Варяжский круг - Зайцев Сергей Михайлович. Страница 63

Люди на скейде не скрывали своих намерений, готовились к бою. Они помогали друг другу облачиться в кольчуги, надевали высокие шлемы, раскладывали каждый возле себя веревки с крючьями, секиры и дротики.

Му'аллим, видя эти приготовления, продолжал подавать команды гребцам. Он знал, что и теперь без труда сможет оторваться от погони: стоит ему только изменить направление, встать к ветру под углом – и варяжский скейд со своим прямым парусом останется далеко позади. Но он понимал еще и то, что скейд в таком случае не будет гоняться за ним, а остановится в узком проливе и тем самым запрет выход из Пропонтиды – тогда уж не скоро, купец, увидишь торги Антиохии и Иерусалима. Поэтому Халликан, о котором ходила слава воина, решил принять бой и, ничего не меняя, ждал сближения.

Скоро со скейда прокричали:

– Бартоломео! Мы хотим осмотреть твой трюм. Но му'аллим оставил эти дерзкие слова без ответа. Еще прокричали:

– Покажи нам свой трюм, и мы не тронем ни тебя, ни твой караб…

Му'аллим усмехнулся – какая наглость! какой позор! – по требованию первого встречного показывать солнцу свой товар. Му'аллим обернулся к наввату Али и кивнул ему. Тогда Али быстро прошел на корму и оттуда ловко метнул в скейд небольшой глиняный горшок, наполненный «живым греческим огнем». Горшок ударился как раз о край борта и раскололся. Половина горящей нефти разлилась по корпусу судна снаружи, а другая половина плеснула внутрь скейда. Двоим воинам, облитым огнем, пришлось выброситься за борт. На носу судна быстро занялся пожар.

– Ты хороший навват, Али! – похвалил Халликан. – Ты ведь знаешь, я не забуду этого…

К полудню скейд опять догнал Халликана. Варягам удалось затушить пожар на своем судне. И навваты, и сам му'аллим были раздосадованы тем, что неприятелю удалось отделаться так легко – были обуглены и изрублены топорами несколько досок обшивки возле самого форштевня, опалены несколько весел и с левого борта сброшено четыре или пять щитов.

Али опять пробрался на корму, однако на это раз он не имел возможности бросать «живой» огонь также точно, как утром, – со скейда в него нацелились несколько луков и арбалетов, и первые стрелы уже прошили воздух над его головой. Скрываясь за бортом и высовываясь то тут, то там, Али метнул в скейд три горшка. И всякий раз стрелы роились возле наввата подобно встревоженным осам. Первый горшок с греческим огнем, чиркнув по вантам варяжского судна, изменил направление и упал в воду. Второй и третий горшки также не доставили варягам бед – воины, стоявшие наизготове, поймали их руками и скинули в море. На этом запас «живого» огня у Али иссяк. И навват сказал Халликану:

– Я бросал и молился. Мухаммад направлял мою руку. Что могу сделать я, презренная мошка, если сам пророк не желает сегодня видеть огня.

– Ты хорошо бросал! – еще раз похвалил му'аллим. И они достали из ножен сабли, и все навваты сделали то же. Потом спрятали невольников в трюм и приготовились к нападению.

Скейд приближался быстро. Его большой квадратный парус, испачканный копотью, уже заслонял четверть горизонта, а опаленный форштевень грозно возносился над кормой караба.

Удар пришелся по левому борту. Весла, которые не были убраны арабами, попали под дубовое днище скейда и были сломаны все как одно. Измочаленные обломки их полетели в воду. Суда притерлись друг к другу и были вмиг накрепко сцеплены крюками и мостками, баграми и скобами. Варяги и арабы столкнулись над бортами – ни те, ни другие не хотели пускать неприятеля на свое судно. И здесь пролилась первая кровь. Но недолгим было противоборство. Рагнар пустил вперед четверых берсерков, которые, устрашающе завывая, корча рожи и с небывалой быстротой размахивая секирами, оттеснили арабов на их палубу. Этими берсерками были: Ингольф, Гуго, Ингвар и Торир Древко.

Тут и закипела работа, кровью залили весь караб. Показали торговцам, как сражаются истинные воины. Разогнали арабов по палубе и, настигая бегущих, повергали их к своим ногам. Море огласилось жалобными криками и стонами. Ужасные секиры рубили справа и слева, арабы не находили укрытия от них. Секиры так были устроены, что при резких взмахах издавали громкий свист. И каждая секира свистела-пела своим голосом, отличным от других. Слыша со всех сторон это заунывное пение, арабы, будто заколдованные, не могли достойно сопротивляться, и бой быстро превратился в безжалостную резню.

