Обыкновенное дело - Залата Федор Дмитриевич. Страница 14

— Вот такая душевная история, комрад Гриша.

Кипке слушал, всё больше проникаясь уважением к этому немолодому уже солдату с такой большой человечной душой.

Подобно Наташе, Зименко сделал для себя неожиданное открытие: не было в его отношении к Кипке той жгучей ненависти, которую, ишь несколько месяцев назад он испытывал ко всем немцам. Крепко запомнилась стихотворная строчка из фронтовой газеты: “Где ни увидел немца — там и убей”. И, чего греха таить, совсем недавно, когда гитлеровцы были на его, Максима Зименко, родной земле, он готов был убить любого немца только за то, что он немец. А вот сейчас рядом с ним ковырялся в навозе немец, и Зименко, к удивлению своему, питал к нему доброе расположение.

Однажды старший сержант заглянул на скотный двор и не нашел там Кипке. Коровы стояли у пустых яслей и недовольно мычали “Забастовал что ли Гриша?.. А может заболел?”, — подумал Зименко и вошел во флигелек, где Кипке мил со своей семьей.

Жена Кипке с трудом поняла, чего хочет от нее русский сержант, и объяснила, что муж еще рано утром ушел к леснику. Вульфу.

К Вульфу?.. Это к тому самому леснику, которым интересуется майор? Какое у Кипке могло быть дело к нему? Если верить Кипке, они далеко не друзья. Зименко ушел озадаченный.

Лейтенант Вощин с любопытством наблюдал, как белка искусно обрабатывала сосновую шишку. За эти дни она так привыкла к нему, что не обращала на него никакого внимания. Может быть, впервые за свой беличий век она встретила такого странного человека: прыгала чуть ли не возле самого его носа, а он только смотрел на нее и не шевелил даже пальцем. Вощин был рад своей потешной знакомке: она была единственным развлечением на его томительном посту.

Дом Вульфа, который отсюда, с этой высокой сосны, был отлично виден, безмолвствовал. Только утром и вечером появлялась во дворе фрау Герта, поила коров, давала им корм, а затем безвыходно скрывалась в доме.

Приказ она выполняла точно. Вощин был у нее, сказал, что в лесу произошел печальный случай, и муж ее задержан советской комендатурой. Но пусть она не волнуется: когда всё выяснится и станет ясным, что Вульф непричастен к происшествию, его, конечно, отпустят. Задержат его еще, видимо, на несколько дней. Фрау Герта побледнела и опросила, что же случилось в лесу? Да, просто, одна неприятность: в лесу был убит человек, а там в это время находился Вульф. Естественно, его задержали. В комендатуре встретился с ним гот майор, который с неделю назад был так любезно принят Вульфом в его доме, выразил сочувствие и попросил его, лейтенанта, уведомить об этом фрау Гарту. Но вот что: фрау Герта не должна пока что никуда выходить из дому. Так надо. В случае чего, лейтенант сам еще приедет к ней.

Прошел день и второй, а у дома лесника никто не появлялся. Неужели Либих всё еще не подозревает, что с Вульфом что-то неладно?.. Или лесник дня него не такая уж важная фигура?.. Не теряет ли Вощин понапрасну время? Но ему приказано быть здесь, пока майор Ярута не найдет нужным снять его а этого поста.

Лейтенант снова перевел взгляд на белку. Увлекшись, он не сразу заметил человека, появившегося у дома лесника. Человек уже подошел к калитке, загремел щеколдой. Залаяли собаки. На пороге появилась фрау Герта и почти бегом направилась к калитке. Отворила. Пришелец что-то сказал ей, она растерянно оглянулась вокруг и пропустила его в калитку. Зашли в дом.

Лейтенанта Вощина охватила внутренняя дрожь, хорошо знакомая рыболовам: клюнуло! Человек задержался в доме ровно десять минут. Фрау Герта проводила его до калитки, вытирая платком глаза. Значит, речь шла о её муже, пришелец интересовался Вульфом!

Вощин подождал, пока захлопнулась калитка, потом ловко спрыгнул со своего “наблюдательного пункта” и пошел следом за посетителем, укрываясь за придорожными кустами. Человек шел быстро, без оглядки. Один только раз он остановился, прислушиваясь к рокоту самолетов. Самолеты прошли над лесом тремя звеньями в сторону фронта, откуда доносился приглушенный гул орудий. Отсюда до переднего края было не меньше двадцати километров. Человек покачал головой. “Что, не нравится? Больше нравилось, когда вы хозяйничали в небе и крушили нашу землю?” — с невольным злорадством подумал Вощин.

