Последний вампир - Зайцев Михаил Георгиевич. Страница 17

— Итак, Ангелика, подвожу итог — существуют три версии, да? Похищение ради выкупа, ради скрытой видеосъемки и... и твоя версия.

— Хочешь, добавлю еще одну для ассортимента?

— Валяй.

— Ян Альбертович в двухтысячном предсказал американскую трагедию одиннадцатого сентября две тысячи первого. С тех пор политики заказывают у него гороскопы.

— Ага, сообразил. Версия номер четыре сродни твоей, третьей. Массовое убийство для маскировки индивидуального заказа. Астролог предсказал, скажем, военный переворот в России осенью грядущего года — и хунта его того, кирдык, пока звездочет не обнародовал имя нынешнего демократа, будущего диктатора. Версия принимается. Итого — четыре. Плюс я, не сходя с места, легко сгенерирую еще пяток. Итого девять. Дошло, к чему клоню?

— Не совсем.

— Элементарно, мисс Ватсон. Твоя версия номер четыре — всего лишь одна из ряда. Не циклись на ней, хорошо? И вообще, версии третья с четвертой, на мой взгляд, маловероятны. Не вижу смысла в организации сортира для обреченных, тем более в запасах воды для потенциальных трупов, ферштейн?

— Ты меня успокаиваешь, Сергач?

— И себя тоже. — Игнат стер пот со лба. Жарко.

— Давай налью стаканчик. Не отказывайся, ты весь мокрый.

— А давай. Духота, блин.

Сергач одернул прилипшую к телу футболку. Ну и пекло, черт бы его! Как, интересно, Ангелика умудряется не потеть? Вон, наливает воду, руку приподняла, и виден абсолютно сухой шелк под мышкой. И лицо у нее сухое, и локоны не свалялись. А у Яна Альбертовича шевелюра будто из клочков пакли. Мускулистый Стас весь лоснится, словно маслом намазанный. Лев Юрьевич раскраснелся, пыхтит. Впрочем, Лев покраснел скорее из-за полемического задора, температура окружающей среды в его случае ни при чем. Эко они со Стасиком сцепились, уж минут десять галдят, на шушуканье Игната с Ангелиной ноль внимания, доспорились до хрипоты, как бы до драки не дошло. Хотя нет, Льву замахнуться на Стаса слабо, и Стасу нужен здоровый оппонент. Оба захлебываются словами, и это хорошо, это полезно, ибо словесный понос вымывает из мозгов шлаки паники лучше всяких антидепрессантов.

— ...Доктор, че ты пургу гонишь? Телевидение нас, по-твоему, голодом морит, а? Кабы реально нас телевидение мучило, разве ж допустило, чтоб собаки меня цапали? Погляди на ногу, маза фака! На ногу мою замотанную глянь и вспомни, че под тряпкой. Забыл? Так я развяжу...

— Помню я, помню! Уважаемый Станислав, возможно, собаки дрессированные, возможно, при возникновении по-настоящему опасного контакта дрессировщики их...

— Где?! Где прячутся дрессировщики?! Откуда они, маза фака, возьмутся, если я ща оборзею и выбегу на двор?..

— Уважаемый, из окошек не видны ворота, вы согласны?

— Ну?

— Не виден участок двора со стороны сеней, согласны?

— Доктор, полчаса назад ты сам говорил новенькому, что, если сойдешь с ума и побежишь на двор, там тебя шавки растерзают! Говорил? Нет?..

— Говорил, согласен. Я не...

— Молчи!

— Уважа...

— Заткнись, я сказал! — Стас вытянул шею, раскрыл рот, смешно выпучил глаза. Сглотнул. Покрутил башкой. — Слышишь, доктор? Мотор тарахтит!..

— Мотор?.. — Лев Юрьевич зачем-то приподнялся на цыпочках, как будто с высоты лучше слышно, застыл на миг, балансируя на тупых носках сандалий, и воскликнул с трепетом в голосе: — Слышу!

Стас метнулся к двери в сени, перепрыгнул через россыпь осколков плафона на полу, прижался ухом к щелке меж косяком и дверной панелью. А Лев Юрьевич, шаркая сандалиями, посеменил торопливо к окошку напротив того, где сидел на подоконнике Сергач.

— На, держи, — Ангелина протянула Игнату бумажный стаканчик с водой. — Быстро на сей раз обернулся немой, раньше новенькие появлялись с многочасовым интервалом.

— Спасибо, — Игнат взялся двумя пальцами за гибкие бока разового стаканчика. — Ты уверена, что привезли новенького? А вдруг...

— Тише там! — рявкнул Стас. — Слушать мешаете!

Женщина высокомерно хмыкнула, мол, тоже мне, раскомандовался мальчишка. Хмыкнув, взглянула сквозь затемненные стекла очков на Игната, пожала плечиками, дескать, какая разница, уверена она или нет, и, цокая каблучками, царственно удалилась в смежную комнатушку. Кому переполох, а кому редкая возможность, не привлекая к себе лишнего внимания, посетить «отхожее место».

Игнат слез с подоконника, выпил залпом теплую до противности воду, смял стаканчик, швырнул на пол. «А вдруг повезло? — думал Сергач, чувствуя, как заколотилось сердце в надежде на чудо. — Вдруг возле запертых ворот притормаживает СЛУЧАЙНЫЙ автомобилист, запутавшийся в паутине подмосковных дорог? Крикнуть, что ли, „помогите“ в форточку, а?..»

Надежду на чудо уничтожила реплика Льва Юрьевича.

— Собаки узнали хозяйскую машину, — заявил доктор-экстрасенс дрожащим голосом, скользя щекой по оргстеклу и силясь заглянуть за оконный край. — Обрубками завиляли, бегут встречать...

Сергач посмотрел в окно — действительно, собаки дружно убегали за границы обзора, к невидимым воротам. Купированные хвостики ходят ходуном, радостно тявкнула одна псина, другая. У соседки по лестничной площадке в доме новой супруги Игната жила доберманша Альма, соседская сука точно так же тявкала, кидаясь к Сергачу целоваться.

— Слышу, ворота открываются! — объявил Стас, затыкая свободное от подслушивания ухо пальцем. — Идет! Слышу! Идет, гад, сюда!..

Что же касается Игната, так он ничего не слышал, кроме последнего чиха умолкнувшего с полминуты назад автомобильного мотора и вышеупомянутого тявканья.

— Подходит, урод! Лось безрогий, Герасим долбаный, — Стас сжал кулак. — Дверцу со двора в сени открывает...

Теперь и Сергач расслышал в хоре собачьего тявканья скрип дверных петель.

— Ты покойник, урод! — заорал Стас, отстраняясь от слуховой щели, вынимая палец из уха и замахиваясь кулаком. — Убери собак, и я тебя урою, дефективный! — Стас от души долбанул дверь, за которой находился неизвестный ему «урод дефективный» с четвероногой охраной. — Позови старшего, урод! Главного своего приведи, шестерка увечная, маза фака! Я хочу говорить с главным, со старшим! Слышишь, фак твою мать, уродина немая?!