Великий поход за освобождение Индии - Залотуха Валерий Александрович. Страница 29

Нетопырь безмолвствовал и не шевелился, продолжая немигающе смотреть на Ивана.

Иван вновь громко и протяжно вздохнул.

— Эх, Владимир Ильич, Владимир Ильич...

Штат Карнатака. Селение Мульджи.

29 апреля 1935 года.

Крокодил был распято подвешен за передние лапы на специально для этого дела сооруженной перекладине. Орудуя острейшим самодельным ножом, Иван сноровисто обдирал его, насвистывая жизнерадостно марш из “Аиды”.

— Раджпут-синг! — услышал он за спиной женский голос и обернулся.

Пожилая худая женщина, сложив ладони, приветствовала его. Иван воткнул нож в густо-красное с желтизной крокодилье мясо, обтер ладони о передник и приветствовал женщину ответно. На ладонь женщины был намотан конец веревки, за которую был привязан большой серый козел.

— Купи козла, Раджпут-синг, — просила женщина, ласково глядя Ивану в глаза.

Новик насмешливо посмотрел в зеленые, с искрой козлиные глаза и спросил:

— Зачем он мне?

— Ты будешь ловить на него крокодилов, Раджпут-синг, — с готовностью ответила женщина.

— Я ловлю крокодилов на куриц, — объяснил Иван.

— Я знаю. И хорошо ловишь. Но он такой жирный. Ты будешь ловить на него самых жирных крокодилов.

— А почему ты его продаешь?

— Коз у нас забрали по налогам, Раджпут-синг, и теперь он бодается и лезет на всех женщин. Мы не можем работать в огороде.

Иван улыбнулся.

— Неужели на всех, Бимала?

Женщина смущенно улыбнулась, прикрывая ладонью беззубый рот.

— Даже на меня, старую. А ты мужчина, Раджпут-синг, на тебя он не полезет.

— Он бодается, я боюсь, — пошутил Иван.

Женщина была серьезна.

— Нет, Раджпут-синг, ты смелый мужчина, это все знают.

— Мне не нужен твой козел, Бимала.

— Я возьму за него самую маленькую монетку, всего лишь одну ану.

Ивану, похоже, надоел этот разговор.

— Я дам тебе целую рупию, Бимала, но твой козел мне не нужен. — Он повернулся к крокодилу и продолжил свое дело...

Когда он встряхнул свежеснятую крокодилью шкуру и повернулся, то увидел привязанного у двери его хижины козла, который смотрел на Ивана нагло и вопросительно.

Ночью Иван скрытно лежал за кустом и наблюдал за привязанным у самого берега козлом. Тот метался на привязи и орал так, что окрестные джунгли испуганно притихли. Иван досадливо сплюнул, поднялся и проговорил в сердцах:

— Если ты так будешь орать, крокодилы вообще уйдут из нашей реки.

Иван сидел на крыльце своей хижины, курил трубку гергери и посматривал на луну. Козел обгладывал растущий рядом куст.

— Что-то не летит Владимир Ильич, — встревоженно произнес Иван. — Третью ночь уже. Не было еще такого...

Козел заблеял вдруг басом. Иван раздраженно глянул в его сторону, и лицо его осенила догадка. Теперь он смотрел на козла пристально и удивленно.

— Так это ты? — прошептал Иван, и ноги сами подняли его. — Ну, здравствуй...

Штат Карнатака. Селение Мульджи.

22 июня 1941 года.

Лил и лил дождь, жидкая красная грязь плыла по пустынной сельской улице. Иван сидел у открытой двери на чурбачке и читал старую, ветхую на сгибах “Хинду пэтриот”. Сначала он по слогам прочитывал слова на хинди, потом, тараща от усердия глаза и обильно потея, переводил на русский.

— “Германская авиация бомбила Варшаву и другие польские города, и в течение одной недели немцы заняли всю территорию этой страны”. Не мы, так германцы ляхов двинули. Поделом им, поделом шепелявым, — прокомментировал Иван.

Он выставил наружу ладонь, хлебнул с нее дождевой воды и посмотрел на прохаживающегося по лачуге взад-вперед козла.

— Так это когда было, считай, год назад. А сейчас там чего? Пройдут дожди — поеду в город, новую газету куплю.

Козлу это почему-то не понравилось, он склонил голову и ткнул Ивана рогами в бок.

