Час рыси - Зайцев Михаил Георгиевич. Страница 57
— Да-да, конечно...
«Наивная сволочь, — думала Рысь. — Надеется обмануть, обвести вокруг пальца Сашу Полторака. Ему достаточно произнести ключевое слово „Рысь“, остальное Саша узнает быстро. Не буду предупреждать Костю о Сашиных талантах и возможностях. Пусть врет отцу — так Саша скорее поймет, что у него за сын. Трезвый мужской ум и твердая рука — последняя надежда на перевоспитание негодяя, на его, как у нас говорили, перековку. Конечно же, Саша, мой Сашка, сделает все, что сможет, спасет Костино тело от смерти и попробует вылечить искалеченную душу, если я погибну... Дурачок, Костик, я ведь сказала тебе русским языком: „Я могу погибнуть“. Но я постараюсь выжить. И первое, что я сделаю, если уцелею после устранения Акелы, — брошусь тебя догонять. Саша поймет и простит мое внезапное воскрешение, и вряд ли кто-нибудь, кроме него, узнает во мне подорвавшуюся на мине Рысь».
Зазвонил телефон.
Рысь встрепенулась, бегом покинула кухню, промчалась мимо связанной, с кляпом во рту Илоны в прихожей, вбежала в комнату.
Радиотелефон надрывался третьим звонком, когда она добралась до тумбочки подле разобранной двуспальной кровати. Бросив мимоходом полный презрения брезгливый взгляд на мятые простыни ложа страсти, Рысь схватила черную телефонную трубку с короткой антенной и выбежала в прихожую.
— Ответишь на звонок спокойно, как ни в чем не бывало! — Она вытащила кляп (смятый носовой платок, что отыскался в кармане халата Илоны) изо рта девушки. — Лишнее слово, всхлипывания, истерика, любая оплошность с твоей стороны будут мною жестоко наказаны. Поняла?
Илона часто и мелко закивала. Ее рука, та, что не пострадала, была отведена за спину и привязана поясом от халата к голым лодыжкам. Травмированная конечность безвольно и бесполезно болталась вдоль тела.
Рысь надавила на кнопку, откинулась плоская крышечка с мембраной микрофона. Звонки прекратились. Рысь поднесла трубку к уху Илоны.
— Аллоу... — Илона сумела произнести свое фирменное приветствие с присущим ей кокетством. — Да, я. Узнала. Привет, Варька... Что?... Очень интересно!... Слушаю, рассказывай...
Рысь нагнулась к Илоне, чуть отстранила трубку от ее уха и прижалась щекой к холодной пластмассе. Теперь они обе слушали рассказ ведьмы о визите к ней «двух жлобов странного вида».
— Быстро закончи разговор! — распорядилась шепотом Рысь. — Поторопись, если хочешь жить!
— Аллоу, Варька. Извини, но я мокрая, выскочила из душа. Сейчас вытрусь и перезвоню. О'кей?
Рысь захлопнула крышечку с мембраной, прервала беседу.
— Умоляю, не трогайте меня! Умоляю вас, отпустите, развяжите меня!
Пару секунд назад Илона болтала по телефону беззаботной воркующей птичкой, но притворство далось ей нелегко. По лицу ее текли слезы, и вряд ли до нее дошел смысл услышанного. На протяжении всего разговора она глаз не спускала со страшной женщины, матери своего жениха, которую до сегодняшнего рокового дня держала за полную дуру, не испытывая к Раисе Сергеевне никаких чувств, кроме разве что высокомерной снисходительности.
Сейчас она ее боялась. Трепетала перед ней, готова была на все, только бы никогда больше не видеть этой женщины в гневе.
— Успокойся, девочка. — Рысь ловко распустила узлы Илониных пут. — Вставай и одевайся. Через пять минут вы с Костей должны уйти. В темпе!
— А вы?
— Боишься, что и я с вами? Не бойся, я останусь.
Что? Зачем? Почему? В красивой головке Илоны не возникло ни единого вопроса. Главное — уйти прочь, подальше от этой рыжеволосой фурии с хищными зелеными глазами, о чем еще можно мечтать?!
Рысь вернулась на кухню и, развязывая Костю, коротко сообщила ему, что ждет в гости головорезов Акелы не позднее чем через полчаса-час. Костя понятливо кивнул. Его теперь всего, целиком поглощали исключительно перспективы предстоящей встречи с папочкой. О трех миллионах он больше не думал. Ну, пролетел с тремя «лимонами», вляпался по самые гланды, так что же теперь, вешаться, что ли? Он никогда не понимал самоубийц...
