Путь самурая - Зайцев Михаил Георгиевич. Страница 19

9. Жена

Тонкие женские пальцы коснулись щеки Игоря. От этого нежного прикосновения Михайлов проснулся мгновенно, словно от удара током. Рывком сел на кушетке, открыл глаза, разинул было рот, чтобы крикнуть: «А?! Где?! Что случилось...», но пахнущая дорогим французским кремом ладонь Евгении вовремя легла на дрогнувшие губы Игоря.

– Не шуметь! – приказала Женя тихим твердым голосом. – Ничего страшного не случилось. Всего лишь кто-то стучится в дверь, и нужно, чтоб ты внятно спросил: «Кто там?», прежде чем я открою.

Женя стояла подле кушетки, чуть нагнувшись, приблизив красивое кукольное лицо вплотную к небритой щеке Игоря. Упругая девичья грудь, стесненная прозрачным бюстгальтером, слегка касалась обнаженного плеча Михайлова. Узкие трусики плотно обхватывали узкие бедра девушки. Изящная, почти детская, рука сжимает рукоятку пистолета. Наманикюренный пальчик с коротко остриженным красным ногтем лежит на спусковом крючке. От близости женского тела, от щекочущего ноздри едва уловимого сквозь парфюмерные ароматы терпкого запаха молодой женщины и от возникшей самопроизвольно тяжести в паху изморозь сна испарилась окончательно. Но Игорь вспомнил об Ирине. Сразу же натянулись и завибрировали струны-нервы. Михайлов расслышал деликатное приглушенное «тук-тук», доносящееся из гостиной. Повинуясь направляющим жестам Евгении, как был, в одних трусах, Игорь слез с кушетки, вышел из спальни. Сквозь зашторенные окна пробивается ранний, утренний свет. На улице тихо, лишь где-то далеко стучат на стыках колеса железнодорожных вагонов, и совсем близко снова раздается вежливое «тук-тук».

– Кто там? – обратился Игорь к запертой двери.

– Администратор гостиницы, – ответила дверь голосом дамы в летах. – Извиняюсь за беспокойство, к вам из Москвы приехали.

– Не шуми, – Женя зажала рот Игорю ладошкой, прошептала властно: – Отойди от двери.

Евгения легонько его оттолкнула, бесшумно переместилась, прижалась голыми лопатками к стенке подле дверного косяка, подняла руку с пистолетом до уровня глаз, кивнула головой Игорю и потянулась свободной рукой к дверному замку.

Скрипнув, дверь распахнулась. Из угла гостиной Игорь не увидел за порогом никого, кроме приземистой, большегрудой администраторши. Но вот дама отступает в сторону, и в гостиничный номер входит... ИРИНА!..

Переступив порог, Ирина остановилась. В правой руке чемоданчик, через левую перекинут легкий весенний плащ, на плече болтается маленькая женская сумочка. Мягкий свет сквозь зашторенные окна создает в комнате интимный полумрак. Вследствие чего Ирка не сразу замечает оцепеневшего возле диванчика в углу Игоря. Сначала она замечает одежки Игоря, разбросанные по стульям у стола в центре комнаты, затем сложенные стопочкой на журнальном столике вещи Евгении и, наконец, голый торс и отвисшую челюсть Михайлова.

– Зашибись... – выдохнула жена. Обернулась, дабы захлопнуть дверь перед любопытным мясистым носом дамы-администраторши, и увидела прицелившийся в нее пистолетный ствол. Впрочем, в дырочку на конце ствола Ирина смотрела всего долю секунды. Гораздо дольше взгляд Ирины Александровны блуждал по полуобнаженному, ладному девичьему телу.

Вздохнув, Ирина захлопнула-таки дверь, не позволив администраторше засунуть голову в номер. Вторично выдохнув: «Зашибись», Иришка поставила на пол чемоданчик, подошла к столу под хрустальной люстрой, скинула с ближайшего стула брюки Михайлова, села и полезла в сумочку за сигаретами.

