Наследник волхвов - Зайцев Михаил Георгиевич. Страница 15
– Нет, вы только послушайте! Какой перл: «Любовь Ромео и Джульетты – юных представителей двух враждующих семей – в классовом обществе была обречена на гибель». Каково, а? Или вот: «Следует отметить, что еще встречаются люди, которые стремятся лишь к удовлетворению полового чувства, к добрачным половым связям, к вольности поведения в браке».
Доктор влетел в кабинет, топоча по крашеным доскам домашними тапочками без задников. Доктор часто дышал, халат его распахнулся, очки съехали к кончику носа.
– Здравствуйте!.. – поднялся со стула, шагнул навстречу психиатру Федор. – Мы...
– Вы из Москвы?!. – Доктор протянул Федору длинную, худую руку с продолговатой ладонью и узловатыми пальцами. – Очень приятно. Услышал о вас от Бубликова – и стремглав сюда. Будем знакомы, я...
– Вы – Михал Валерьяныч. Меня зовут Федор Василич, гражданина в камуфляже и грязных джинсах зовите Игнатом, товарища в...
– Я сам представлюсь. Фокин, Виктор Анатольевич. Мы к вам вот по какому вопросу, доктор...
Фокин излагал мотивы, побудившие москвичей вторгнуться в кабинет психиатра, выстраивая многоступенчатые фразы и сложносочиненные предложения. Федор переживал словоизвержения Виктора стоически, с выдержкой, достойной восхищения и подражания. Игнат нюхал герань, слушал вполуха Цицерона Витю, вполглаза смотрел на доктора, дабы не смущать Михал Валерьяныча откровенным разглядыванием.
Колоритный типаж – этот психиатр Валерьянка! Бородка клинышком, усики... Смени очки на пенсне – и вылитый доктор Чехов. Впрочем, автор смешной до коликов комедии «Вишневый сад» вроде бы был умеренно упитан, а этот уж чересчур тощ. Может, у него глисты?
Сергачу надоело слушать Фокина, и он задумался о патентоведении. Думал, можно ли запатентовать методику борьбы с лишним весом посредством имплантации в отягощенный жиром организм прожорливого глиста?.. Фу! Фу, какая гадость!.. Гадость, разумеется, но завтракал сегодня Игнат чисто символически, и малоаппетитные мысли помогали ему справиться с внезапно возникшим острым желанием чего-нибудь съесть.
Игнат столь увлекся самовнушением отвращения к пище, что пропустил начало ответного слова Валерьянки:
– ...мало чего добавить. Вы сами, Виктор Анатольевич, все за меня рассказали. Вы присаживайтесь, присаживайтесь. На меня не смотрите, я успею насидеться. Вы правы, я и Андрей соседствовали. Я его протестировал, все правильно. Мы познакомились, перекуривая в тамбуре, разговорились, и я предложил Андрею перебраться в мое купе. Вагон от Москвы шел пустой: наше направление малопопулярно. Мы сибаритствовали вдвоем весь остаток пути, убивали время за говорильней, помню, Андрей смеялся, слушая расшифровку теста. В карты играли, в «дурака». Пили пиво. Жалко, в вагоне-ресторане продавался только «Солодов», гадкое пиво. Пивовары совсем обнаглели, вкладывают деньги в рекламу вместо...
И так далее и тому подобное – про дорогую рекламу, про плохую воду, про совесть и честь пивоваров...
С минуту москвичи молча, вежливо слушали лирическое отступление про пиво. Затем Игнат и Федор переглянулись, без слов поняли, о чем думает каждый: Валерьянка – болтун хуже Фокина. Гораздо хуже, ибо Витю если и заносит, то, как правило, по делу, а Валерьянку, чтоб его, заносит в абсолютно посторонние рассуждения...
– Простите, перебью вас. Вы курящий, да? В таком случае разрешите, я закурю. И скажите, пожалуйста, вы знали, зачем Андрей направляется в Мальцевку?
– На подоконнике пепельница. Левее, левее, вам не видно, вам растение мешает... Видите – раковина, я ее использую как...
– Как пепельницу, я понял. Скажите, вы знали, зачем...
– Помню, помню ваш вопрос. О целях командировки Андрей говорил, помню... Он, помню, спрашивал про «русскую Вангу», досадно, но я с ней все собираюсь познакомиться – и все недосуг. Много работы. Должность в больнице кормит плохо. О моих побочных заработках Саша Бубликов вас...
– Просветил. Михал Валерьяныч, пропал брат Федора Василича, мой и Виктора Анатольевича друг, без вести пропал, и мы...
