихой сапой, шажочек за шажочком, на цыпочках, ибо не могла иначе – каблук у правой босоножки был сломан, вдоль стеночки, не спеша приближалась к вожделенному кабинету.

Николай Маратович Казанцев стоял возле окна, сцепив руки за спиной и выпятив живот. Господин Казанцев пребывал в состоянии отрешенной задумчивости, его рассеянный взгляд свободно блуждал по крышам пятиэтажек, по черной полосе туч у горизонта, по лабиринтам улочек и переулков со снующими шустро машинами.

Зоя тихонечко прикрыла за собой дверь, гипнотизируя затылок президента нефтяного концерна, обошла длинный стол для заседаний, нечаянно задела небрежно, косо задвинутый под столешницу стул.

– Зоя? – Николай Маратович повернул голову на звук шаркнувшей по ковру ножки стула. – Здравствуй, Зоя. – Николай Маратович отвернулся от блистающих чистотой стекол, оперся бедром о подоконник, расцепил руки за спиной, жестом предложил Сабуровой выбрать любой из ряда стульев и присесть. – Устраивайся где тебе удобнее. Женя сообщил, ты нашлась и требуешь немедленной аудиенции. – Казанцев выглядел уставшим, хмурился, теребил пуговицу пиджака и то и дело порывисто, шумно тянул прохладный кондиционируемый воздух носом и выдыхал его медленно, оттопырив губу, надувая щеки. – Фу-у-у... Голова болит, прям по швам башка трещит, – доверительно признался президент женщине, которая много лет верой и правдой охраняла его тело. – Так болит в черепе, Зоинька, что и обрадоваться подобающим образом твоему счастливому возвращению нету силушек. Знаешь, как тебя искали? Ух, как! Все на ушах, и наши, и привлеченные мною людишки, все... Зоинька, а чего ты не садишься? Располагайся. Устала, поди... И я заметил, каблук у тебя сломан. Садись... Не хочешь?.. Ну, как хочешь.

Зоя встала напротив присевшего на подоконник президента и рассматривала его лицо исподлобья, пыталась перехватить его мутный, болезненный взгляд.

– Зоинька, ты это чего на меня так смотришь? Как солдат на вошь. Я замученный мигренью, но это все издержки. На самом деле я заинтригован не меньше Жени Пушкарева, а переживал за тебя, поверь, девочка, гораздо больше Пушкаря, серьезно. Кто тебя похитил? Бультерьер? Почему отпустил? Или ты сбежала? Почему ты со мной первым хотела поговорить, о чем?..

Согласно легенде, похитивший Зою Бультерьер заставил женщину некоторое время томиться в каком-то подвале, бросил ее в заточении, снабдив запасами еды и питья, затем возник и продемонстрировал документы, обличающие Казанцева. Бультерьер довез пленницу до границ Москвы и области, соблюдая необходимые меры предосторожности, лишающие ее всяких возможностей предположить хотя бы, где конкретно она страдала в неволе. Это все – согласно легенде. На самом же деле Кореец и Ступин поставили перед Зоей простенькую задачу – вырубить Казанцева, желательно надолго, и после доложить Пушкареву, кто является истинным виновником трагической гибели бывшего президента «Никоса» М.Ю. Юдинова. Желательно, чтобы Казанцев отправился на больничную койку как минимум до завтрашнего полудня, чтоб не сбежал до того, как разгорится скандал. Можно и в реанимацию его отправить, но чтоб обязательно выжил. Гад, сволочь, свинья.

И вот Зоя стоит напротив Казанцева, смотрит исподлобья и прикидывает, как бы двинуть посильнее господину президенту, чтоб он в окошко не вылетел. С точки зрения техники разумнее всего провести бросок с последующим добиванием – отшвырнуть сволочь двуличную подальше от окна и врезать, скажем, по печени, а еще лучше основанием ладони в области желудка. Одна загвоздка – Пушкарев, знамо дело, топчется под дверью президентского кабинета, услышит шум Евгений Владимирович и тут как тут, того и гляди помешает вырубить, добить гада как следует, как доктор-реаниматолог прописал.

– ...Так о чем же ты со мною собираешься разговаривать, Зоя? Слушаю тебя внима... Ой! – Казанцев картинно всплеснул руками, шлепнул ладошками по сморщенному лбу. – Ой, с этой головной болью дурацкой я совсем из ума выжил. Чего ж я сразу-то о наиболее важном для тебя не сказал? Вчера, Зоинька, буквально вчера велел справиться, как там дела у твоих, у матушки твоей и сыночка. Твои, мне доложили, в полном порядке. Особенно Алексей. Я ничего не путаю? Твоего сына Алексеем зовут?..

Про ребенка Зоя спросила у Пушкарева, как только Евгений Владимирович подбежал к проходной, где чудесному появлению Сабуровой бурно радовались шкафы-бодигарды. Первый вопрос – про Лешку, второй – про маму, и только третий – про Казанцева, у себя ли президент в кабинете. Зоя уже знала, что и с мамой, и с Лешкой все в порядке. А вот Казанцев, сволочь, зря вспомнил о близких и дорогих Зое людях. Очень зря.