Примерно через час они подошли к деревне. Лейтенант знал, что это деревня Вальддорф, вон видна усадьба генерала Шнейдера. И это еще больше убедило лейтенанта, что человек не случайно приходил к леснику. Следовать за ним дальше было бы опрометчиво, и Вощин задержался на опушке. Но не затеряется ли тот в деревне? Нет, улица прямая. Человек сперва свернул было к поместью Шнейдера, но тут же вернулся и пошел вдоль улицы. Через три двора он свернул вправо и зашел в каменный дом под красной черепицей.

— Куда это ты запропал на полдня? — спросил Зименко, как только увидел Кипке на дворе. — Коровы тут такой концерт дают, хоть уши затыкай! Плохо присматриваешь за хозяйским добром.

Кипке махнул рукой.

— Не может один человек быть и тут, и там в одно время.

— А куда ты ходил?

Кипке не успел ответить. На пороге появился генерал и, опускаясь с лестницы, позвал к себе батрака.

После этого Зименко больше не интересовался, куда и зачем ходил Кипке. Дело в том, что вскоре дал о себе знать лейтенант Вощин. Следя за домом под красной черепицей, он увидел появившегося на улице одного из солдат Зименко. Теперь лейтенант нашел возможным выйти из своего укрытия. Если даже чьи-нибудь глаза и наблюдают за окружающим, то его появление здесь вряд ли вызовет подозрение: есть же тут военные. Главное, не показывать виду и не выпускать из наблюдения дом под красной черепицей.

Вощин направился к поместью и тут встретился с солдатом.

— Сейчас сюда прошел немец — кто это? — спросил лейтенант.

— Да это ж работник этого… паразита, товарищ лейтенант.

— Хорошо. Передайте старшему сержанту: пусть немедленно отправит кого-нибудь к майору Яруте с этой вот запиской. В случае чего, меня ищите вон там, на опушке. Да, за этим работником пускай тоже присматривает.

…Зименко чувствовал себя чрезвычайно скверно. Кипке?.. Комрад Гриша — прохвост? Максим Петрович всегда горько переживал разочарование в близких людях. А Кипке он уже считал в какой-то мере близким человеком. И выходит — обманулся…

На хозяйственный двор в этот день старший сержант не пошел. Лег на кучу сена, расстегнул гимнастерку, подставил под теплое солнце нетронутую загаром грудь и задумался… Весна. На Черниговщине уже, конечно, пашут, сеют. Как они там справляются? Тракторов, понятно, нема, да и коней осталось мало. Да что коней — мужиков нема, подчистую война подмела, одни бабы в колхозе. Да, баба всё на свои плечи приняла в это лихое время. До чего ж хорошая ваша баба! Она всё может: и пашет, и сеет, и убирает, и мешки пятипудовые на своей хребтине таскает. Считай, всю войну она нас прокормила, наша славная баба. Извиняй меня, Марья, недооценивали мы тебя часто. Мужик он что, отработал день в колхозе, пришел домой — подавай ему вечерять и — в постель. А в субботу ты и воды ему согрей, и спинку помой, и сорочку чистую подай. И никогда мы и не подумаем: когда же ты должна всё это сделать? Не семь ведь жил у тебя? Ты же и в колхозе наравне с мужиком работаешь. А прибежишь домой — и постирать тебе надо, и хату привести в порядок, и поесть приготовить. А мы, мужики, еще и носом крутим: борщ не так сварила, вареники не по вкусу. Извиняй, Марья, с моей стороны такого свинства больше не будет. Приеду домой, заберем Галю и жизнь иначе построим, в полном равноправии и уважении…

Так размышлял старший сержант Зименко, лежа на сене и наблюдая за Кипке. За старым генералом нечего было смотреть: он опять забился к себе в угловую комнату и вряд ли выберется наружу до вечера.

Едва стемнело, Кипке тоже ушел к себе во флигелек, стоявший сразу же за хозяйственным двором и выходивший дверью в парк. Зименко устроился на своем постоянном месте в дальней комнате левого крыла главного здания, откуда ему хорошо было видно окно генерала.