Пока молодые люди одевались и готовились к бегству, Рысь проверила, действительно ли «дипломат» с деньгами спрятан под диваном. Кейс оказался на месте. Она щелкнула замками, убедилась — деньги наличествуют. Задвинув «дипломат» назад, она еще раз разобрала и собрала «вальтер». Состояние оружия ее вполне удовлетворило.
Трое в чужой квартире сосуществовали сейчас, как незнакомые пассажиры поезда, случайно попавшие в одно купе.
Юноша и девушка собираются, им пора выходить, кондуктор объявил о прибытии на нужную станцию. Зрелая, симпатичная, сурово-деловитая женщина украдкой бросает взгляды на молодых попутчиков и сосредоточенно занимается своими делами. Все трое стеснены обществом друг друга и тяготятся последними минутами перед расставанием. Быть может, навсегда...
— Мы пошли? — Костя задержался у порога, исподлобья взглянул на мать, устало прислонившуюся к стене в прихожей.
— Идем быстрее, — прошептала Илона, автоматически потянулась больной рукой к дверному замку и тихо вскрикнула от боли.
— Идите, — разрешила Рысь. — На всякий случай какое-то время погуляйте пешком. А потом постарайтесь пользоваться только общественным транспортом и не ленитесь почаще менять средства передвижения. Звонки делайте только из уличных автоматов и разговаривайте не больше минуты. Не знаю, как ты, Костя, собираешься искать адрес отца, но помощь друзей и знакомых исключена. Никаких старых контактов. Представьте, что вы первый раз очутились в незнакомом враждебном городе, и ведите себя соответственно. Ясно?
— Ясно.
— Тогда счастливо. Привет отцу от меня передай, не забудь.
Костя открыл дверь, Илона пулей вылетела на лестничную площадку. Загудел лифт, девушка громко ойкнула. Опять забыла про травму руки, нажала кнопку вызова и поплатилась за это невинное движение болевой атакой в плечо.
— Очень больно, Илона? — Костя повернулся спиной к Раисе Сергеевне и поспешил к любимой девушке, оставив дверь нараспашку. — Очень больно? Как тебе помочь? Скажи, я все сделаю...
Раиса Сергеевна закрыла дверь. Не было сил слушать далее Костины причитания. Ее сын — циничный мерзавец, но эта девица — его ахиллесова пята. Ради нее он готов на все, ей в угоду он станет еще более циничным, он и так уже предал ради нее родную мать. Сделал выбор.
Раиса Сергеевна припала щекой к холодному дерматину входной двери и разрыдалась. Она плакала беззвучно и самозабвенно. Так плачут на похоронах, понимая, что слезами горю не поможешь, что нельзя ничего изменить, никого вернуть. Слезы отчаянного бессилия — самые горькие слезы.
Раскаленной иголкой кольнуло в сердце. Рысь не сдержала стона.
Нет! Так дело не пойдет! Сентиментальной, разбитой горем мамаше не удастся спасти сыночка-мерзавца от верной гибели. Пока жив Акела, пока Евграфов винит Костю во всех смертных грехах (и заслуженно винит!), она обязана оставаться Рысью, хладнокровной боевой машиной. И она спасет сына Раисы Сергеевны во что бы то ни стало! Вопреки всему, наперекор больному, истерзанному материнскому сердцу!
Она тряхнула рыжей головой, стиснула зубы и пружинистым шагом прошла на кухню. Прежде чем сражаться с внешним врагом, необходимо отладить все механизмы боевой машины. И, самое главное, сделать так, чтобы хоть часов на восемь-двенадцать забыть о слабостях насоса для перекачки крови, именуемого сердцем.
В ящиках старинного кухонного буфета она приметила, когда искала ножи, битком набитую лекарствами коробку.
Рысь запустила пальцы в ворох разноцветных упаковок. Лекарственные средства в основном заграничные. Это плохо. Придется читать состав на обертке.
Все выпускаемые в СССР лекарственные средства имели двойное действие. Специальный отдел в Институте фармакологии в Москве, что на станции метро «Сокол», занимался комбинаторикой и двойным действием препаратов. Результаты некоторых работ не составляли особой государственной тайны. Некоторые геологи и археологи, например, блуждая по Каракумам, прекрасно знали, что, если принять, допустим, определенное средство от поноса (полтаблетки) и запить его микстурой, скажем, от кашля (чайная ложка) — повысится сопротивляемость организма к высоким температурам. Важно только не перепутать комбинацию лекарств (средств от поноса и микстур от кашля слишком много) и строго блюсти дозировку, равно как и очередность приемов.