Час волкодава - Зайцев Михаил Георгиевич. Страница 67

В подвале сразу же стало удивительно тихо. Как в склепе.

– Прислушайся, Кеша! – Кавказец многозначительно прикрыл глаза, вытянул подбородок. – Слышишь? Какая тишина! Полнейшая звукоизоляция.

Он бросил на пол, под ноги Кеше, квадратик полароидной фотографии, размял пальцы, хрустнув суставами.

– За тобой должок, генацвали. Помнэшь, ты мэня локоть в рэбро стукнул, да? Обыдэл, помнышь, да? Отвэтишь, слюшай...

Улыбаясь нехорошей улыбочкой садиста, предвкушающего забаву, Кавказец встряхнул плечами и принялся неторопливо вышагивать взад и вперед перед стоящим столбом Кешей, словно учитель перед нерадивым учеником, не выучившим урок и понуро застывшим у классной доски.

– До того, как выпить отравленного чая, Маринка успела мне позвонить. Ты с утра поехал на кладбище, а она сразу к телефону. Доложилась. Разъяснила, откуда в тебе, инвалид, столько прыти, что даже меня сумел завалить. Кеша, хочешь, я сейчас тебя развеселю? Маринка забавно по телефону сказала, ты ухихикаешься. Сказала: он занимался Вынь-Всунь! Смешно, да? Вынь-Всунь, Сунь-Вынь. Туда-сюда, обратно – обоим нам приятно. У Маринки всегда одно на уме было. Беглая актрисулька из Туркестана любила это дело. Я ее с Тверской вытащил, в люди определил. Зря, наверное. Грех на мне, загубил соску. Трахалась бы себе спокойно по сию пору, живая-здоровая. А скажи, Кеша, здорово она подмахивала, да? Мне нравилось. А тебе? Как у вас с нею было? Расскажи! Не хочешь, стесняешься?..

Кеша молчал. Стоял, расслабившись, углубившись в себя, тестируя собственное состояние, как компьютер тестирует программную оболочку перед запуском. Он проиграл и понимал это... Нет, не так! Не он проиграл – они проиграли! Все трое! Кеша, Миша Чумаков и Сан Саныч... Ну, ладно – с Кешей и Чумаковым все ясно. Лохи, куда им тягаться с опытными профессионалами из «Синей Бороды». Но Сан Саныч-то что?! Он-то, Сан Саныч, должен был разгадать, зачем, на самом деле, Иннокентия возили вербовать в спортклуб у Чистых прудов! Все было, как принято говорить, шито белыми нитками. Через лоха с лапшой на ушах передали Сан Санычу адрес ловушки-капкана, и он купился!

Впрочем, если и вспомнил Кеша о Сан Саныче, тестируя мозговые полушария, то мимолетно, между прочим. Гораздо больше сейчас его волновала тяжесть в затылке. И боль в ребрах. И усталость, заставлявшая мышцы слегка подрагивать. Что и говорить – общее состояние не из лучших, учитывая, что биться с Кавказцем предстоит не на жизнь, а на смерть. И биться придется! Никуда не убежишь, не спрячешься. Уязвленное самолюбие Горца требует отмщения за позорный прокол в ресторане. Ему поручили убить Кешу в «Шалмане», а он облажался, скомпрометировал себя в глазах коллег, не сумев уложить какого-то недоноска, хромоногого, мелкого урода в очках.

– ...Я, Кеша, себя не на помойке нашел. Я из армии ушел, отказавшись подчиняться мудакам с большими звездами. Иное дело Наталья Николаевна, ее величество госпожа Генерал. Умному человеку подчиняться не в падлу. Как бы он, умница, ни выглядел, кем бы ни был, хоть пидором гнойным, хоть активной лесбиянкой. Такие у меня принципы, Кеша! Наталье Николаевне стоит захотеть, и она станет лауреатом Нобелевской премии по психологии. Фрейд ей в подметки не годится. Наталья Николаевна объяснила: не отомщу тебе, Кешка, за поражение в ресторане, могу крышей поехать, комплекс неполноценности заработать, фобией заболеть...

Кеша незаметно напряг мышцы, чуть сгорбился, чтобы, расслабившись, распрямившейся пружиной прыгнуть на мотающегося перед глазами, разглагольствующего о своих психологических проблемах Кавказца резко, быстро и неожиданно. Все равно Иннокентию смерть. Из подвала живым ему не выйти. Не забьет Кавказец, так разорвут собаки. Терять нечего, так лучше, умирая от терзающих горло собачьих клыков, видеть остекленевшие зрачки Кавказца, чем довольную ухмылочку влюбленного в себя и трогательно заботящегося о собственной психике ладно скроенного, элитного самца южной породы.