– Вы правы, правы! Пропал близкий человек вам всем, вам троим. Рад бы помочь, но... – Михаил Валерьянович пожал худыми плечами, дескать: мог бы – помог... И вдруг неожиданно, резко опустил плечи, вытянул куриную шею, топнул ножкой в домашней тапочке: – Послушайте! Я вспомнил. Да-да, возможно, вас заинтересует история в мистическом жанре, которую я рассказывал Андрею. Цель его командировки была необычна, и историю я вспомнил ей под стать. Андрей, помню, внимательно слушал, переспрашивал. Скажите, почему на нашем телевидении мало передач о медицине, о науке, о достижениях и проблемах...
Игнат уже собрался произнести: «Короче, Склифосовский!», однако его опередил Фокин:
– Что за историю вы рассказывали Андрею?
– Андрею?.. Вы правы, я отвлекся. История приключилась... дай бог памяти, в поза... три года назад, ровно три... Не совсем ровно, она приключилась позапозапрошлым летом... Три года назад, в июле. Если считать с сегодняшнего дня, то...
– Мы поняли, – кивнул Федор.
– Мы вообще-то спешим, – соврал Игнат, – постарайтесь не отвлекаться на пустяковые уточнения, ладно?
– Вы правы, я постараюсь. Три года назад, летом, в нашу больницу доставили совершенно невменяемого молодого мужчину. Его подобрали на шоссе, километрах в двухстах от города... Больше, чем в двухстах... В двухстах примерно пятидесяти километрах от Сидоринска. Бедняга говорил, что бежал к шоссе всю ночь. Он еле говорил, весь изможденный, весь в ссадинах, весь в царапинах. Он плакал, умолял спасти его от оборотня...
– От кого?
– От оборотня, Виктор Анатольевич. Помню, и Андрей меня переспрашивал: «От кого?» Я единственный психиатр в области. Я обслуживаю территорию двух Франций. Безобразное положение дел у нас в здравоохранении. Был еще психиатр в соседнем...
– Короче, Склифосовский! – все же высказался Игнат и поспешил улыбнуться Михаилу Валерьянычу. – Шучу, не обижайтесь.
– Вы совершенно правы, я опять отвлекся. Кадровая политика – для меня больная тема. Помню, привезли ко мне того пациента, я ему сделал инъекцию, уложил в отдельной палате, он сутки... больше суток спал и проснулся, по счастью, вменяемым, нормальным с любых позиций, но продолжал говорить об оборотне. Молодой человек приехал в наши края на велосипеде из самого Санкт-Петербурга. В последние десять лет туристы у нас редкость, а он от самой Невы в нашу глухомань на внедорожном велосипеде. Он говорил, что каждое лето отправляется в велосипедные путешествия по необычным маршрутам. Молодой человек называл себя «экстремальщиком». Чудаковатый человек, но физически крепкий, и видно, что бывалый. По-своему, сильная личность. Не всякий отважится с рюкзаком за плечами, на дорогостоящем велосипеде...
– Ясно! – Сергач решил, что пора снова оборвать доктора. – С психофизическим портретом жертвы оборотня нам все ясно. Чудак, но не хлюпик. В наше время худосочные очкарики вроде Шурика, героя «Кавказской пленницы», в одиночку не путешествуют.
– Вы совершенно правы, не стоит задерживаться на описании личности пациента, но я обязан добавить, что он серьезно увлекался фотографией, продавал фотоэтюды в иллюстрированные журналы и во время странствий он обычно...
– Неужели сфотографировал оборотня?
– Сергач, не ерничай! – рявкнул Федор. – Продолжайте, доктор. Он больше не будет.
– Ваша фамилия Сергач? Редкая фамилия. Вы по национальности кто? Украинец?
– Цыган. – Игнат убрал со лба соломенную прядь, подмигнул доктору. – А волосы я крашу. Продолжайте, пожалуйста, Михаил Валерьяныч, не то Федор Васильевич меня прибьет, и, что обидно, за дело... Я вас отвлек, извините.
– Я стараюсь, чтобы вам стало понятно: пациент был с чудинкой, но вменяемый и дееспособный.
– Мы поняли... У каждого свои тараканы, некоторым чудятся оборотни...
– Сергач!
– Молчу, Федор Василич, молчу.
– Вы, Игнат, такой же максималист, как и Андрей. Помню, он тоже скептически отнесся к моей характеристике велосипедиста, чудаков трудно описывать заглазно. Помню, был случай...