– Отлично! – Ира прикурила, затянулась порывисто, нервно. – На вокзале он клялся по приезде сразу же позвонить! Я места себе не нахожу, выписываю круги вокруг молчащего телефона... Девять утра – никаких звонков. Двенадцать часов – телефон молчит. С полудня до восьми вчера выкуриваю три пачки сигарет, в восемь десять хватаю первые попавшиеся под руку вещички, мчусь на вокзал, залетаю в отправляющийся поезд, плачу проводнику общего вагона сотню баксов за боковую полку возле сортира, ночь не сплю... Приезжаю в Никоновск, даю полтинник гринов молодому козлу на мотоцикле за то, чтобы подбросил до местной гостиницы как можно быстрее. Жаба на вахте отказывается сообщать, проживает ли здесь некто Михайлов И.А., пока паспорт не покажу и не докажу, что я господину Михайлову не чужой человек... – Ирина с силой вдавила окурок в полированную столешницу. – Я, можно сказать, с ума сошла, а он... – Ирина резко повернулась к Евгении, едва не свалившись при этом со стула. – И как, Мата Хари? Понравилось, как трахается мой бывший муж?

– Почему бывший?.. – пробормотал Игорь и, соскочив с диванчика, затараторил страстно и сбивчиво: – Ирка! Я звонил тебе! Весь вечер! Всю ночь! Мы с Женей... это не то, о чем ты думаешь! Я все тебе объясню! Зусов обещал постоянно за нами следить! И обманул! Женя думала, в дверь стучится... черт его знает, кто! Я спал там, в спальне, она здесь, на диванчике с пистолетом... Черт! Я глупости говорю!

– Господа сумасшедшие! – вмешалась Евгения напористо, с подчеркнуто ироничной невозмутимостью. – Одну секунду внимания! Я вас оставлю ненадолго. Когда разберетесь в возникшем между вами недоразумении, пожалуйста, прежде чем броситься в объятия друг другу, позовите меня. Я заберу свою одежду и, так уж и быть, покараулю за дверью в коридоре, дам вам обоим возможность некоторое время свободно заниматься любовными утехами. А пока, предупреждаю – я не буду смущать вас, господа сумасшедшие влюбленные, своим голым видом, но я буду подслушивать и подглядывать через замочную скважину. Не из любопытства и не ради удовольствия. Работа такая – охранять тело Игоря Александровича... Между прочим, для справки – я равнодушна к мужчинам... Я лесбиянка.

Евгения грациозной походкой молодой серны подошла к дверце, соединяющей гостиные двух соседних номеров, щелкнул замок, и девушка исчезла.

Игорь глубоко вздохнул, резко выдохнул, встряхнул головой.

– Слава богу, Ирка, ты жива-здорова, а то я...

Распахнулась только что закрывшаяся за Евгенией дверца.

– Игорь! Иди сюда, – позвала Женя тревожным, дрогнувшим голосом. – Иди скорее! Посмотри.

Мгновение назад игриво чирикающий голосок изменился до неузнаваемости. Преобразилось лицо Евгении. Надменного выражения миндалевидных глазок как не бывало, ему на смену пришел суровый прищур, а гладкий лобик пересекла озабоченная морщинка.

– Что стряслось, Женя? – Игорь перешагнул низкий журнальный столик, озабоченно взглянул на жену, как бы убеждаясь, что с ней все нормально, увидел немой вопрос на лице любимой, обращенном в сторону Евгении, и трусцой побежал к дверце в соседний люкс.

– Смотри, Игорь. Видишь? Осколки на полу...

Гостиная соседнего номера зеркально повторяла конфигурацию и обстановку комнаты, порог которой перешагнул Игорь. Тот же стол и те же стулья под такой же, как за спиной, хрустальной люстрой. Такой же диванчик в углу, как и тот, с которого поднялся Игорь. Аналогичный тому, что перешагнул Михайлов, журнальный столик и очень похожий письменный стол у окна. А стекла соседнего окошка разлетелись по полу. Штора оказалась отдернутой, в стекле огромная дыра с острыми краями.

– В окошко метнули литровую банку. Ночью, когда мы с тобою выезжали на пожар. Мы вернулись, сразу зашли в твой номер, легли спать и...

– Жень! Я не понял – какую банку? В смысле, ты говоришь, в окошко бросили литровую банку, но я не вижу...

– Вон, посмотри. Вон, под столом посередине комнаты. Видишь? Расколотая надвое стандартная банка-литровка. Видишь, около ножки стола лежит пластмассовая крышка? Закрытую крышкой банку из-под соленых огурцов метнули в окно, она разбила стекло, упала на пол и раскололась пополам.

– Пустую банку кинули? Идиотизм!

– Нет, Игорь, вон, видишь, листок бумаги?

– Где?

– Да вон же...

На кончиках пальцев, словно балерина на пуантах, лавируя меж осколков битого стекла, Женя прошла в центр комнаты, присела на корточки, пистолетным стволом подцепила свернутый трубочкой мятый бумажный листок.