Самого му'аллима с лучшими из его навватов потеснили на нос судна, и саблю му'аллима из голубой багдадской стали переломили пополам. Халликан, отчаянно размахивая обломком, ранил в бедро берсерка Гуго. Тогда Рагнар сильным ударом кулака отбросил Халликана к самому форштевню, где тот и остался лежать, не приходя в сознание. После этого легко сломили оставшихся навватов – кого-то, ранив, выбросили за борт, кого-то зарубили на палубе.

А со своей стороны потеряли пятерых – тех, что невовремя зазевались и не смогли уклониться от кривой сабли. Но не особенно скорбели по ним – чужие, подобрали их в таверне, подобрали в спешке. И еще подберут, много таверн в огромном Константинополе.

Навват Али, видя, что бой проигран, сам прыгнул за борт в надежде доплыть до берега. Но его заметил берсерк Ингольф. И хотя один глаз у Ингольфа очень косил, он первым же выстрелом из арбалета сумел сразить Али. Навват скрылся под волнами, оставив на поверхности большое алое пятно.

Халликана и троих оставшихся навватов Рагнар приказал не трогать. Но берсерку Гуго не понравились эти слова. Гуго был ранен Халликаном, поэтому злился больше всех и пытался склонить Рагнара к тому, чтобы не щадить оставшихся арабов. Рагнар же был тверд и объяснил берсерку свой поступок. Рагнар сказал, что этот человек известен на южных морях под именем Бартоломео и что он всем венецианцам враг. Еще сказал, что при появлении Бартоломео у всех венецианцев холодеют ноги. А потом Рагнар спросил у Гуго, за что ему платит золотом почтенный кюриос Сарапионас…

Подумав, берсерк ответил:

– Я понял. Мы с этим человеком имеем общего врага.

С крышки трюма сняли засовы и подняли на палубу всех до последнего тюрка. Эйрик и Берест своим появлением вызвали среди варягов много восклицаний радости и удивления. Их обступили со всех сторон, и каждый стремился дотронуться до них рукой или толкнуть в плечо, потрепать за волосы, каждый был рад тому, что не напрасно гнались за арабом, что удалось вызволить из беды друзей.

Ингольф Волк сказал:

– Вчера, услышав голос Эйрика, я не поверил собственным ушам. Я подумал, что совсем свихнулся от жары или – хуже того – что эльфы дразнят меня. Но вовремя заметил, как тот сарацин поспешно задвигал крышку, и понял, откуда был крик.

– Ты спорил с торговцем, – напомнил Эйрик. – Если б не тот торговец…

– Пока я стоял и разглядывал караб, мошенник успел скрыться. Он так и не вернул недостающее масло. Но мне уже было не до него. Мне предстояло обегать полгорода, чтобы собрать на скейд хотя бы часть людей. И я успел – мы заметили сарацина как раз тогда, когда он уже был готов ускользнуть от нас, когда он выходил в воды Пропонтиды.

Тут был и Гёде Датчанин. Он тоже протиснулся к Эйрику и, обняв его, сказал:

– Как видно, оставшись в Гардарики, ты совсем не разбогател, мой мальчик.

При этом все, кто здесь был, засмеялись и принялись дергать за мокрые дырявые штаны, какие были на Эйрике, и щипать его за голые плечи. И еще приговаривали:

– Богач-господин!

– Смотрите, он одет, как дельфин!

– Жених!..

Потом те, кто был помоложе, захотели танцевать. Они выстроились гуськом, положив руки друг другу на плечи, и принялись все вместе потихоньку подпрыгивать и медленно продвигаться вперед. Так варяги составили круг, в середине которого были Эйрик и Берест. При этом все участвующие хором приговаривали гортанное: «Ая-ая-ая-ая!..» Замкнув круг, воины подхватили Эйрика и Береста на руки и унесли их на скейд.

Рагнар предложил и тюркам перебраться к нему на судно. Но тюрки отказались. Они опасались, видно, что не арабы, а варяги теперь будут торговать ими. Тюрки уже успели вооружиться саблями и посбивать друг с друга кандалы. Тюрки указали Рагнару на близкий берег и сказали, что сами сумеют добраться до него.