Великий поход за освобождение Индии - Залотуха Валерий Александрович. Страница 18
Вдоль берега скакала на белой кобыле Наталья во взбившейся почти до паха юбке. Мельком глянув на Ивана и Брускина, она обернулась, посмотрела на преследующих ее верховых и засмеялась нехорошим женским смехом.
От волнения и обиды у Брускина задрожали губы, но усилием воли он взял себя в руки. Новик скрипнул зубами.
Южное предгорье Гималаев.
15 января 1923 года.
Слева от Новика стоял Шишкин, справа — большой деревянный ящик с ручкой, в котором были любовно уложены экзотические индийские фрукты.
Летчик Курочкин переводил полный сомнения взгляд с ящика на Шишкина и обратно, подумал и решил прибегнуть к эмпирике: вначале поднял с видимой на лице натугой ящик, затем, обхватив, поднял Шишкина, после чего поставил Новику условие:
— Или — это, или — это...
Шишкин улыбался, заправляя за пояс выбившуюся сорочку. Иван сосал в раздумье ус.
— О чем задумался, Иван Васильевич? — поинтересовался Шишкин, но Новик не отвечал, продолжая пребывать в глубоком раздумье, и улыбка стала таять на благостной физиономии индийского пленника.
Новик цокнул языком и сожалеюще взглянул на Шишкина.
— Да... Прости, Шишкин, но я Григорь Наумычу обещал...
— Иван Васильевич, а разве же вы мне не обещали?! — с отчаянием в голосе воскликнул Шишкин, но Новик не слышал.
— Ты же знаешь, как он свою бабулю любит, на дню по десять раз ее поминает...
— Иван Васильевич... Двадцать пять лет на чужбине... Заложник идеи... — потерянно бормотал Шишкин, ходя вокруг Новика.
— А потом — он наш комиссар, мне с ним жить, родине служить, а с тобой...
Шишкин на мгновение замер, резко вдруг повернулся и медленно пошел прочь. Руки его безвольно висели вдоль туловища, голова упала на грудь, плечи вздрагивали. Новик поглядел ему вслед и улыбнулся.
— Шишкин! Слышь! Шишкин!
Шишкин уходил. Иван догнал его, схватил за плечи, повернул к себе. Лицо Шишкина было мокрым от слез. Новик смотрел виновато.
— Да ты чего? Правда, что ль, поверил? Пошутил же я!.. Пошутил, понимаешь? Да перебьется бабуля на картошечке! Шишкин! Ну хочешь, дай мне в морду, если я тебя обидел, дай, а?
Шишкин вздохнул со всхлипом, шмыгнул носом и поднял на Новика глаза.
— Знаешь что, Иван Васильевич... — заговорил он шепотом.
— Ну чего, скажи? — просил Иван, виновато улыбаясь.
— Знаешь что...
— Да говори же!
— Никогда не садись со мной играть в карты! — предупредил Шишкин.
Аэроплан разбежался и полетел, и как только он оторвался от земли, десятки бегущих рядом туземцев закричали что-то хором и упали ниц.
ИДЕЯ ТАК НАЗЫВАЕМОЙ ВОЗДУШНОЙ ЭСТАФЕТЫ ПРИНАДЛЕЖАЛА НАРКОМВОЕНМОРУ ТОВАРИЩУ ТРОЦКОМУ. СУТЬ ЕЕ ЗАКЛЮЧАЛАСЬ В ТОМ, ЧТО НА СВОЕМ ПУТИ В ИНДИЮ УЧАСТНИКИ ВЕЛИКОГО ПОХОДА ОСТАВЛЯЛИ ЗАПАСЫ БЕНЗИНА, ЗАПЧАСТЕЙ, А В НЕКОТОРЫХ МЕСТАХ И ЗАПАСНЫЕ АЭРОПЛАНЫ. ТАКИМ ОБРАЗОМ, ВОЗДУШНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ, ХОТЯ И ОСТАВАЛОСЬ ОПАСНЫМ, НЕ ЗАНИМАЛО ТАК УЖ МНОГО ВРЕМЕНИ.
Москва. Кремль.
1 февраля 1923 года.
Под ногами противно хлюпала снежная юшка. Шмыгая носом, Новик открыл портсигар. Тот был пуст. Мимо проходил матрос в бушлате и клешах и дымил папиросиной.
— Браток, дай закурить, — обратился к нему Новик.
— Кури свои, кавалерия, — отозвался матрос на ходу.
— Мурга! [20] — кинул ему вслед Иван.
Матрос остановился, вернулся, протянул папироску.
— Так бы сразу и говорил, — сказал он понимающе.
Глядя ему вслед, Новик вытащил спичечный коробок и не обнаружил в нем ни одной спички.