— Ну, черт! — заворчал Иван. — Сейчас вот звездану промеж рогов, так на задницу и сядешь! Слухай политинформацию дальше.

Там же.

3 июля 1941 года.

Последним Иван надел буденовский шлем, отдал козлу честь и улыбнулся.

— Гожусь еще?.. Без тебя знаю, что гожусь!

Иван был в полной кавалерийской амуниции, в шинели, в сапогах со шпорами, с саблей Ахмада Саид-хана на одном боку, с наганом в кобуре на другом, с кавалерийским карабином за спиной.

— А ты без меня не тоскуй. Бимала тебя кормить будет, я ей денег дал. Ты только не лезь на старую, ладно? Ну, не кручинься, не кручинься, сам понимаешь — надо. — Иван потрепал козла по загривку и поморщился. — Ох и вонюч ты, Володька...

Город Вадодар.

3 августа 1941 года.

Иван расплатился с рикшей, вытащил из коляски большой, перетянутый ремнями сверток. Посреди глухого мусульманского дворика под большой шелковицей играли дети. Увидев чужого, к тому же — сикха, они звонко закричали и побежали в дом. Тотчас на открытую веранду вышел Колобок, босой, бритый наголо, в распахнутом халате. Пристально и безмолвно он смотрел на Ивана.

Они сидели на полу за низеньким столиком и молча смотрели друг на друга. Бесшумно вошла женщина в парандже и поставила на стол поднос с чайником, пустыми пиалами и одну пиалу с изюмом и так же бесшумно удалилась.

— Не женился? — спросил Колобок.

Иван молча мотнул головой, не желая разговаривать на эту тему.

— Против Натальи, конечно, они... А у меня теперь две, эта вторая...

— Петр, — перебил его Иван, — ты слыхал, что у нас?

— Слыхал, война... — кивнул Петр и усмехнулся. — Как услыхал, так и подумал: не утерпит Новик, прискочит.

Иван с надеждой посмотрел на Колобкова. Тот усмехнулся снова и отвернулся.

— Пойдем? — тихо спросил Иван.

— Куда? Зачем?! — возвысил голос Колобков. — Добровольно под расстрел идти?!

— А может, на войну спишут, а?

— Спишут! Я видел, как списывали...

— Я все рассчитал, Петь! Отсюда до Бомбея поездом, там на пароход кочегарами, а там через Черное море в Крым переправимся, лошадей купим и...

— Теперь другая война, Иван! — оборвал Новика Колобок. — Да и, пока дойдем, германец уже Москву возьмет, это и дураку ясно.

— Так тогда мы и пригодимся! — воскликнул Иван. — Погуляем по тылам! Неужто мы колбасникам этим, душам гороховым, на своей земле сопатку кирпичом не натрем?! — Иван замолк, успокаиваясь, и прибавил тихо с надеждой: — А нас за то, может, обратно пустят...

Колобок молчал, опустив голову.

— Я ж все-таки со Сталиным выпивал, я б его попросил за всех наших...

Колобок поднял голову.

— Ты Ленина просил один раз подмогу нам прислать!

— Ленина не трожь, — нахмурившись, предупредил Иван. — Чего ты про Ленина знаешь?..

— Знаю... Ты с какого года в партии? — спросил Колобок с напором.

— С двадцать третьего, а что?

— А я с восемнадцатого! Поболе твоего знаю! У меня три ранения, четыре контузии, две почетные грамоты от товарища Троцкого! — орал Колобок.

— Ну и засунь их себе в задницу! — тоже заорал Новик.

Стало вдруг тихо.

— Ты, Иван, не груби, — тихо попросил Колобков. — Хоть ты и сикх, в своем дому я тебе грубить не позволю... Сколько я горбил, наживая все это? Шестеро детишков, две жены, почет кругом, уважение — и теперь все брось?

— Петр...

— И не Петр я, а Сулейман.

— Не поедешь?

— Нет.

Иван громко и даже как будто облегченно вздохнул.

— Ну, на нет и суда нет.

Он потянулся к своей поклаже, сунул в нее руку, вытащил бутылку рисовой водки и, ничего не говоря, стал деловито выбивать пробку. Колобков поднялся, вышел и тут же вернулся и поставил на стол блюдо с холодным, нарезанным кусками мясом.

— Убери, я конину не ем. — Иван наливал водку в свою пиалу.

— Да это не конина, баранина.