Последний вампир - Зайцев Михаил Георгиевич. Страница 28

От полянки, на которой «мерс» развернулся багажником к месту массового убийства людей и животных, отъехали метров двести. Сергач глубоко вдохнул, медленно выдохнул, покосился на пистолетный ствол и произнес осторожно:

— Вы правы, и меня можно сжечь, утопить, отравить газами, застрелить серебряной пулей... — Игнат запнулся, какая беда может случиться с «продвинутым вампиром» по вине «запретных растений», с ходу не сообразил и раньше, черт подери, не озаботился придумать. Промашка, блин! Вертелись на языке банальности про осиновый кол, но озвучивать их Сергач не решился... Запинку в перечислении Игнат замаскировал покашливанием:

— ...Экхе, кхе... Вы правы, но... кхе... но я иногда ношу нательный крестик...

Сергач хотел добавить: «в смысле — могу носить крест», но чуть было не ляпнул сдуру: «для конспирации». Вовремя прикусил язык, хвала духам, и вновь весьма натурально закашлялся.

— Прополощите горло, Игнат Кириллович. — Джентльмен открыл «бардачок», извлек оттуда пластиковую бутылочку минералки емкостью 0,33 и передал ее Игнату.

«Хвала духам, не предлагает кровью горло прополоскать», — подумал Сергач. Промямлив «спасибо», он скрутил пластмассовую пробку, припал к бутылочному горлышку и заработал кадыком. А джентльмен-вампир меж тем высказал свое очень даже естественное недоумение:

— Что вы, Игнат Кириллович, имеете в виду, говоря о кресте? Я вас не понял. Я тоже ношу крестильный крестик, ну и? Вы намекаете, что подошедший вплотную к «венцу венцов» как-то зависит от символов? Как на первой «ступени крови» зависишь от лунных фаз, нет? По-другому?

— Вы угадали, — улыбнулся Игнат, насколько сумел, безмятежно, от всей души сочувствуя себе и врачам-психиатрам. Надо было срочно менять тему. — С «запретными растениями», знаете ли... гм... все... гм... несколько иначе...

«Чего „иначе“? Что „несколько“?! — запаниковало alter ego. — Куда меня, блин, понесло?!! На осиновые, черт, колья голой задницей! Кретин!! Идиот!!! Один конкретный уточняющий вопрос „вампира“ про „запретные растения“ — и мне хана! И, главное дело, сам же, блин, подставился!..»

Игнат взял в зубы бутылочное горлышко, забулькал минералкой и прикинул шансы выжить в рукопашной. А джентльмен-"младший брат" подождал, пока Сергач опорожнит пластмассовую бутылочку, и, не дождавшись продолжения откровений «брата старшего» о «запретных растениях», спросил с искренним интересом:

— Что вы имели в виду, Игнат Кириллович, говоря «несколько иначе»? Я вас не понял?

«Ну вот и финита ля комедия», — улыбнулся Сергач грустно, на сей раз и не пытаясь фальшивить мимикой лица. Скривил уголки губ, расслабил правое плечо, разрешил зрачкам коситься на пистолет, представил мысленно, как правое плечо бьет по стволу, как гавкает выстрел и драгоценная пуля царапает спину. В лучшем варианте — спину, в идеальном — царапает. Да, он нужен маньякам живым, с точки зрения здравой, читай — здоровой логики, но они сумасшедшие, и при самом хреновом раскладе пуля раздробит висок. По здравой и здоровой логике, им бы связать Игната, вместо того чтобы держать на мушке...

— Игнат Кириллович, говоря «иначе», вы подразумеваете аллергию? Неужели на последней ступени исчезает аллергия на табуированные растения?

— Да... — выдохнул Сергач, чувствуя громадное облегчение. Хвала всевышнему, психам тоже свойственна поспешность в речах.

Джентльмен крутанул руль и, плавно вписываясь в крутой левый поворот, заговорил по-французски.

— Простите, — шалея от собственной отчаянной наглости, перебил Сергач. — Мой французский оставляет желать лучшего, не затруднит ли вас...

— Мон ами, пардон! — в свою очередь, перебил Игната потомок эмигрантов. — Извиняюсь, позабыл совершенно, где вы, брат мой, имели несчастье получать образование. Советская образовательная система преступно пренебрегала языковой культурой. В средней школе вас учили примитиву, в институтах вас натаскивали на технические переводы. Я переведу сказанное, я сказал: «Радуйся, старина, сызнова сможешь разводить милую твоему сердцу дикую розу». Старина Жан обожал цветы шиповника. В худшие для себя дни Жан и то не забывал о милых его сердцу соцветиях — ютился в позорной тесноте, а кустик шиповника держал на окошке. Он местами сентиментален, мой Жан. Пройдя первую ступень посвящения, он мучился, как и все мы, от аллергии к дикой розе и пытался терпеть, колючий куст запретного растения долгонько не выбрасывал, предпочитал чесаться и чихать...

Маньяк-говорун лепил одно за другим предложения, чем дальше, тем с большими завитушками, Сергач старался его слушать с прежним вниманием, однако не получалось.

«Шиповник!!!» — орал внутренний голос в голове у Игната, аж уши закладывало, аж по всем членам прокатывалась мелкая дрожь, аж зубы свело! В виртуальной реальности памяти воскрес цветной и объемный тот самый дачный участок Ангелины, где женщина хранила нехилые сбережения. Те самые шесть позорных соток у черта на куличках с живой оградой из густых-прегустых кустов шиповника!.. Правда, Ангелика вроде бы собиралась по весне проредить колючую ограду. Возможно, шиповник и вовсе вырубили хохлы-шабашники, заменив живую изгородь на хромированную сетку-рабицу. Однако есть вероятность того, что у Ангелины, как говорится, «руки не дошли» до занятий по благоустройству богом забытой «дачи» у черта на куличках. Придется, блин, понадеяться на характерную для расейского человека привычку откладывать второстепенные дела «в долгий ящик», поскольку поиск вампирических фобий методом словесного тыка оказался ой как чреват, ой!

— ...Да вы меня совершенно не слушаете, батенька Игнат Кириллович! Улыбаетесь чему-то своему, витаете в облаках.

— Отнюдь, я весь внимание. Меня позабавила история о борьбе Жана с аллергией к шиповнику, вот я и улыбаюсь. — Игнат повернул голову, глянул на Жана, на пистолет в его руке. — Месье Жан, право слово, не пора ли перестать целиться в висок «старшему брату»?

Морда месье сохраняла прежнюю непроницаемость, и ствол в каменной деснице не дрогнул.

— Игнат Кириллович, следует ли понимать ваши улыбки и словеса как согласие отдать книгу?