Петрович - Зайончковский Олег Викторович. Страница 5

— Что же делать? — Она была озадачена. — Тебе ведь надо гулять.

Петрович помолчал и вкрадчиво предложил:

— Ирина, ты не старушка, а я уже большой. Давай куда-нибудь с тобой сходим.

Он убедился: главное было выманить ее со двора, а уж выйдя в открытое плаванье, Ирина оказывалась другим и притом очень интересным человеком. Известно, что никакие путешествия невозможны без разговоров. Иногда люди просто гребут языками, как веслами, и это — их способ передвижения. А Петрович с Ириной помогали себе ногами и в результате забредали в такие пределы, где и город-то становился на себя не похож: ник к земле какими-то бесформенными покосившимися халупами и смотрел на странников подозрительными маленькими окнами. Войдя во вкус, парочка могла вообще уехать за город и бродить по степи, ловя насекомых. Конечно, Иринины ноги протестовали против дальних походов, но ведь всегда можно было присесть, а заодно и перекусить захваченным из дому бутербродом. Эти бутерброды, запитые пробковым чаем из термоса, заменяли к великой радости Петровича пропущенный обед, а Иринины непридуманные истории (придумывать она не умела) отлично усваивались на свежем воздухе. Однажды Ирине пришло в голову взять с собой арифметику, чтобы соединить «приятное с полезным», и она даже достала ее на привале, но, открыв учебник и заглянув внутрь, снова захлопнула, будто прочитала что-то неприличное. Только под вечер друзья возвращались домой; носы у обоих лупились, а ноги покрыты были дорожным прахом. Генрих недовольно сопел — ужин приходилось готовить самому. Катя пыталась пощупать Петровичу лоб, а он увертывался и шел на диван к Ирине. Там они вместе, уже молча, полеживали: отдыхали и вспоминали день, прошедший в нарушение распорядка.

Но прогулки становились все короче, потому что короче становились дни. Мухи, залетая в окно, уже не бесновались в комнате, уже не припадали жадно к каждой съедобной крошке, а опускались где придется и подолгу сидели, устало и задумчиво пошевеливая крылышками. Мухи ленились чистить свои тельца и головы и потому выглядели запыленными. Некоторые еще находили в себе силы улететь, но многие прямо на подоконнике переворачивались на спину и начинали умирать. Умирали мухи долго, то вздымая лапки, будто в мольбе, то прижимая их к груди, и по временам издавали обессилевшими крылышками слабый стрекот, словно моторные игрушки, в которых иссякал пружинный завод.

Что поделаешь, осень. Печальная, в сущности, пора. Но так уж случилось, что именно осенью, глубокой осенью на свет появился Петрович. Что значил для него этот факт осеннего рождения? Только одно: ноябрьские промозглые дни несли с собой не скуку и уныние, а радостные и небеспочвенные надежды. Именно в ноябре парк его игрушек основательно пополнялся: новые, целые, пахнувшие краской и резиной механические товарищи появлялись взамен безвременно ушедшим и в компанию тем, что оставались пока в строю. Беда, однако, что время, отношения с которым у Петровича всегда не складывались, приближаясь к заветной дате, начинало совсем уж откровенно над ним издеваться и тащилось медленнее самого дрянного троллейбуса. Была еще проблема — она заключалась в предрассудке его близких, полагавших неприличным загодя обсуждать с Петровичем материальную сторону дарения. Похоже, они считали главным тут эффект неожиданности, забывая, что неожиданности бывают не только приятными. Поэтому Петровичу приходилось исподволь искусно засевать почву под будущий урожай и взрыхлять ее, освежая память тех, от которых зависело, ликовать ли ему в свой день рождения или втайне проклинать судьбу.

В этом году, году их с Ириной путешествий, когда осень уже не стесняясь сыпала листья, как конфетти, и потом, когда уже нечего стало сыпать, когда на деревьях оставались, болтаясь забытыми одежными этикетками, лишь одинокие почерневшие листочки, — этой осенью в силу некоей полуосознанной причины Петрович все чаще стал прокладывать их пешие маршруты в сторону не слишком далекой от дома железнодорожной насыпи. Разговоры их о том о сем по известной причине нередко сворачивали на тему «дней рождения» и вообще подарков. Однажды, с удовольствием вороша ботом опавшую листву, Ирина рассказала Петровичу, как когда-то (давно до неправдоподобия) родители подарили ей железную дорогу. Маленький паровоз имел водяной котел и крошечную паровую машину; он ходил по рельсам с тремя?.. она не помнила… маленькими вагонами, очень похожими на настоящие. К дороге, кажется, прилагалась станция с семафором, но за это Ирина поручиться не могла. Рассказ ее Петрович выслушал с напряженным вниманием. Странным образом железнодорожная тема почти непрерывно звучала этой осенью в его душе и в окружающей жизни. В августе они с Петей катались на «пионерской», почти игрушечной дороге — туда и обратно вдоль Волги. По ночам он стал слышать отдаленный стук колес и рев тепловозов. А недавно в витрине «Детского мира» (мимо которой полагалось бы проходить с закрытыми глазами) он увидел ее… и потерял сон. Дорога была великолепна: точная копия, но стократ притягательнее настоящей, ибо приводилась в действие силой человеческой фантазии. Увы, чудесная дорога была выставочным экземпляром и служила лишь поводом к напрасному возбуждению фантазии. Петрович понимал, что не только семейных денег, но, возможно, и всего золота мира не хватит, чтобы выкупить такое сокровище. Однако страсть в человеке сильнее рассудка — он грезил о своем предмете по ночам, а днем… таскал Ирину на насыпь смотреть на поезда. Потому что настоящая железная дорога казалась ему подобием той, заветной.

Услышав от Ирины рассказ об ее давно, к сожалению, пропавшем паровозике, Петрович поведал ей свою сердечную тайну. В ответ она, не думая о последствиях, рассказала, что видела собственными глазами: в магазине и теперь продаются игрушечные железные дороги. Конечно, скромнее той, что красовалась в витрине, но тоже недурные, потому что они немецкие, а немцы все делают хорошо. Ох и зря Ирина проговорилась! Рассказ ее пробудил в Петровиче мечту — мечту, как теперь казалось, осуществимую. Но ведь разница между несбыточными мечтами и «осуществимыми» огромна: первые лишь греют душу, а вторые могут ее испепелить.