Час волкодава - Зайцев Михаил Георгиевич. Страница 8
Лифт кряхтя поднял Мишу на четвертый этаж. Дверь под нужным номером 73 Мишу слегка озадачила. Уж больно ветхая дверца. Рядом железные сейфовые двери с блестящими ручками и хитрыми замочными скважинами, а этот древесностружечный прямоугольник, поди ж ты, помнит еще строителей, своеобразно воспетых Эльдаром Рязановым в бессмертной комедии о нестандартном романе новоселов стандартных жилых комплексов.
Приосанившись, Миша надавил пластмассовую кнопку дверного звонка. За дверью отчетливо послышались неспешные тяжелые шаги. Басовитый, чуть с хрипотцой, мужской голос вежливо спросил:
– Кто там?
– Ветеринар, – громко произнес Миша.
Дверь скрипнула, открываясь.
– Прошу. – Немолодой мужчина, по предположению Чумакова, хозяин раненого волкодава, посторонился, давая Мише пройти.
«Не зря говорят, что собаки похожи на своих хозяев, – подумал Миша, боком проходя в переднюю. – Матерый мужик. Кличка Волкодав ему бы подошла идеально. Выше меня на пару сантиметров, а кажется великаном. И плечи у него не то чтобы косая сажень, но сразу чувствуется – мускулы о-го-го, даже завидно. И не в качалке потел мужик, не в тренажерном зале, от природы такой, порода. Ему бы еще цвет лица нормальный – ну прямо Арнольд Шварценеггер получился бы в русском варианте. Что-то он бледный какой-то. Может, от переживаний за раненую собаку? Кто ж мне рассказывал, что богатырского вида мужики не в меру сентиментальны? Не помню кто, ну и фиг с ним. Хозяин волкодава – побледневший от волнения, не просекающий юмора сундук-Шварценеггер – куда лучше сумасшедшей старушки».
– Где собачка? – спросил Миша, уже отчетливо представляя растянувшегося на полу мощного пса, мужественно, без всякого лая и нытья дожидающегося помощи.
– Сюда, пожалуйста, – жестом предложил пройти в глубь квартиры мужчина. – Прямо, пожалуйста. В комнату проходите. Обувь снимать не нужно.
– Хорошо... – Миша пошагал первым, мужчина, похожий на волкодава, сзади.
То, что мужчина одет в пляжный махровый халат, скорее всего на голое тело, Мишу не смутило и не удивило. На улице жарко, в квартире душно. Видать, дожидаясь приезда врача, ходил богатырь в джинсах, босой, в дверь позвонили – накинул халатик, сунул ноги в тапочки, дело житейское.
Миша бодро вошел в комнату, обставленную по доперестроечной моде, остановился подле круглого стола посередине, огляделся. Стенка с потускневшей полировкой, продавленный диван у окна, пара кресел с потрепанной обивкой по углам. Небогато.
– А где же собачка? – спросил Миша, ставя свой докторский саквояж на стол, попутно прикидывая в уме, платежеспособен хозяин раненого волкодава или нет и если нет, то как быть... И тут он заметил деньги.
На не прикрытой скатертью, изуродованной царапинами, пятнистой и ветхой столешнице лежали новенькие стодолларовые купюры. Гладкие, яркие, будто только что из типографии, доллары резко контрастировали с неопрятной поверхностью стола. И с мебельной рухлядью в комнате. И с блеклыми обоями. И с облупившейся краской на оконных рамах.
– Там пять тысяч долларов, – произнес мужчина за спиной скучным голосом.
– А? Что? – Миша повернулся лицом к хозяину запущенной квартиры, где словно мусор на столе была небрежно разбросана куча баксов.
– Там пять тысяч, – невозмутимо повторил мужчина. – Вы их получите сразу после операции, доктор.
– Пять штук – это много, – смутился Миша. – Даже если рана серьезная.
– Ранение пустяковое. Пуля на излете пробила плечо и застряла в мясе. Нужно извлечь пулю, продезинфицировать рану, зашить... Короче, вы сами знаете, что делать, не мне вас учить, доктор.
– Пулевое ранение?! – не поверил Миша. С огнестрельными ранениями Чумаков в своей ветеринарной (в отличие от реанимационной) практике сталкивался впервые.
– Да. Пуля-дура отрекошетила, попало в плечо, – как ни в чем не бывало, будто речь шла о пустяковом вывихе или банальной простуде, подтвердил мужчина.
– Ну хорошо... – Миша все же поставил саквояж на стол, положил рядом сумку с лекарствами, полез в целлофановый пакет за белым халатом. – Хорошо... Где собачка?
– Нету собачки.
– Как это нету?.. – Миша замер в нелепой позе. В одной руке целлофановый пакет, в другой скомканный белый халат.