— Товарищ, огоньку не найдется? — обратился он к невысокому сутуловатому человеку в сапогах, шинели без знаков отличия и форменной фуражке.
Незнакомец зажег спичку.
— Шашка у тебя хорошая, — сказал он, когда Новик прикуривал.
— Не шашка, а сабля, — поправил Иван и глянул удивленно на незнакомца.
Тот уже уходил. Иван догнал его, схватил за плечо.
— Постой! Ты же Ленин!
— Сталин, — ответил прохожий.
— Тьфу ты, — улыбнулся Новик, — я и хотел сказать. Это я потому перепутал, что в Индии ты у нас за Ленина идешь. Слушай, так ты же мне и нужен! Целый день по Кремлю вашему хожу как дурак. Ленин болеет, Троцкий в командировке, а ты вообще неизвестно где. Новиков моя фамилия, комдив Новиков. Из Индии я...
— Из Индии? — удивленно спросил Сталин.
— Из нее, матушки, — подтвердил со вздохом Иван.
Новик сидел за кухонным столом босой, с удовольствием шевелил пальцами ног и посматривал на стоящего у плиты Сталина.
— А я с утра еще на улицу Арбат ходил бабулю брускинскую проведать, — рассказывал он, заполняя паузу перед близкой выпивкой: на столе уже стояла бутылка коньяка. — Арбат, двенадцать, квартира сорок четыре, три звонка, мне Брускин прямо вдолбил в голову. Звоню три звонка... Выходит деваха кровь с молоком. Ну, думаю, ай да комиссар, шутник. “Здравствуй, говорю, Дора Соломоновна”. А она говорит: “Я не Дора Соломоновна, я Катя Пирожкова, а Дора Соломоновна уже полтора года как...” — Новик свистнул. — Окочурилась бабуля. Оно бы ладно, но как я Брускину про это скажу? Он ее знаешь как любит... Так людей не любят, не... Лошадей так любят. Да собак еще иногда...
Сталин поставил на стол сковороду с жареной картошкой, налил по половинке стакана коньяка и, глянув на Новика с пытливым интересом, спросил:
— Слушай, а ты всех на ты называешь?
— Всех, — кивнул Новик. — Царя и того... Да я без зла, само так выходит...
— Царя? — не поверил Сталин.
Новик не обиделся.
— Третьего Георгия я в Галиции получал. И он туда приехал, вручать. Не мне одному, конечно, много нас было. И он каждому по Георгию вручил, по четвертному дал и трижды каждого в усы поцеловал. Подходит мой черед. Я на него зенки пялю. Он говорит: “Чего так смотришь, казак?” А я говорю: “Похож”. Он говорит: “На кого?” Я говорю: “Живет у нас в деревне один мужик, все говорили — похож на тебя”. А генералы рядом стоят — аж позеленели, как индийские лягухи! А царь спрашивает: “Ну и что, похож?” Я говорю: “Вылитый наш сапожник Матвей Фролов!”
— А он? — Сталина эта история очень заинтересовала.
— А он чего? Засмеялся, дал мне Георгия, ассигнацию, поцеловал и дальше двинул...
— Давай выпьем за Индию, — предложил Сталин.
— За Индию... — Новик подумал и согласился. — За Индию...
Они чокнулись, выпили, склонились над сковородой.
— Картошечка — хорошо... — одобрил Иван. — Там тоже есть, батат называется. Я не люблю — сладкая. Вроде как наша подмороженная.
— Ну а народ как там?
— Народ? Да теленок он, а не народ! Есть, правда, там сикхи, эти ребята боевые, по мне, а так — слишком добрые, слишком... И верующие до ужаса. Тридцать три миллиона богов, и каждому молятся.
— Тридцать три миллиона? — Сталин покачал головой.
— Тридцать три миллиона, — подтвердил Новик. — Вот и поговори с ним, с индусом... Ты ему про Будду, он тебе про Шиву, ты ему про Вишну, он тебе про Кришну!
— У нас легче... — задумчиво сказал Сталин.
— Намного, — согласился Иван.
— А англичане как? — с интересом спросил Сталин.
Новик мотнул головой.
— За жизнь свою трясутся! Чуть что: “Я подданный английской королевы!”
— А ты?
Иван улыбнулся.
— Тут уж рубишь и знаешь, кого рубишь.
Сталин засмеялся. Было видно, что Новик ему нравится.
— Но народ культурный, англичане, тут ничего не скажешь, — продолжил Новик про англичан.
Но Сталин не захотел больше про них слушать, налил по полному стакану коньяка.
— Слушай, у тебя кличка есть?
— Новик... — пожал плечами Иван.
— А я Коба. Зови меня так.
— Как? — нахмурился Новик, и рука его сама потянулась к сабле.
— Коба.
— А я подумал — кобра. А то я этих гадов... Давай, Коба.
20
Индийское ругательство.