– ...Я дам тебе шанс, Кеша. Будешь драться как следует, станешь хорошенько сопротивляться, я тебя не убью. Сломаю позвоночник, удостоверюсь, что ты парализован, лишен речи, и, отвезя на тачке в Химки, сброшу тебя где-нибудь около поликлиники. Жалко, хата твоя достанется не поймешь кому и дача для нас пропадет, но Наталья Николаевна, спасибо ей, посчитала, что мое душевное здоровье дороже твоей сраной жилплощади...

Иннокентий перестал ощущать боль в ребрах, пропала гнетущая тяжесть в затылке. Сосредоточившись на точке внизу живота, как учил Нгуен, Иннокентий прогнал все без исключения мысли. Голова сделалась пустой и светлой.

– ...По окончании училища я, молодой красавец-лейтенант, отличник боевой и политической, три года служил в Ханое. Я знаю, что такое Вин Чун, не понаслышке. А ты, Кеша, знаешь, каким образом Вин Чун завезли во Вьетнам? Нет? Лет сто назад богатая вьетнамская семья пригласила из Китая лекаря, чтоб вылечил сорокалетнего паралитика. Китаец, мастер Вин Чун, поставил больного на ноги, а через два года после начала лечения бывший паралитик победил всех вьетнамских специалистов в области национальных единоборств. Если тебя нормально учил твой Нгуен – и о нем Марина рассказала, не удивляйся, что про него знаю, – если он тебя учил как надо, оправишься после паралича. Шанс у тебя есть, я добрый. Но, как бы тебя ни выучил узкоглазый, шансов при помощи Вин Чун одолеть эксперта по рукопашному бою версии «ГРУ – СМЕРШ» у тебя нет! Меня, Кеша, драться учил патриарх рукопашки, выкормыш легендарного спеца из ГРУ по прозвищу Рыжий, и я, Кеша, легко те...

Иннокентий прыгнул. Гордецу Кавказцу мало было просто победить, уничтожить противника физически. Он еще хотел раздавить его и морально, САМОУТВЕРДИТЬСЯ, прежде чем начать ломать кости и рвать сухожилия. Он и правда дал Кеше шанс. И Иннокентий этим шансом воспользовался. Начал первым.

Одним длинным низким прыжком Иннокентий преодолел те несколько шагов, что отделяли его от противника. Правая, хромая нога ударила по левому колену Кавказца, опустившись, прибила к полу пальцы левой стопы врага. Правое плечо хромого толкнуло Кавказца в левый бок, правый кулак ударил его снизу вверх в челюсть, смазал пот на гладко выбритой щеке, и в ту же точку на челюсти ударился правый Кешин локоть. Развивая успех, Иннокентий сделал короткий, маленький шажок левой ногой. Очутившись за спиной у противника, нанес сдвоенный удар ладонями по копчику врага. Как и тогда, в ресторане, Кавказец упал, шлепнулся на пол животом. Перевернулся через голову. Вскакивая, развернулся лицом к Иннокентию, встав в боевую стойку – вес тела целиком на опорной ноге, травмированный носок другой чуть касается дощатого пола, пятка слегка вывернута в Кешину сторону. Повернутый к Иннокентию бок прикрывает один кулак, пострадавшую челюсть – другой. Зная, что защищаться и контратаковать всегда легче, чем нападать, застыл и Кеша в очень похожей стойке. С той лишь разницей, что его открытые ладони, одна – чуть ближе, другая – чуть дальше, замерли возле солнечного сплетения.

Очки съехали на кончик носа, и Кеша смотрел на противника поверх оправы, однако разглядел, пусть и смутно, как враг попытался что-то произнести, какое-то слово. Попытка заговорить Кавказцу не удалась. Издавать звуки членораздельной речи мешала сломанная челюсть. Ударь Кешины ладони в крестец столь же сильно и точно, как кулак и локоть в челюсть, валяться бы Кавказцу на полу со сломанным позвоночником, пытаясь свыкнуться с участью паралитика, обещанной им Иннокентию. Но Кавказец не обманул Кешу, хвастаясь причастностью к школе рукопашного боя, известной в среде специалистов под аббревиатурой «ГРУ – СМЕРШ».

Получая удар в спину, Кавказец вовремя расслабился, качнулся вперед, предпочитая лучше упасть, чем почувствовать, как ломается с хрустом хребет.

Дужка очков щекотала кончик носа. Автоматическим движением, ставшим за годы ношения очков инстинктивным, рука Иннокентия потянулась к лицу, чтобы, ткнув пальцем в дужку, вернуть ее обратно на переносицу. Голова Иннокентия привычно дернулась, дабы помочь руке, и он в буквальном смысле проморгал атаку сорвавшегося с места Кавказца.