– Ранило меня, – невозмутимо объяснил мужчина.
Секунда, и легкая махровая ткань упала к его ногам. Обнажился торс, он сделал плавное, но излишне быстрое движение, и по его лицу пробежала судорога боли. Левая рука мужчины выше локтя была перебинтована, меж полосок бинта выбивались клочки ваты. Поддерживая левый локоть правой ладонью, мужчина приподнял раненую руку, и Миша увидел бурые влажные пятна на бинтах.
– Сзади ударило, – пояснил раненый. – Водкой дырку побрызгал. Кое-как сумел самостоятельно перебинтоваться, но кровотечение, кажется, не остановил, да и дезинфекция разбавленным спиртом штука ненадежная.
«Сейчас или никогда!» – решился Миша, и скомканный белый халат полетел в лицо полуобнаженному мужчине с забинтованным левым плечом. Невероятно! Второй раз за сегодняшний вечер Чумаков изображал из себя спортсмена-регбиста. Нападающий из команды «обыватель» против игрока из клуба «криминал». На этот раз Миша не стал толкать противника корпусом. Изящно обошел его, ослепленного накрывшим лицо белым халатом, и прыгнул через порог в прихожую...
Прыгнуть-то Миша прыгнул, а вот приземление на половичке в прихожей не состоялось. Чумаков оттолкнулся от паркетной доски, завис в воздухе, тело дернуло назад, лишенные опоры ноги по инерции вынесло вперед, резануло под мышками, пиджак затрещал по швам. Не сразу Миша сообразил – его поймали за шиворот. И держат в приподнятом состоянии, как котенка за шкирку. С легкостью, без всякого напряга. Словно пиджак зацепился за крюк башенного крана. И кран этот поворачивается, стрела, под которой техника безопасности не рекомендует стоять, поднимает Мишу еще выше, проносит мимо круглого стола посреди комнаты, замах – Чумаков летит на диван возле окна.
Миша и сам был человеком не слабым. Учась в институте, серьезно занимался спортивной гимнастикой. Даже в соревнованиях участвовал и до сих пор легко подтягивался на турнике целых двенадцать раз «хватом сверху». И разнообразных силачей в своей жизни Чумаков повидал немало. Был знаком, например, с борцом-вольником, гнувшим гвозди буквой Г. Но вот так, играючи, одной рукой манипулировать семьюдесятью восемью килограммами живого веса знакомому мастеру спорта по вольной борьбе было слабо. А если вспомнить, что таскал за шкирку Чумакова (пусть и здоровой рукой) человек с кровоточащим огнестрельным ранением, так вообще – фантастика! Нечто из Книги рекордов Гиннесса.
– Ух!.. – Чумаков побарахтался на диванных подушках, тряхнул головой, приходя в себя, сел. – Ух!.. Ну, ты даешь, дядя... Мог ведь малость промахнуться и в окошко меня выбросить...
– Мог, – спокойным голосом ответил раненый без намека на одышку после активных манипуляций с прытким не в меру доктором.
– Ух, и силен же ты, зверюга, аж оторопь берет!..
– Я не зверь. Я не бандит и не уголовник, как вы, доктор, наверное, подумали. Я честный, законопослушный гражданин, случайно угодивший под пулю.
– Ха! Не смеши меня, дядя. Честный он и законопослушный! Видали, а? Пять штук ветеринару, вызванному по шутовскому объявлению, байка про собачку, пуля в плече, никакой милиции... Ты не поверишь, дядя, я сегодня второй раз нарываюсь черт знает на что. Второй раз за день! Невероятно, невозможно...
– Все возможно, пока ты живой.
– Пока живой, да? Угрожаешь? Откажусь тебя оперировать, и ты мне шею свернешь, так, что ли?
– Нет, я не угрожаю. Просто делюсь опытом. Долго живу, всякое видел, многое понял.
– Долгожитель, блин... – устало и совсем не весело улыбнулся Михаил. С момента падения на диван его охватила расслабляющая мышцы апатия. Неплохой врач, Миша Чумаков понимал, почему вдруг мускулы стали вялыми, а мозг ленивым. Пока он гонялся за черным «БМВ», в кровь фонтаном хлестал адреналин. Когда убегал из бандитской малины, адреналин бурлил водопадом. Всему есть предел. Последняя порция естественного биостимулятора исчерпана, как оказалось, попусту. Облом. С мужиком, похожим на волкодава, тягаться в смекалке, реакции и тем более в силе – бесполезно. Организм это почувствовал, и включились защитные системы. Телу, нервам, мозгу жизненно важно восстановиться. Можно, конечно, собраться с духом, заставить работать часть необъятных резервов человеческого естества, но зачем? Какова перспектива?